Менделеев-рок
Шрифт:
Не один я рыдал в тот вечер. Дома меня встретили вопли и громкие всхлипы. Их издавал мой в стельку упитый папаша, уткнувшись лицом в крышку кухонного стола и сотрясаясь всем проспиртованным телом.
– Ну чего опять, старый черт? – поинтересовался я.
– Госссподи… – простонал родитель. – Мальчик… Что же это такое? Ведь он же не виноват, что таким родился… А?.. А они его… Побираться…
Все понятно. Он опять вспомнил рассказик Бунина «Дурочка» – про то, как один семинарист отымел девочку-дауна, у них родился невероятно уродливый отпрыск. Потом вместе с мамочкой им пришлось жить милостыней.
Как
Через полчаса зазвонил телефон.
– Хорек на проводе, – ядовито проскрипело из трубки. – Где тебя носит, я весь вечер названиваю!
– Где носит, там и носит. Изложи суть дела.
– Суть дела? Собирайся и приходи на мост.
Вот ведь! Даже от этого бычкососа бывает польза.
Мы повстречались с Хорьком на мосту.
– Здорово, Ромыч! – Он хлопнул меня по лопатке.
Эта его привычка уже достала меня.
– Ты, грызун, еще раз до меня дотронешься, челюсть сломаю!
Хорек только осклабился гнилыми зубами:
– Да ладно тебе! Слыхал, чего в городе творится?
– Чего?
– «Доктора» озверели. Решили выцепить по одиночке всех, кто был на нашем концерте, человек восемь вчера уже в больницу отправили. Представляешь: нашему Фоме почки отбили! А Криттер со своими ребятами поломали пару «докторишек».
Я не верил своим ушам:
– Как так? Я думал, они на нас больше не полезут!
Хорек окрысился:
– Наивный ты, Ромка! Они на нас не полезут, только если все дружно в гробы лягут. Короче, тема такая: сегодня в двенадцать ночи будет грандиозная стрела, «доктора» против неформалов. Что скажешь? Нас же теперь вон сколько! Устроим красно-белым Варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни!
– Ты что, хочешь меня втянуть в это дело?
– Как – «втянуть»? Мы с тобой оба давно уже втянуты. Ведь концерт мы для кого давали? Для всех нормальных людей нашего города, ты же сам говорил! А если мы не раздо€лбим «докторов», то и нормальных людей скоро не останется.
– При чем тут концерт, Хорек? Музыка – это одно, а разборки – другое. В эти игры я не играю.
– Какие игры, Плакса? Чего ты гонишь, я тебя вообще не понимаю! Какие уж игры, когда хороших ребят уродуют?!
– Не ори на меня, придурок! – рявкнул я. – И не дыши мне в лицо! Делайте что хотите, хоть перережьте друг друга, мне без разницы! Я в этом не участвую!
– Да что с тобой? Что, проблемы какие-то?
– Ну допустим… – Отпираться я не стал, ибо все и так было видно по моему лицу.
– Что за проблема-то?
Проблем было много, я упомянул лишь одну:
– Аня уезжает из города.
Он ухмыльнулся:
– Это и вся проблема? Ну пусть уезжает. Другого барабанщика найдем!
– Да не в том дело… Она – мой лучший друг.
– Что? Друг? Ну, Ромка, ты и дал! – захохотал Хорек.
– А что? – не сразу понял я.
– Какая же дружба может быть с бабами? Разве с бабами можно дружить?
В исполнении Хорька слово «бабы» звучало как ни у кого грязно. Это меня взбесило.
– С бабами – нельзя, – резко произнес я. – А с прекрасными дамами – можно!
Он снова зашелся смехом:
– Тоже мне, дамы! Вот ты, Ромыч, только с дамами и дружишь!
– Хорек, ты как
маленький! Мы с тобой не в детском саду – какая тебе разница, с кем я общаюсь?– Такая, что это недостойно мужика! Ты скоро сам станешь дамой!
Лучше, разумеется, стать таким же замечательным, как ты…
– И что? Нам всем не мешало бы стать немножко женщинами!
– Чего?! Плакса, я тебя вообще не понимаю, чего ты буровишь?! – переполошился Хорек. По его мнению, я только что призвал к однополой любви.
– Поставим вопрос так: чего тебе от меня надо, Хорек?
В моем голосе сквозила такая неприязнь, что Хорек сделал паузу и перестроился на другой, проникновенный и слегка подхалимский тон:
– Плакса – или Ромка, как тебе больше нравится – вот я что хочу сказать: между нами, конечно, часто непонятки возникали, ну да это все фигня. Ромка, ты мой друг.
– А меня ты позабыл спросить, хочу ли я быть твоим другом?
– Что значит – хочешь? Ты и есть мой друг.
Требовалось внести некоторую ясность.
– Хорек! Я хоть раз называл тебя своим другом?
– Ромка… Мы же с тобой в одной группе играем!
– Это называется по-другому: партнеры, коллеги… А друг – это тот, для кого ничего не пожалеешь!
– Ромка… Я для тебя ничего не пожалею! – Хорек хлопнул ладонью по впалой груди. – Я за тебя зубами горло перегрызу любому! А если зубы вышибут – деснами! Бля буду!
Ну что на это скажешь! Если бы Хорек был хотя бы вполовину меньшим уродом, чем он есть, возможно, я смог бы ему доверять. Я с самого начала шел на риск, пригрев этого детеныша гиены на своей груди, но что поделаешь: где бы я отыскал другого басиста? Басисты – куда более редкие звери, чем гитаристы, тем более в нашем заповеднике дебилов. Эта же причина и раньше заставляла нас удерживать Хорька в составе «Аденомы». Смурф, помню, пребывал относительно этого господина в блаженном неведении. Даже верил, что Хорек изменится, когда детство перестанет у него в заднице играть. Что за наивность! Нефтехимик еще никого не менял в лучшую сторону.
– Хорек, я не хочу тебе грубить, я другое скажу. Если разобраться, я ничего против тебя не имею, нормально к тебе отношусь… но у нас с тобой мало общего для дружбы. Разные мы люди. Признайся!
– А с кем у тебя много общего? С дамами? – Хорек осклабился. – Говори что хочешь, Ромка, но ведь со своей бабой, с Присциллой, ты не просто дружишь?
– Наши отношения с Присциллой тебя не касаются… – сквозь зубы выцедил я.
– А что, у тебя с ней что-то не так? – После недолгого раздумья Хорька осенило. – Кинула?
Я промолчал, что, как водится, было воспринято как знак согласия.
– Ну я надеюсь, ты ее хоть разок протаранил?
Не издав ни звука, я саданул Хорьку по зубам – клянусь, это вышло помимо моей воли – да так хорошо, что эта гнилушка растянулась поперек моста.
Я смотрел на поверженного Хорька сверху вниз.
– Иван! – сказал я с пафосом, тяжело дыша от злости. – Я бью тебя не потому, что ты грязный охламон, а потому, что тебе пойдет это на пользу. Уж лучше это сделаю я, чем кто-то другой. Хотя умнее ты уже не станешь… – Я взял Хорька за ворот, рывком поставил на ноги и от души сунул ему в ухо. Было немножко противно мараться об это человекоподобное существо.