Менделеев-рок

Хорек отлетел и повис, перегнувшись через перила.

– Эй, не вздумай падать! – Я бросился к нему.

– Йеех! – гаркнул Хорек, внезапно развернувшись и с силой пнув меня промеж ног. Перед глазами вспыхнул миллион новогодних елок, меня скрючило от боли.

Через две секунды что-то полетело к моему лицу. Я инстинктивно подставил кулак. Хрясть! Рука взвыла, взвыл и я.

Хорек размахнулся для нового удара. Я отпрыгнул на метр назад. То, что было зажато в тощей лапе басиста, рассекло пустой воздух со звуком «ввух!».

Хорек сделал еще несколько яростных выпадов, я отскакивал все дальше. Наконец смог разглядеть его оружие – это был самодельный нунчаку, две деревянные чушки, соединенные длинной тонкой цепью.

Мы замерли, сжавшись в боевых стойках.

– Чего убегаешь, чего убегаешь, а, сученыш? – зло спросил Хорек, неумело вертя перед собой нунчаку. По гнусной физиономии змеилась кровь.

– Ты что, с этими деревяшками хотел на стрелу идти? Там тебе их засунут в анальное отверстие и вынут изо рта! – сообщил я вместо ответа.

Левый кулак плакал навзрыд, отдавался болью пах. Я был как раненый зверь – зверски хотелось пересчитать Хорьку ребра и зубы, я бы давно это сделал, кабы не нунчаку.

– Паскуда неблагодарная! – рычал Хорек, присовокупляя к каждому мало-мальски пристойному слову пару-тройку ругательств. – Я к тебе как к человеку, как к другу, как к брату родному… А ты – ты предатель! И пидор! Сам все это дело заварил, а теперь зассал?! Ты не только меня, ты нас всех предал, ты – хуже «доктора»! Был бы жив твой брат, ты бы и его с потрохами заложил! Я всем расскажу, как ты нас кинул! Мы, когда с «докторами» покончим, тобой займемся, ты не думай… Кто не с нами – тот против нас! Мы с тобой еще поговорим…

– Рожу вытри, – посоветовал я.

– Нападай, сученыш! – взвыл Хорек.

– Только после вас, – ответствовал я.

Хорек ринулся на меня.

– Эх! Йэх! Эх! Йэх! – отрывисто выкрикивал он, пытаясь меня зацепить. Я отпрыгивал назад, и лишь когда очередной удар был на излете, смог контратаковать Хорька ногой в живот. Тот поклонился мне, я прыгнул на него, сбил с ног и подмял под себя, придавив коленом. Вырвал из рук нунчаку. Рука Хорька тут же нырнула под куртку. Отшвырнув нунчаку, я вцепился в его руку и вытянул наружу: в ней был зажат маленький пистолетик. Хорек силился направить крохотную «пушку» на меня, но силенок не хватало. Я без труда отвел его руку в сторону, несколько раз ударил ею об асфальт, заставив бросить оружие.

– Эх ты, хотел застрелить меня? – Я выключил Хорька последним веским ударом. Пусть поваляется!

Трофейное оружие – «сверчок» и нунчаку – оставил себе. Давно искал замену дурацкому флакончику с «ультроном». Даже не поленился обшарить карманы «павшего в бою», чтобы заполучить остальные три патрона. Нашел также деньги – три мятые десятирублевки, новенькую полусотенную и какую-то мелочь – и тоже экспроприировал. Вряд ли он их заработал честным трудом!

Разбитый и раздосадованный, я плутал по лабиринтам Обливиона, пока не выбрался на залитый светом проспект Мира, аккурат к аптеке. В полыхавшей оранжевым огнем витрине сиял рекламный плакат, посвященный новому гомеопатическому средству от мужских болезней. Самыми крупными буквами был вычерчен слоган: «ПРОЩАЙ, АДЕНОМА!»

Нужно было как-то доживать до завтрашнего утра. Бессонница уже стояла позади меня, ухмылялась и строила рожи. Предстоящая ночь пугала. Я знаю, что это такое – несколько часов подряд разговаривать с призраками, ворочаться на раскаленной кровати, сжимая кулаки… снова и снова переживать одни и те же мгновения и плакать оттого, что ничего уже нельзя изменить. И единственной бессонной ночью я не отделаюсь. Ни двумя, ни неделей. Да-да, Макбет зарезал сон. Теперь Макбет не будет спать… Все прежние мои депресняки можно считать не более чем дуновением ветерка.

Я влился в людской поток и поплыл вместе с ним по улице, миновал было открытую дверь магазина бытовой техники, но вернулся: оттуда доносилась музыкальная заставка известной юмористической телепередачи.

Ладно, посмотрю, отвлекусь. Две минуты. Или три.

Я заглянул в дверь, потом вошел. Человек пять уже стояли возле исполинского телевизора со сверхплоским экраном. На экране возник поджарый лохматый комик, титры сообщили: «Семен Шаферман. Фамилия».

Дрожащим, деланно неуверенным голосом комик начал:

– Я… Я… Я человек неинтересный и, можно сказать, ничем не примечательный… Кроме фамилии, конечно – это да!.. Это есть… Ой, как жизнь меня била за эту фамилию… Помню, в школе на географии учитель открывает журнал и говорит (лицо комика посуровело, брови сдвинулись, он продолжил недружелюбным баском, водя пальцем по невидимому журналу): – Так… К доске пойдет… К доске пойдет… Анисимов? Нет… Крабова? Нет… Мартышкина… Мурунов… – Тут лицо комика-учителя просветлело. Он радостно воскликнул: – Сиськин-Писькин!

Зрители загоготали. Я против воли ухмыльнулся.

Семен Шаферман продолжал дрожащим голоском неудачника:

– И вот я ползу к доске, проклиная и себя, не выучившего уроки, и свою фамилию, и папашу, который мне эту фамилию оставил. (Голосом учителя, радостно.) Ну-ка, ну-ка, послушаем-послушаем Сиськина нашего Писькина! (Голосом неудачника.) И вот я у доски, встаю и решительно говорю… (Совершенно убитым голосом.) В Сибири есть реки, они текут и впадают… (Пауза, потом голосом учителя, укоризненно.) Сиськин-Писькин! (Голосом неудачника, с истерической интонацией.) В Сибири есть много, очень много рек… Они текут и впадают!!! (Еще более долгая пауза. Голосом учителя, возмущенно.) Сиськин-Писькин!!!

При каждом упоминании фамилии героя аудитория по обе стороны экрана билась в истерике.

Шаферман продолжил дрожащим голосом:

– Но по-настоящему злоключения мои начались в армии…

– Ромка! Здорово! – Меня хлопнули по плечу. Это был Валерка, одетый не по погоде: легкая спортивная куртка, широкие джинсы, реперская бандана и кроссовки.

– Добрый вечер… – Я пожал протянутую руку.

Валерку я знал совсем немного – только по нашему подпольному клубу в старой библиотеке. Знал, что он вроде бы где-то учится на вечернем и работает тренером в фитнес-центре (том самом, где Кристина занимается надругательством над собой по два часа три вечера в неделю). Почему он до сих пор не в армии, было для меня неразрешимой загадкой.

– Что не так, Ромка? – первым делом спросил он.

(– Сиськин-Писькин! – фельдфебельским тоном прикрикнул Шаферман.)

– А что?

– Да ты на себя не похож! Такое лицо, как будто у тебя все болезни сразу. Что случилось? Может, помогу чем?

– У тебя, между прочим, видок не лучше, – ответил я. – Бледный, как снеговик.

– У меня все пучком, – сказал Валерка сдержанно, хотя я прекрасно видел, как его бьет колотун.

Я не остался в долгу:

– У меня тоже все в норме.