Мемуары генерала барона де Марбо

/

значались для шуток, генерал Мезон приказал расстрелять всех немедленно. Некоторое время подобные грабители отсутствовали, но вскоре снова появились.

9 декабря мы прибыли в Вильно, где существовало несколько складов, но герцог Бассано и генерал Хогендорп отбыли по направлению к Неману, и никто не давал никаких приказов... Так что здесь, как и в Смоленске, администраторы для выдачи провизии и одежды требовали, чтобы им выдавали расписки и квитанции по всем правилам, а это было почти невозможно по причине неразберихи, царившей едва ли не во всех полках. Из-за этого мы потеряли драгоценное время. Генерал Мезон приказал силой открыть несколько складов, и войска получили кое-какую провизию и одежду но все оставшееся на следующее утро захватили русские. Солдаты из других корпусов разбрелись по городу в надежде, что их примут к себе жители, но жители, которые полугодом раньше всячески приветствовали французов, на этот раз закрыли перед ними двери своих домов, как только увидали, что французы в беде! Только евреи приняли тех солдат и офицеров, у кого было чем расплатиться за временное гостеприимство.

После неудач на складах и в частных жилищах огромное большинство голодных людей бросилось к госпиталям, и они вскоре были забиты до отказа, хотя там тоже не было достаточно провизии для всех несчастных. Но здесь они, по крайней мере, были защищены от суровых холодов. Однако эта ненадежная защита привела более 20 тысяч больных и раненых, среди которых было 200 офицеров и 8 генералов, к решению не идти дальше! Их моральные и физические силы были истощены.

Лейтенант Эрну, один из самых сильных и смелых офицеров моего полка, был настолько обескуражен тем, что он видел на протяжении нескольких дней, что лег в снег, и ничто не могло заставить его подняться. Там он и умер! Многие военные всех чинов застрелились, чтоб положить конец своим несчастьям.

В ночь с 9-го на 10 декабря при 30-градусном морозе несколько казаков начали стрелять у ворот Вильно. Наши люди решили, что перед ними вся армия Кутузова, и в ужасе бросились прочь из города. Я сожалею, но мне приходится сказать, что среди них был и король Мюрат: он отбыл, не отдав никакого приказа. Маршал Ней остался, организовал отступление наилучшим возможным образом, и мы покинули Вильно утром 10-го, оставив там, помимо большого количества людей, артиллерийский парк и часть армейской казны.

Едва мы вышли из Вильно, как бессовестные евреи набросились на французов, которых они приняли в своих домах, и стали отнимать у них те малые деньги, какие у тех были. Они отняли у них также одежду и выбросили их в окна голыми! Несколько офицеров русского авангарда, в этот момент вошедшего в город, были настолько возмущены такой жестокостью, что приказали убить множество этих мерзких евреев.

В разгар всей этой суматохи маршал Ней переместил по направлению к дороге на Ковно все, что смог привести в движение, но едва только он прошел 1 лье, как на его пути встретилась высота Понари. Этот холм, который в любых других обстоятельствах колонна миновала бы, не обратив на нее внимание, стал серьезным препятствием, потому что лед, его покрывавший, сделал дорог)' настолько скользкой, что тягловые лошади были не в состоянии поднять на холм повозки и фургоны! То, что оставалось от армейской казны, должно было бы попасть в руки казаков. В этот момент маршал Ней приказал открыть сундуки и позволил французским солдатам рыться в них. Этот мудрый поступок, причин коего г-н де Сегюр, возможно, не знал, заставил его позже говорить, что войска ограбили императорскую казну. В Военном наблюдателе¹¹⁵ того времени я встречал также следующую фразу г-на де Сегюра: «После отъезда императора большая часть армейских полковников, которыми до той поры восхищались, видя, как они еще идут вместе с четырьмя или пятью оставшимися офицерами или солдатами за своим орлом, больше не прислушивались ни к чьим приказам, кроме своих собственных... Были люди, которые проделали 200 лье, не поворачивая головы!» Я свидетельствую, что маршал Ней, увидев однажды, как в бою погибли полковник и начальник батальона полка, в котором насчитывалось всего лишь 60 человек, понял, что подобные потери помешают реорганизации армии, и приказал перед лицом врага оставлять в строю только то количество высших офицеров, какое будет пропорционально количеству солдат в подразделении.

За много дней до нашего прибытия в Вильно из-за сильных холодов мы потеряли многих лошадей моего полка. Это мешало ехать верхом тем, кто у нас еще оставался, и поэтому мои кавалеристы шли пешком. Я бы очень хотел двигаться так же, как они, но моя рана мешала мне, и я приказал запрячь одну из моих лошадей в сани. Вид этого нового способа передвижения навел меня на мысль о том, что этим же способом удастся спасти и моих больных, а их стало очень много. Поскольку в России даже в самом бедном жилище всегда можно найти сани, у меня их вскоре была их добрая сотня. В каждые сани запрягли одну лошадь, и на одних таких санях можно было спасти двоих людей. Такой способ передвижения показался столь удобным генералу Кастексу, что он разрешил мне посадить в сани и всех остальных кавалеристов. Начальник эскадрона г-н Монжино, ставший полковником 24-го конно-егерского полка с того момента, как г-н А*** был произведен в генералы, получил такое же разрешение, и все, кто оставался от нашей бригады, запрягли лошадей и составили караван, передвигавшийся в большом порядке.

Вы, конечно, думаете, что, двигаясь таким образом, мы теряли возможность защищаться. Но вы ошибаетесь, потому что на льду мы были гораздо сильнее, имея сани, которые везде могул проехать, причем оглобли поддерживают лошадей, чем если бы мы оставались на лошадях, скользящих и падающих на лед на каждом шагу!

Дорога была покрыта брошенными ружьями, поэтому многие наши егеря подобрали по два ружья, кроме того, сделали большой запас патронов, так что, когда казаки осмеливались к нам приближаться, мы их встречали самым оживленным ружейным огнем и быстро их отгоняли. Впрочем, наши кавалеристы сражались при необходимости и в пешем строю. Вечером из саней мы образовывали большое каре, а в середине его разжигали наши костры. Маршал Ней и генерал Мезон часто приезжали провести ночь в подобном месте, где они были в безопасности, потому что из вражеских войск нас преследовали только казаки. Наверняка это был первый случай, когда арьергард передвигался на санях, но, поскольку мороз делал любой другой способ передвижения невозможным, у нас он очень хорошо получался.

Таким образом мы продолжали отступать вплоть до 13 сентября, когда наконец мы увидели Неман и Ковно, последний российский город. В этом самом месте шестью месяцами раньше мы вошли в империю русских царей. Сколько изменилось с той поры! Какие громадные потери понесла французская армия!

При своем вступлении в Ковно вместе с арьергардом маршал Ней в качестве гарнизона нашел в этом городе небольшой батальон из 400 немцев. Он присоединил их к своим подразделениям, чтобы защищать город как можно дольше и дать таким образом раненым и больным возможность выехать в направлении Пруссии. Узнав о приходе Нея в Ковно, король Мюрат отбыл в Гумбиннен.

14 декабря казаки Платова, за которыми следовали два батальона русской пехоты, ехавшие вместе со своими пушками на санях, появились перед городом Ковно и атаковали его в нескольких пунктах. Однако маршал Ней с помохцью генерала Жерара дал им отпор и продержался в городе до ночи. После этого он приказал нам переправиться через Неман по льду и покинуть Россию.

Мы были в Пруссии — стране союзников. Маршал Ней, сраженный усталостью, больной и считавший, впрочем, что кампания уже закончилась, вскоре покинул нас и отправился в Гумбиннен, где собрались все маршалы. Начиная с этого момента в армии больше не было командующего и остатки каждого полка шли отдельно друг от друга, продвигаясь вперед по прусской территории. Русские, находившиеся в состоянии войны с этой страной, имели бы право преследовать нас на ее территории, но были удовлетворены тем, что отвоевали свою землю, и, не зная к тому же, должны ли они были вступить в Пруссию как союзники или как враги, предпочли дождаться приказаний своего правительства и остановились на Немане. Мы воспользовались их колебаниями, чтобы направиться в сторону городов Старой Пруссии.

Немцы обычно очень человечны, к тому же у многих из них были родственники и друзья в полках, отправившихся вместе с французами на Москву, поэтому они приняли нас довольно хорошо. И должен признаться, что, проспав несколько месяцев под открытым небом, я с большим наслаждением поселился в теплой комнате, где мог спать в хорошей постели! Но этот внезапный переход от ледяного бивуака к хорошей жизни, так давно уже забытой, сделал меня тяжело больным. Почти вся армия испытала то же, и эффект был таким же: мы потеряли многих, среди них генералов Эбле и Ларибуасьера,

Несмотря на приличный прием, который пруссаки нам оказали, они, вспоминая свое поражение при Иене и то, как обращался с ними Наполеон в 1807 году, опустошив часть их королевства, втайне ненавидели нас и могли бы обезоружить и задержать по первому сигналу своего короля. Генерал Йорк, командующий многочисленным прусским корпусом и стоявший лагерем между Тильзитом и Ригой, только что заключил сепаратный мир с русскими и отстранил от командования маршала Макдональда, однако остатки совести не позволили ему арестовать этого французского военачальника. Пруссаки всех классов аплодировали предательству генерала Йорка, и, поскольку провинции, по которым в этот момент проходили больные и безоружные французские солдаты, были полны прусскими войсками, вполне могло случиться, что жители страны попытались бы захватить нас, если бы не боялись за своего короля, находившегося в Берлине в окружении французской армии под командованием маршала Ожеро. Это опасение и то неодобрение, какое прусский король (единственный честный человек в своем королевстве) выразил генералу Йорку, приказав его судить и приговорить к смерти за государственную измену, помешало всеобщему восстанию против французов, чем мы и воспользовались для того, чтобы уйти и достичь берегов Вислы.

Мой полк перешел Вислу возле крепости Грауденц, того самого пункта, где мы проходили, отправляясь в Россию, но на этот раз переправа оказалась гораздо более опасной. Дело в том, что за несколько лье от этого места вверх по течению уже начиналась оттепель, поэтому лед был покрыт целым футом воды и был слышен ужасный треск льда, предсказывавший общий ледоход. Добавьте к этому, что я получил приказ перейти реку незамедлительно среди ночи, в полной темноте, поскольку генералу в этот момент сообщили, что прусский король покинул Берлин, чтобы укрыться в Силезии среди довольно большой армии. В связи с этим население начинало волноваться, и следовало опасаться, как бы пруссаки не пошли на нас, когда начавшийся ледоход помешает нам переправляться через Вислу. Следовательно, надо было незамедлительно встретить эту опасность. Опасность была огромна, поскольку перед Гра-уденцем река очень широкая, а во льду были многочисленные большие трещины, лишь с большим трудом заметные при свете огней, зажженных на обоих берегах.