Мемуары генерала барона де Марбо
Шрифт:
Начальником штаба императора был маршал Бертье, не покидавший Наполеона со времен знаменитой Итальянской кампании 1796 года. Это был способный человек, очень точный, преданный, однако он часто испытывал на себе приступы императорского гнева и поэтому так боялся Наполеона, что взял за правило никогда не брать на себя инициативу, не задавать никаких вопросов и ограничиваться исполнением приказов, которые он получал в письменной форме. Эта система, обеспечивавшая хорошие отношения между начальником штаба и императором, была крайне вредна с точки зрения интересов армии. Дело в том, что, несмотря на огромную активность и великие способности Наполеона, физически он был не в состоянии видеть все и заниматься всем, поэтому если он забывал что-то важное, то ничего и не делалось. <
Похоже, именно это и произошло при Лейпциге,
Союзники понесли такие большие потери, что, чувствуя невозможность вновь начинать сражение, они не осмеливались снова атаковать нас и сами готовы были к отступлению, как вдруг заметили, что большие армейские обозы направились к Вайсенфельсу через Линденау. Тогда они поняли: Наполеон готовится к отступлению, и сами начали приготовления к тому, чтобы воспользоваться теми благоприятными возможностями, какие им могло предоставить это передвижение французской армии.
Самым ужасным моментом при отступлении, особенно для командиров корпусов, является минута, когда надо расставаться с ранеными, которых приходится' оставлять на милость врагов, а враги часто совершенно безжалостны и грабят либо приканчивают несчастных тяжелораненых, поскольку они не могут двигаться вместе с остальными. Но хуже всего — это оставлять раненых валяться на поле боя. Я воспользовался ночью, чтобы приказать моим солдатам собрать всех раненых нашего полка. Я собрал их в двух соседних домах, прежде всего для того, чтобы в первый момент укрыть их от ярости пьяных врагов, которые займут этот пункт, а во-вторых, для того, чтобы дать им возможность помогать и поддерживать друг друга морально. Один младший хирург, г-н Борде-нав, предложил оставить его вместе с ранеными. Я согласился и после заключения мира добился награждения этого уважаемого доктора орденом Почетного легиона. Его заботы спасли жизнь многим солдатам.
Тем временем корпуса пришли в движение, чтобы покинуть поле битвы, ставшее свидетелем их славы и залитое кровью наших храбрецов! Император Наполеон оставил свой бивуак в 8 часов вечера, въехал в город и остановился в гостинице на бульваре Конского рынка. Отдав несколько приказаний, Наполеон отправился с визитом к уважаемому королю Саксонскому. Он нашел его за приготовлениями к отъезду.
Этот король был нашим другом. Он был уверен, что монархи-союзники отнимут у него его королевство, чтобы наказать его за непоколебимую преданность по отношению к французскому императору. Но больше всего огорчала его мысль о том, что его собственная армия обесчестила себя, перейдя на сторону врага. Наполеон не мог утешить этого достойного старца и лишь с большим трудом убедил его остаться в Лейпциге, в своем государстве, и послать одного из своих министров к союзникам, чтобы попросить о мирном соглашении.
После того как этот посланник отбыл, император простился со престарелым королем Саксонии, с его супругой и с принцессой — их дочерью, являвшейся прекрасным образцом всех достоинств дочери и аристократки. Эта храбрая юная девушка последовала за своими родителями на поле битвы, под огонь вражеских пушек. Разлука была тем более трогательной, что стало известно: союзники отказываются брать на себя какие-либо обязательства относительно будущей судьбы саксонского монарха... Так что этот король вскоре должен был оказаться в их власти... А он владел такими прекрасными провинциями... Сколько причин для того, чтобы его враги оказались безжалостными!
Примерно в 8 часов вечера началось отступление. Впереди шли корпуса маршалов Виктора и Ожеро, лазареты, часть артиллерии, кавалерия и Императорская гвардия.
В то время как эти войска проходили через пригород Линденау, маршалы Ней, Мармон и генерал Рейнье охраняли Галлеское и Розенталь-ское предместья. Корпуса Лористона, Макдональда и Понятовского вошли друг за другом в город и остановились внутри укреплений, в стенах которых были бойницы. Диспозиция предписывала нашему арьергарду оказывать упорное сопротивление, что позволило бы армии отступать в полном порядке. Тем не менее Наполеон, желая спасти город Лейпциг от того ужаса, который всегда сопровождает уличные бои, разрешил городскому магистрату обратиться к союзным монархам с просьбой заключить перемирие на несколько часов, чтобы обеспечить
эвакуацию города. Это филантропическое предложение было отклонено, и союзники в надежде на то, что во французском арьергарде случится неразбериха, а они воспользуются беспорядком, без колебаний подвергли полному разрушению один из самых больших и красивых городов Германии!Именно в этот момент многие возмущенные французские генералы предложили императору обеспечить отступление армии, собрав ее внутри города, и поджечь его пригороды, за исключением пригорода Линденау, через который наши войска будут выводить из Лейпцига, в то время как пожары приостановят продвижение неприятеля.
Я думаю, что отказ противника на то, чтобы отступление осуществлялось без боя, давал нам право использовать любые возможные способы защиты. В подобных случаях самым надежным был огонь, и поэтому мы должны были бы воспользоваться им. Однако Наполеон отказался, и его излишнее великодушие стоило ему короны, потому что возобновившееся сражение заставило его потерять почти столько же людей, сколько он потерял в только что закончившейся трехдневной битве. Следующее сражение оказалось для нас даже более губительным, потому что оно внесло дезорганизацию в ряды армии. Без этого нового боя армия могла бы дойти до Франции, еще сохраняя свое могущество. Впрочем, ожесточенное сопротивление, оказанное нашими немногочисленными отрядами армии союзников в течение трех последующих месяцев, в достаточной степени продемонстрировало, что мы могли бы сделать, если бы все французские воины, уцелевшие в большом сражении, перешли через Рейн, сохранив оружие и порядок! Франция, возможно, избежала бы вторжения.
Но все оказалось совсем иначе. В то время как Наполеон, движимый слишком рыцарским великодушием, а оно, с моей точки зрения, в данных обстоятельствах заслуживало порицания, отказался отдать приказ о сожжении города, что должно было бы обеспечить отступление части его армии, наследный принц Швеции, презренный Бернадотт, слегка порицая ожесточение, проявленное его новыми друзьями в убийстве французов, бывших его соотечественников, двинул все войска, находившиеся под его командованием, против Таухского предместья Лейпцига, овладел этим предместьем и вышел на бульвары и улицы города.
Действуя по его примеру, Блюхер и его пруссаки, а также русские и австрийцы проделали то же самое, атакуя со всех сторон тылы французских колонн, отступавшие по направлению к мосту Линденау. И, наконец, в довершение всего ожесточенная стрельба возникла возле этого моста через Эльстер. Это был единственный мост, остававшийся в распоряжении наших войск! Это стреляли батальоны саксонских гвардейцев. Будучи оставленными в городе при своем короле и сожалея, что не смогли дезертировать вместе с другими полками саксонской армии, они хотели теперь доказать свой немецкий патриотизм, атакуя сзади французов, проходивших по дворцовой площади, а во дворце была резиденция их монарха! Напрасно этот несчастный и достойный король вышел на балкон дворца и, стоя под пулями, кричал своим офицерам и солдатам: «Убейте меня, подлецы, трусы!.. Убейте вашего короля, чтобы он не был свидетелем вашего бесчестья!» Подлые саксонцы продолжали убивать французов! Тогда полный возмущения король Саксонии вернулся в свои апартаменты, схватил знамя своей гвардии и бросил его в огонь!
Низкой трусливой местью нашим солдатам в этих тяжелых обстоятельствах оказались действия одного баденского батальона, давно известного своей трусостью и по этой причине оставленного во время большого сражения в городе, чтобы рубить дрова, необходимые для выпечки хлеба! Эти подлые баденцы, скрывавшиеся за окнами и стенами громадной пекарни, тоже стреляли в наших солдат и убили очень многих! Однако французы смело сопротивлялись и защищались внутри домов. Хотя все союзнические армии уже вошли в город и заняли бульвары и главные улицы, наши войска, несмотря на громадные потери, оставляли свои позиции лишь пядь за пядью, отступая в полном порядке по направлению к большому мосту через Эльстер в Линденау.
Императору лишь с большим трудом удалось выбраться из города и прибыть в пригород, через который выходила наша армия. Он остановился и спешился на последнем мосту, называющемся «Мельничным». Только в этот момент Наполеон приказал заминировать большой мост. Отсюда император обратился к маршалам Нею, Макдональду и Поня-товскому и приказал им удерживать город в течение еще одних суток или, по крайней мере, до ночи, чтобы дать возможность артиллерии, а также обозу и арьергарду время, необходимое, чтобы пройти через этот пригород и переправиться через мосты. Но едва император вновь сел на лошадь и вскачь помчался по дороге на Лютцен, как послышался ужасный взрыв!