Мемуары генерала барона де Марбо
Шрифт:
Марбо принадлежал к тому поколению, которое было лишь ненамного старше великих событий 1789 года. Для этого поколения революция, можно сказать, ускорила ход времени, потому что здесь надо обязательно заметить: среди тех, кто, будучи предан воинскому ремеслу, нес столь высоко и столь далеко славу Франции, не все были столь же удачливы, как юный Марбо. Самым храбрым приходилось дорого платить прежнему режиму за «вину» иметь темное происхождение и родственников без дворянского герба. Иногда им оставалось лишь ждать по 15 и по 20 лет свои первые эполеты. Многие из них покидали армию, так и не получив заслуженного повышения. Именно так Массена ушел из армии 10 августа 1789 г., прослужив 14 лет в качестве солдата и унтер-офицера. Монсей затратил 13 лет на то, чтобы достичь звания младшего лейтенанта. Сульт 10 лет носил ружье простого солдата. Бернадотт стал младшим лейтенантом лишь после того, как провел 10 лет в полку. Как только началась революция, ему понадобилось едва ли вдвое большее время для того, чтобы из младшего лейтенанта превратиться в наследного принца Швеции. Марбо, бывший в 1799 г. солдатом, в 1807 г. стал уже капитаном. Его карьере помогли пушки, захваченные им у австрийцев в блестящей кавалерийской атаке во время второй Итальянской кампании. Ему не забыли также его энергичную службу в качестве адъютанта маршала Ожеро во время битвы при Аустерлице. При Эйлау он был уже капитаном. Во время битвы при Эйлау, в самый критический момент этого кровавого дня, Ожеро приказал Марбо как можно быстрее пробраться на позицию, еще занимаемую 14-м линейным полком, окруженным со всех сторон огромными толпами русских. Адъютант Ожеро должен
Когда генерал Марбо рассказывал этот драматический эпизод наших великих войн, он всегда говорил об этом с волнением, которое передавалось окружающим. Здесь самое место отметить остроумие, пыл, оригинальность и яркость, являвшиеся неотъемлемой частью его рассказов о военных событиях, где он принимал участие. Он любил говорить только о них. Точность языка, сила слога, обилие ярких образов, четкость в словах и связность точно структурированного повествования и способность несколькими штрихами придать выразительность картинам, которые он хотел нарисовать, дали генералу Марбо возможность заинтересовать военными сценами самых безразличных или самых скептически настроенных людей. Его голос, жесты, яркий стиль, живая речь, искренняя теплота подлинных воспоминаний — все это делало его одним из столь трогательных и редких рассказчиков, умеющих смешивать очарование личных воспоминаний с интересом и важностью исторических событий.
Марбо оставил несколько томов рукописных воспоминаний, которые полностью известны лишь его супруге. Его доверие и дружба неоднократно давали нам возможность получить представление об этой редкой и любопытной работе, а она была главным трудом его бодрой старости. Мы не будем забегать вперед, говоря о выходе в свет этих воспоминаний, считая, что они появятся достаточно скоро и в полном виде. Начиная от битвы при Эйлау до Ватерлоо заслуги Марбо достаточно широко известны, чтобы было необходимо подробно напоминать о них. Лучше подождать, пока он сам о них расскажет. Из штаба маршала Ожеро в 1808 г. Марбо переходит в штаб маршала Ланна, а в 1809 г. — в штаб маршала Массены. Под командованием этих двух знаменитых военачальников он участвует в двух первых Испанских кампаниях. 1 декабря 1808 г. он был ранен сабельным ударом при Агреде, затем получил сквозное пулевое ранение при осаде Сарагосы и в том же году штыковое ранение в бедро и огнестрельное ранение в руку при Цнайме, в тог самый момент, когда было только что подписано перемирие, а его послали в качестве парламентера для обеспечения переговоров двух вражеских армий о прекращении огня. Как можно заметить, Марбо получает раны везде, и везде он снова возвращается в строй. Никогда он не задерживается в лазарете так надолго, как на поле битвы. От последствий этих ранений его выручает крепкое здоровье. Само его выздоровление носит героический характер. Его смелость и воинский талант спасают его от неудач. Маршалы, командующие армейскими корпусами, находящимися в трудном положении, — все они хотят иметь Марбо в своих штабах, независимо от того, ранен он или здоров. Понятно, что эти маршалы ищут в нем не только бесстрашного воина с саблей в руке, но и серьезного, образованного офицера, великолепного советника, человека, полного здравого смысла, умного, находчивого, чей разум подчинен смелости, а спокойствие — принятию взвешенных решений. Все эти качества вызывают доверие генералов к молодому Марбо, и они часто останавливают на нем свой выбор. Так проходят десять первых лет его военной карьеры. Он участвует в военных кампаниях под командованием самых известных военачальников Наполеона. Он учится в великой школе — школе императора, наблюдая с близкого расстояния во многих памятных военных кампаниях сильные и слабые стороны этого великого искусства, полного успехов и неудач, расчета и непредвиденных обстоятельств, великих идей и несчастных случаев. Он овладел секретом этого искусства, и сам сумел поделиться с нами этим секретом в своем посмертном откровении, право унаследовать которое и впервые им воспользоваться он оставил своей супруге.
В 1812 г. капитан Марбо окончательно покидает маршальский штаб. Мы вновь находим его во главе кавалерийского полка (23-го конно-егерского), которым он прекрасно командует на протяжении всей Русской кампании. На Березине именно он защищает переправу наших войск, насколько это делает возможным несчастная судьба Франции. Именно он участвует в отражении вражеских сил, стремящихся раздавить героиче-
Мемуары генерала барона де Марбо
ские остатки наших войск. При Якубове и во время переправы через Березину он ранен выстрелом и ударом пики. Через несколько месяцев, едва выздоровев, он получает в грудь башкирскую стрелу во время сражения при Лейпциге. В битве при Ханау — последнем бою, который наши войска провели на немецкой земле, — к полковнику Марбо возвращается удача, при взрыве зарядного ящика он всего только легко ранен. И, наконец, при Ватерлоо, во время атаки своего полка он получает удар английской пики, а затем, после замечательных подвигов, еще одну рану, но она не оказалась последней.
Слепая и фанатическая реакция, господствовавшая на протяжении некоторого времени во французском правительстве, вписала фамилию Марбо в список приговоренных к изгнанию 24 июля 1815 г. Реакция не могла не сделать с ним этого. Марбо укрылся в Германии, и там, на бывшем театре военных действий, где мы одерживали наши великие победы, он создал замечательное произведение1. За это спустя несколько лет император Наполеон, умирающий на острове Святой Елены, обратился к нему со следующими бессмертными словами одобрения его патриотизму и таланту: «Полковнику Марбо я приказываю: продолжить писать в защиту славы французских армий и дать отпор их клеветникам и отступникам!..»-
Реставрация была слишком умна, чтобы хранить обиды на славу императора. Она могла его бояться, но и восхищалась им. Письмо из Вероны, в котором мудрый король Людовик XVIII отдал должное герою Арколе и Пирамид, всегда составляло суть его политики по отношению к тем, кто служил императорскому режиму. Генерал Рапп был у короля адъютантом, наполеоновские маршалы командовали королевскими армиями. Марбо призвали вернуться из ссылки и назначили командовать 8-м конно-егерским полком. В 1814 г., спустя лишь немного времени после восстановления монархии Бурбонов, полковник Марбо был призван командовать 7-м гусарским полком, полковым шефом которого был тогда герцог Орлеанский. Это обстоятельство склонило его впоследствии к сближению с Орлеанской династией (после Июльской революции 1830 г.). Позже Марбо был неразрывно связан с судьбой этой династии. Будучи человеком великого сердца и ума, возможно, еще более привязанным скорее разумом, чем страстью, к тем принципам Революции 1789 г. и к тем завоеваниям демократической Франции, которые благословила Хартия 1814 г., полный либерального духа, Марбо, в чьей груди билось сердце патриота, совершенно естественно чувствовал симпатию к принцу, принимавшему столь славное участие в 1792 г. в наших первых победах. Этот принц первым в 1815 г. выступил с высокой трибуны Палаты пэров против реакции и против ссылки бонапартистов. Когда герцог Шартрский достиг
соот-' Критические замечания по поводу произведения г-на генерал-лейтенанта Ронья, названного: Замечания об искусстве войны, написанные полковником Марбо (Марселеном), Париж, 1820. Марбо также написал в 1825 г. другую книгу, которая получила некоторую известность, заслуженную ею. Эта книга называется: О необходимости увеличить военные силы Франции. (Прим, ред.)
2 Параграф II, пункт 31 завещания Наполеона. По этому документу Наполеон завещал Марбо 100 тысяч франков. (Прим, ред.) ветствующего возраста и надо было дополнить военной учебой прочное блестящее образование, полученное им в университете под руководством знаменитого преподавателя, то Марбо было поручено руководить юным принцем на этом новом пути, открывавшемся перед его умом и его деятельной натурой. Всем известно, что ученик оказал честь своему учителю. С тех пор генерал Марбо (король после Июльской революции произвел его в бригадные генералы) больше не покидал герцога Орлеанского до самой смерти последнего. Он служил ему и после, оставаясь адъютантом его юного сына. Перед пушками Антверпена в 1831 году; позже, в 1835 году, во время короткой, тяжелой кампании при Маскаре, где он командовал авангардом; в 1839 году во время экспедиции к Железным Воротам (в Алжире); в 1840 году при атаке на перевал Музайя — повсюду Марбо находился на почетном месте рядом с принцем и делил с ним все опасности. Свою последнюю пулю он получил, тоже находясь рядом с принцем Орлеанским. «...Это вы виноваты, что я ранен», — сказал он, улыбаясь, молодому герцогу, когда его принесли в лазарет. «Как это?» — «Да, Ваше Высочество. Раз не вы сказали в начале боя: «Держу пари, что если один из моих офицеров будет ранен, так это опять будет Марбо?» Вы выиграли свое пари!»
Ничего не утверждая, я вижу здесь одну из сторон натуры Марбо: будучи очень серьезным по складу ума, он имел весьма симпатичное чувство юмора. Он охотно выглядел насмешливым, не переставая при этом быть доброжелательным. В том, что иногда можно было назвать его здравым смыслом, существовала особая, скрытая, внутренняя тонкость. Добавлю также, что редкий дар интеллигентности, способность к расчету, умение изучать факты и любовь к абстрактным комбинациям соединялись у него с вполне богатым воображением, с очень развитой литературной любознательностью и со способностью к свободному выражению мысли в живых описаниях. Это было не только достоинствами рассказчика, как я уже говорил, но обеспечивало ему повсюду — на заседаниях комитетов, на советах у принца и даже в Палате пэров — в вопросах самого общего характера законный и серьезный авторитет. Очень надежный в обращении, всегда порядочный, искренний и правдивый во всем, во время дискуссии Марбо вел себя не как воин или завоеватель, но как убежденный резонер, способный замолчать, не сдаваясь. Если можно так сказать, он был столь же бесстрашен в дискуссиях, сколь бесстрашным было его сердце. Он шел напрямик к истине, как раньше шел на поле битвы. Он делал утверждения в тех случаях, когда кто-нибудь другой, возможно, был больше заинтересован в том, чтобы сомневаться. Он смело решал такие вопросы, от каких кто-нибудь, более ловкий и гибкий, отказался бы. В этом, насколько мне известно, при последнем короле не было никакого риска. Либеральный дух и любознательность принца Орлеанского, которому он служил, — все это разрешало Марбо проявлять гражданскую прямоту старого солдата и поощряло его к этому. Впрочем, как же было его остановить? Эта гражданская прямота была совершенно естественна для него, подобно храбрости, и проистекала из того же самого источника.
Книга, которую император так прекрасно оценил двумя строчками, написанными его рукой, ценнее богатого дара, который он присоединил к своим строкам в завещании. Эту книгу сегодня не найдешь, а может, она уже и забыта. Мы, естественно, говорим о книге Марбо «Замечания об искусстве войны», изданной в 1820 г., а не об еще не опубликованных Мемуарах. Тем не менее именно эта книга могла бы дать тем, кто не был знаком с генералом Марбо, самое полное представление о его характере, его духе, который в не меньшей степени определяется его разумом, чем его смелостью. Книга почти целиком технического характера. В ней идет речь об искусстве войны в самом узком и в самом широком его применении. Несмотря на это и независимо от профессионального характера этого труда, он может быть отнесен к числу самых захватывающих произведений, какие только можно найти. Это произведение обладает и другими достоинствами. Я говорю о ясности тона, о пламенных рассуждениях, об обоснованном выборе деталей и об огромной эрудиции, поставленной на службу военным теориям. Но особо следует отметить имеющуюся в ней нотку личного опыта и отражение практической жизни, являющейся ярким комментарием к научным рассуждениям. Такова эта книга генерала Марбо. Он написал ее в 34 года. Книга — это и есть человек, и я понимаю, почему она понравилась императору, скрашивая его долгие вечера на острове Святой Елены. Это произведение напомнило ему об одном из самых энергичных и самых преданных офицеров его армии. В этой книге вновь объединяются в славе и оживают бесстрашные старые батальоны. Победителя в сражении при Аустерлице книга хвалит за привычку и любовь к великим операциям наступательной войны. Бесстрашная теория и на протяжении многих лет непобедимая практика были инструментами величия и славы Наполеона. Марбо поощряет эти воспоминания униженного императора в большей степени, чем он, возможно, сделал бы это для императора всемогущего, но он писал свою книгу как человек глубоко убежденный. Он защищал завоевательную войну, будучи лицом, никогда не занимавшимся ничем иным, кроме войны, с убеждением, правдивостью и со своим обычным пылом, не стараясь специально понравиться кому-либо. Марбо был светским человеком, который меньше всего думал о том, чтобы нравиться, хотя в его простодушии нередко таилось большое искусство, а в его прямоте — добросердечие и порывистость.
Генерал Ронья писгш, что страсти, в наибольшей степени способные внушить смелость войскам, — это, с его точки зрения: «Религиозный фанатизм, любовь к родине, честь, амбиции, любовь к женщине и, наконец, желание богатства... Я умолчу о славе. Солдаты слишком редко слышат ее язык, чтобы она могла влиять на их смелость...» Следует признать, что это была немного метафизическая для данной эпохи точка зрения, если вспомнить о времени, когда писал генерал Ронья. Подобная точка зрения, возможно, была и обоснованна (во что я не верю), но ее не было полезно ни распространять, ни высказывать вслух. «Ну что вы! — восклицает полковник Марбо в своем ответе. — Что вы! Это они-то не слышали язык славы! Солдаты, которые поклялись Рампону умереть вместе с ним на редуте Монте-Леджи-но. Солдаты, которые хватались за оружие при звуках голоса Клебера и предпочли кровавую битву постыдной капитуляции! Это они не слышат языка славы! Солдаты Арколе, Риволи, Кастильоне, Маренго, Аустерлица, Иены и Ваграма! Эти тысячи храбрецов, шедших на смерть в надежде получить крест ордена Почетного легиона, — разве они не слышали языка славы? Чего же хотят эти храбрые солдаты, которые первыми бросаются на брешь в стене или прорывают ряды вражеских эскадронов? Они хотят отличиться, создать себе репутацию бесстрашных людей, что даст им уважение и командиров, похвалы товарищей по оружию и восхищение сограждан. Если это не любовь к славе, то что же это?»
Я процитировал эту героическую тираду не для того, чтобы показать стиль генерала Марбо, обычно в нем больше сдержанности, он более уверен, более оригинален даже в своей силе. Однако это стиль штыковой атаки, который можно было бы назвать декламацией в эпоху, отличавшуюся от нашей. Сегодня этот стиль необыкновенно кстати.
Кто во время войны не признает, что подобный способ судить о французском солдате — одновременно самый правильный, самый политичный и самый справедливый? Марбо меньше всего был претенциозно лиричным и совершенно не был дипломатом. Но надежный инстинкт показал ему, что именно заставляет трепетать фибры народной души под мундиром солдата и под знаменами Франции. И сегодня, спустя 40 лет, вспоминая об этих эпических строках из старой книги и сопоставляя с ними недавно представленный генералом Канробером список восьми тысяч храбрецов, которые записались для участия в штурме Севастополя, не должны ли мы повторить вместе с генералом Марбо: «Если это не любовь к славе, то что же это}»