Мемуары
Шрифт:
V
(август 1631-март 1632)
Между тем все способствовало усилению недоверия и подозрений в Принце: он понимал, что совершеннолетие наделит короля самодержавной властью; он знал, что восстановил против себя королеву, и явственно видел, что, смотря на него как на единственное препятствие к возвращению Кардинала, она не остановится ни перед чем, чтобы его погубить или выслать. Дружба герцога Орлеанского представлялась ему весьма непрочной и ненадежной опорой, едва ли способной поддержать его в столь трудные времена, и он отнюдь не был уверен, что она надолго останется искренней, поскольку герцог всегда находился под очень сильным влиянием Коадъютора. Столь многочисленные поводы к опасениям могли с достаточным основанием усилить недоверие Принца и воспрепятствовать ему явиться в Парламент в день объявления короля совершеннолетним, но все это еще не могло бы склонить его к решению порвать со двором и удалиться в свои губернаторства, если бы дела обстояли по-прежнему и если бы его продолжали удерживать надеждою на какую-то возможность договориться.
Герцог Орлеанский хотел воспрепятствовать открытому разрыву между двором и Принцем, рассчитывая стать необходимым обеим партиям и почти в равной мере желая избегнуть ссоры и с той, и с другою. Но королева держалась противоположного мнения; никакое промедление не могло удовлетворить ее возбужденный ум, и на все предложения заключить соглашение она смотрела как на пустые уловки с целью продлить отсутствие Кардинала. Исходя из этих соображений, она предложила
передать ему крепость Стене {7} вместе с относящимся к ней доменом для владения на тех же правах, что и Принц, до тех пор, пока тот не добьется возвращения в его руки Седана или не обеспечит ему возмещения, которое двор обещал взамен этой крепости;
снабдить его известной суммой денег, о размерах которой они договорятся впоследствии, для набора войск и ведения войны;
добиться, чтобы его приняли в Бельгарде с предоставлением ему начальствования над этой крепостью;
отказаться в его пользу от притязаний на герцогство Альбре и никоим образом не заключать соглашения без включения в него статьи о ранге, подобающем его дому.
Герцог Ларошфуко предлагал ему кроме того послать г-на де Тюренна в Стене, Клермон и Дамвиллье, дабы тот стал во главе долженствовавших отойти туда старых войск Принца, {8} каковые вместе с войсками, которые испанцы должны были направить из Фландрии, доставили бы г-ну де Тюренну возможность занять ту самую крепость, {9} где г-жа де Лонгвиль и он, герцог Ларошфуко, держались во время пребывания принцев в заточении. Наконец, Принц поручил герцогу Ларошфуко поставить герцога Буйонского в известность о его намерении оставить принца Конти, г-жу де Лонгвиль и г-на де Немура в Бурже и в Муроне, чтобы произвести там наборы и прочно подчинить своей власти Берри, Бурбонне и часть Оверни, тогда как он сам отправится в Бордо, куда приглашен Парламентом и народом и куда испанцы доставят ему войска, деньги и корабли соответственно соглашению маркиза Сильери с графом Фуенсальданья, дабы облегчить набор войск, который он будет вынужден произвести и в Гиени; что к его партии примкнет граф Дюдоньон {10} с крепостями Бруаж, Ре, Олерон и Ла-Рошель; что герцог Ришелье сделает то же и проведет свои наборы в Сентонже и в области Онис, маршал Лафорс - в Гиени, а герцог Ларошфуко - в Пуату и Ангумуа, маркиз Монтеспан {11} - в Гаскони, г-н д'Арпажон {12} - в Руэрге и что Принц не обойдет своею признательностью г-на де Марсена, командующего армией в Каталонии.
Столь блестящие виды на будущее укрепили герцога Буйонского в намерении примкнуть к Принцу, и он дал герцогу Ларошфуко слово, что сделает это на перечисленных выше условиях. Принцу, однако, не удалось столь же преуспеть в привлечении герцога Лонгвиля и добиться от него, сколько он ни настаивал, окончательного и твердого обещания, то ли из-за его нерешительности, то ли потому, что тот не хотел поддержать образованную его женой партию, или так как счел, что, связав себя обязательствами пред Принцем, окажется втянутым в это дело сильнее, чем было в его обычае.
Так и не сумев чего-либо от него добиться, Принц направился в Шантийи, где ему стало известно, что против него повсюду принимаются меры и что, невзирая на увещания герцога Орлеанского, королева не пожелала отложить хотя бы на двадцать четыре часа назначение трех названных мною министров. Итак, увидев, как складываются дела, он решил, что пора прекратить колебания и удалиться в свои губернаторства. Он немедленно известил об этом герцога Орлеанского и пригласил принца Конти, а также герцогов Немура и Ларошфуко прибыть на следующий день и Эссонн для совместной посадки и Муром. Этот отъезд, который все предвидели уже очень давно, который Принц считал необходимым для своей безопасности и который всегда был желателен королеве как некий шаг к возвращению Кардинала, смутил тем не менее и приверженцев Принца, и двор. Обе стороны стали раскаиваться, что допели дела до такого состояния, в каком они оказались, и перед каждым предстали образы гражданской войны со всем неведомым и ужасным, чем чреваты ее события. Тогда и герцог Орлеанский располагал возможностью с успехом использовать сложившуюся обстановку, и Принц провел полный день в Ожервиле у президента Перро {13} в ожидании, не пришлет ли ему его королевское высочество каких-нибудь предложений, но поскольку мельчайшие обстоятельства обычно имеют в наиважнейших делах исключительное значение, так и в данном деле случилось, что герцог Орлеанский, склонив королеву удовлетворить Принца в вопросе о назначении трех министров, не пожелал взять на себя труд сразу же собственноручно об этом ему написать и отложил на день свое сообщение. Таким образом, Круасси, {14} получивший поручение доставить Принцу это послание, не нашел его в Ожервиле, {15} когда Принц еще колебался, как ему поступить, и ждал, не наметится ли примирение, и встреча между ними произошла лишь по прибытии Принца в Бурж, где восторженные приветствия народа и знати настолько укрепили его надежды, что он проникся уверенностью в поддержке всего королевства, которое, как он считал, последует их примеру и возьмет его сторону.
Поездка Круасси, таким образом, оказалась бесплодной, и Принц, продолжив свой путь, прибыл в Мурон, где его ждали Принцесса и г-жа де Лонгвиль. Он задержался там на день, чтобы осмотреть крепость, которую нашел превосходной и в отличнейшем состоянии. Итак, поскольку все способствовало укреплению в нем надежд и благоприятствовало его новому замыслу, он больше не колебался, начинать ли войну, я в тот же день набросал пространную инструкцию на предмет заключения договора с королем Испании, причем учел в ней интересы как своей ближайшей родни, так и главнейших своих приверженцев. Для ведения переговоров был избран Лене. {16} Затем своему брату и г-ну де Немуру Принц вручил деньги на проведение наборов в соседних провинциях и, оставив их в Муроме с г-жой де Лонгвиль, оставил там же и интенданта правосудия {17} г-на де Винея, чтобы тот начал обложение подушною податью Берри и Бурбонне, настоятельно посоветовав ему щадить город Бурж, дабы удержать его в том же расположении духа, в каком, он тогда находился. Отдав надлежащие распоряжения. Принц назавтра вместе с герцогом Ларошфуко выехал из Мурона. Остановившись проездом в поместье герцога, {18} Принц нашел там много присоединившейся к нему знати и с нею поспешил в Бордо, куда немного погодя прибыли {19} Принцесса с герцогом Энгиенским. Там все сословия города приняли его с ликованием,
и трудно сказать, что больше воодушевляло этот горячий и привычный к мятежам люд - блеск рода, к которому принадлежал Принц, и его личная слава или, быть может, то, что они видели в нем самого могущественного врага герцога Эпернона. Такое же настроение нашел Принц и в Парламенте, который вынес все, какие только Принц мог пожелать, благоприятствующие его целям постановления. {20}Ободренный столь удачным началом, Принц посчитал, что нет ничего столь же безотлагательного и столь же для него важного, как завладеть всей наличной в Бордо королевской казной и употребить эти деньги на срочное проведение воинских наборов, ибо он хорошо понимал, что двор немедленно бросит против него, какие только возможно, войска, дабы не дать ему времени снарядить свои. В этих видах он распределил деньги между всеми, вступившими с ним в соглашение, и так торопил их ускорить свои наборы, что эта торопливость доставила им предлог пренебречь их качеством.
Спустя несколько дней по его прибытии в Бордо к нему явился граф Дюдоньон и открыто объявил, что принимает его сторону. Герцог Ришелье и маршал Лафорс поступили так же, а принц Тарентский, вступив в Тайбур, известил Принца о том же. С г-ном д'Арпажоном дело обстояло сложнее: он и в этом случае предпочел держаться того самого поведения, из которого успел уже ранее, во время заточения принцев, извлечь для себя немалые выгоды, выдвинув заведомо неприемлемые условия, а когда увидел, что дело Принца проиграно, договорился с двором. Тем временем герцог Ларошфуко довел до сведения герцога Буйонского о происшедшем в бордоском парламенте и указал, что, поскольку желательные для него условия налицо, ожидают, что и он поступит соответственно своим обещаниям. Герцог Буйонский довольно долго уклонялся от прямого ответа, стремясь ладить с не скупившимся на щедрые посулы двором и вместе с тем не порывать с Принцем, в котором у него могла явиться нужда. Он видел и то, что г-н де Тюренн, с которым, как он считал, неразрывно связан общностью интересов, отказывается выступить на стороне Принца; что принц Тарентский, несмотря на это, примкнул к нему, а маркиз Лафорс продолжает оставаться заодно с г-ном де Тюренном. Герцог также предвидел, что, поскольку его не поддержит брат {21} и прочие, кого я назвал и за кого он поручился пред герцогом Ларошфуко, его влияние в стане тех, с кем он собирался объединиться, уменьшится и что Принц, возможно, отплатит за то, что г-н де Тюренн и он смогли бы в будущем для него сделать, не большей признательностью, нежели та, какой он отплатил им за прошлое. Больше того, он хорошо понимал, что придется заключить новое соглашение с Принцем, и притом менее выгодное, нежели то, о котором они предварительно договорились, и в конце концов все эти соображения вместе с обещаниями двора, поддержанные влиянием и ловкостью г-жи де Буйои, располагавшей властью над мужем, помешали ему последовать своему первому побуждению и примкнуть к Принцу. Но, чтобы выйти из этого затруднения, он захотел взять на себя посредничество в примирении Принца с двором и после нескольких проведенных им наедине с королевою и посвященных этому совещаний отослал обратно Гурвиля, направленного к нему с письмами герцогом Ларошфуко, поручив Гурвилю предложить Принцу все, испрошенное тем для себя и своих друзей. Кроме того, Принцу предоставлялось начальствование над Блэ и не предъявлялось каких-либо иных условий, кроме перечисленных господами Сервьеном и де Лионном в предварительном проекте соглашения, который был составлен в Париже по выходе Принца из заключения и о котором я уже говорил.
Помимо этого, г-н де Шатонеф намеревался предложить через того же Гурвиля другие условия примирения, но поскольку они клонились к тому, чтобы воспрепятствовать возвращению Кардинала, он не мог противопоставить их предложениям королевы, сообщенным ею через герцога Буйонского. Что касается самого г-на де Шатонефа, то он изъявлял готовность безраздельно объединиться с Принцем и предоставить ему в руководстве государственными делами столько участия, сколько тот пожелает, лишь после падения Кардинала. От имени двора Принцу также было предложено дать согласие на свидание с герцогом Орлеанским в городе Ришелье, дабы они сообща обсудили условия, на которых могло бы состояться чистосердечное примирение, причем двор, видимо, искренне стремился его достигнуть. Но, к несчастью для Франции и самого Принца, он остался глух к этим призывам и отверг столько благоприятных возможностей, и как бы значительны и существенны ни были предложения королевы, они вызвали в нем раздражение, потому что были сделаны при посредстве герцога Буйонского. Он рассчитывал, что тот и г-н де Тюрснн будут обладать в его партии большим весом, и находил, что никто, кроме них, не сможет защитить укрепления Бельгарда и Стене. Он видел, что его прежние войска, оставленные им с тем, чтобы их возглавил г-н де Тюренн, становились там решительно бесполезными и им угрожала опасность либо распасться, либо подвергнуться разгрому; он также видел, что меры, принятые им совместно с испанцами для обеспечения безопасности его крепостей в Шампани, ничего не дадут, и что ни его войска, ни испанцы не станут оказывать никакому военачальнику, который мог бы занять этот пост, такое же доверие и уважение, с каким они относились к г-ну де Тюренну. Все это чувствительно беспокоило Принца, хоть он и старался совладать с охватившей его досадой. И все же он весьма сухо ответил герцогу Буйонскому: он написал, что теперь больше не время выслушивать предложения, осуществить которые заведомо не хотят; чтобы герцог, соответственно своим обещаниям, открыто встал на его сторону; чтобы г-н де Тюренн возглавил его выступившие в Стене войска и что лишь после этого он сочтет возможным рассмотреть предложения двора и заключить надежное и почетное соглашение. Он поручил Гурвилю доставить этот ответ и изложить герцогу Орлеанскому соображения, вынудившие его отказаться от свидания в Ришелье. Главнейшие из них состояли в следующем: это совещание намечалось отнюдь не с целью заключить мир, а лишь для того, чтобы помешать ему устоять в войне; что в то самое время, когда все сословия государства вот-вот выступят против двора, когда испанцы готовятся оказать существенную помощь людьми, деньгами и кораблями, его хотят втянуть в гласные переговоры, один слух о которых сорвал бы проводимые им наборы в войска и изменил бы умонастроение всех собирающихся примкнуть к его партии.
Помимо этих общих причин были и другие, особого рода, не позволявшие Принцу верить в благожелательность герцога Орлеанского, и среди них - его тесная связь с коадъютором Парижским, заклятым врагом Принца и его партии, снова сблизившимся с двором, который заверил его, что добудет ему кардинальскую шляпу. {22} Это последнее обстоятельство крайне заботило Принца и повело к тому, что возложенные им на Гурвиля поручения не ограничились только что мною отмеченными и что к ним он добавил еще одно, более трудное и опасное. Ибо, видя, что Коадъютор в своей вражде к нему по-прежнему не останавливается ни перед чем и, преследуя свои цели, а также из тщеславия, старается чинить ему помехи во всем, Принц решил приказать, чтобы Коадъютора похитили и увезли из Парижа в одну из крепостей Принца. Сколь бы неосуществимым этот замысел ни казался, Гурвиль взялся за его исполнение, предварительно получив соответствующее, написанное рукою Принца и подписанное им приказание, и он, без сомнения, успел бы в своем предприятии, если бы Коадъютор, приехав однажды вечером в особняк де Шеврез, отбыл оттуда в той же карете, которая его привезла. Но так как он отослал ее вместе со своими людьми, нельзя было наверное установить, в какой именно он уедет. Таким образом, это дело затянулось на несколько дней, а затем и вовсе было раскрыто, потому что почти невозможно, чтобы те, чьими услугами в подобных случаях приходится пользоваться, были в достаточной мере скромны и удовольствовались лишь теми сведениями, которые им хотят сообщить, или достаточно преданы и скрытны, чтобы надежно выполнить то, что им доверили. {23}