Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

3. Материально-правовые средства доказывания mens rea

Название настоящего отдела может ввести в заблуждение своим кажущимся смешением материального уголовного права и уголовного процесса, однако это совсем не так. В традиции англо-американской уголовно-правовой системы в её широком понимании (т. е. охватывающем и материальное право, и процесс) ряд институтов, непосредственно связанных с собственно уголовным процессом (например, так называемые «утверждающие защиты» (affirmative defenses) [462] ) и по сути своей носящих смешанный материально-процессуальный характер, рассматривается как составная часть матермального уголовного права. Соответственно, в рамках поставленной цели исследования далее будет анализироваться один из них: институт материально-правовых презумпций в доказывании mens rea.

462

Понятие «утверждающей защиты» в американском уголовном праве связано с выдвижением обвиняемым в суде в свою защиту некоего материально-правового довода (приложимого ко всем преступлениям в целом или только к одному либо некоторым), оправдывающего или извиняющего его поведение либо же иным образом препятствующего осуждению.

Приступая к его освещению, не только можно, но и, пожалуй, следует ещё раз вспомнить идею, рефреном проходящую сквозь всю историю преступления и наказания и отражённую в тезисе, по которому «самому дьяволу неизвестны мысли человека». Ссылка вновь на эти слова подчёркивает неотъемлемо присущую уголовному праву сложность, заключающуюся в том, что, имея дело с общественно опасными посягательствами, оно сталкивается с необходимостью установить не только actus reus, т. е. внешнюю, физическую, объективную составляющую преступления, в любом случае оставляющую след в реальной действительности, но и mens rea, гнездящуюся в глубинах внутреннего мира человека, не столь доступного для познания извне. Англосаксонское право, столкнувшееся с этой трудностью, в какой-то мере избежало её разрешения, придерживаясь концепции абсолютной ответственности за весь причинённый лицом ущерб. На смену последней пришла идея mens rea, развившаяся в концепцию mens mala. В её рамках изначально и начал формироваться институт материально-правовых презумпций в доказывании mens rea. При этом, исходя из уголовно-правовой доктрины XVII–XVIII вв., в его содержании следует выделять два составляющих элемента: во-первых, понятие «подразумеваемой правом (implied by law) mens rea» и, во-вторых, позднее выкристаллизовавшуюся из последней презумпцию mens rea. [463]

463

Может возникнуть вопрос, почему понятие «подразумеваемой правом mens rea», являющееся собственно материально-правовым, рассматривается в данном отделе, который посвящён, как сказано ранее, освещению института, носящего смешанный материально-процессуальный характер. Связано это с тем, что презумпция mens rea произошла именно из первого понятия, и его необходимо рассмотреть прежде неё.

Придерживаясь избранной ранее методики исследования, рассмотрим оба эти элемента в хронологическом порядке их появления.

Авторитетным доктринальным источником привнесения в право понятия подразумеваемой mens rea служат «Институты» Эдуарда Коука. Содержательно оно является преломлением в практической плоскости «негативно-дефинитивной» особенности терминологии mens rea, когда, раскрывая содержание понятий из этой области, право достаточно часто прибегало к их отрицательному определению, указывая не на те проявления психической деятельности, которыми они образуются, а не те, при которых они отсутствуют. Тем самым создавалась основа для обобщения: всё, что не подпадает в предусмотренные правом исключения, образует требуемую конкретным преступлением mens rea.

Для примера обратимся к понятию mens rea в тяжком убийстве. Согласно «Институтам» Эдуарда Коука, чтобы образовать данное преступление, смерть должна быть причинена «со злым предумышлением, либо точно выраженным стороной (expressed by the party), либо подразумеваемым правом (implied by law)». [464] Точно выраженный злой умысел, лишь косвенно относящийся к настоящему анализу, наличествует тогда, «когда некто замышляет убить, ранить или избить другого и замышляет это sedato animo». [465] Подход к определению подразумеваемого злого умысла более интересен. По Эдуарду Коуку, он имеет место в нескольких ситуациях, сведённых им в три группы.

464

Coke Е. The Third Part… Р. 47. Ср. также: Dalton М. Op. cit. P. 343–344; Blackstone W. Commentaries… Volume IV. P. 198–200.

465

Coke E. The Third Part… P. 50. Ср. также: Blackstone W. Commentaries… Volume IV. P. 199.

К одной из них отнесены случаи убийства служителя правосудия при исполнении им его обязанностей, что «является тяжким убийством в силу злого умысла, подразумеваемого правом». [466] Другая группа охватывает несколько различающихся по своей природе ситуаций, которые можно условно объединить под единой характеристикой совершения неправомерного деяния в отношении ранее неизвестного убийце лица. В качестве примера в коуковских «Институтах» приводится убийство неизвестного потерпевшего в ходе ограбления, гибель заключённого в результате жестокого обращения с ним тюремщика и совершение смертной казни над осуждённым иным способом, чем предписано в приговоре суда. [467] Что до mens rea в обеих группах, то в первой она заключается исключительно в намерении насильственного сопротивления исполнению служителем правосудия его обязанностей. В другой действиям виновного в целом присуща намеренность в причинении смерти, и описание mens rea здесь с помощью понятия «подразумеваемого злого умысла» должно объяснить, судя по мысли Эдуарда Коука, почему в ситуациях, когда нет заранее затаённой злобы по отношению к убитому, требующейся, если прибегнуть к буквальному истолкованию термина «злое предумышление», право рассматривает убийство как совершённое с последним, исходя при этом из моральной упречности изначального поступка, очевидно заслуживающего виселицы. Таким образом, в одном случае имеет место то, что позднее получит наименование «конструктивного злого умысла», а в другом– злоумышленность как таковая, которой присущ фикционный характер лишь в части её «предумышленности».

466

Coke E. The Third Part… P. 52. Ср. также: Dalton M. Op. cit. P. 343–344; Blackstone W. Commentaries… Volume IV. P. 200–201.

467

См.: Coke E. The Third Part… P. 52.

Третья же группа ситуаций, объемлющихся понятием «подразумеваемого злого умысла», более сложна для истолкования. Характеризуется она Эдуардом Коуком следующим образом:

«Подразумеваемый злой умысел наличествует в трёх случаях (здесь имеются в виду разбираемые три группы казусов в целом. – Г.Е.). Во-первых, относительно способа злодеяния. Так, если один убивает другого без какой-либо провокации с его, т. е. убитого, стороны, то право подразумевает злой умысел: о чём вы можете прочитать lib. 9. fol. 67. Mackallyes case». [468]

468

Ibid. Р. 51. Ср. также: «Так, когда один убивает другого без какой-либо провокации, право подразумевает и рассматривает это как происшедшее из злого предумышления…» (см.: Dalton М. Op. cit. Р. 343); «… Если человек убивает другого внезапно, без какой-либо или без значительной провокации, право подразумевает злой умысел…» (см.: Blackstone W. Commentaries… Volume IV. Р. 200).

Легальным источником формулирования этой максимы стало, как можно судить из приведённого, решение по делу некоего Мак-Калли, вынесенное в 1611 г. [469] Согласно его фактам, обвиняемый убил серджента Лондона без значимой провокации; суд решил, что в данном случае за отсутствием провокации «закон подразумевает злой умысел». [470] Таким образом, с учётом непосредственной основы для её постулирования, смысл максимы Эдуарда Коука, спроецированный в целом на английское уголовное право рассматриваемого времени, позволяет следующим образом охарактеризовать сущность подразумеваемой правом mens recr. лицо, совершающее деяние без того или иного психического состояния, исключающего mens rea конкретного преступления, предполагается имеющим данную mens rea. Так, осознанно выкалывающий другому глаз или вырывающий язык считается действующим со злым предумышлением, поскольку «право подразумевает злой умысел», [471] а поджог дома другого, что является «враждебным действием, презюмируется в праве совершённым злоумышленно из мести…». [472]

469

См.: Mackalley’s Case, 9 Со. Rep. 65b, 77 Eng. Rep. 828 (K.B. 1611).

Следует отметить, что само по себе понятие «подразумеваемого злого умысла»

используется ещё в сочинениях докоуковского периода. К примеру, отсылка к «malice implye», связанному, в частности, с убийством в отсутствие какого-нибудь явствующего из обстоятельств основания защиты, встречается в труде «Служба и полномочия мировых судей» Ричарда Кромптона (см.: Kaye J.M. Op. cit. Part II. P. 591 n. 6). С соответствующими положениями в «Институтах» Эдуарда Коука практически дословно совпадают соображения, высказанные в конце XVI в. Уильямом Ламбардом в работе «Эйринарха, или о службе мировых судей» (см.: Никифоров Б.С. Указ. дисс. С. 241–245). Таким образом, лишь доктринальная значимость коуковских «Институтов» предопределяет в данном случае их выбор в качестве отправной точки в исследовании понятия «подразумеваемого злого умысла».

470

Mackalley’s Case, 9 Со. Rep. 65b, 67b, 77 Eng. Rep. 828, 833 (K.B. 1611).

471

Coke E. The Third Part… P. 62.

472

Ibid. P. 66.

Из понимания mens rea как подразумеваемой правом в отсутствие исключающих её психических состояний с течением времени развилась правовая презумпция, сохраняющаяся и сейчас (естественно, в весьма изменившемся виде) в американском уголовном праве. Речь идёт об общей презумпции mens rea или о презумпции наличия требуемой дефиницией преступления mens rea, юридически действительной до тех пор, доколе противное не будет доказано обвиняемым.

Происхождение этой презумпции можно увязать с прецедентно-доктринальным развитием мысли Эдуарда Коука о подразумеваемом правом злом умысле в преступлении тяжкого убийства. Понятие последнего позволяло в сущности своей обойтись обвиняющей стороне без доказывания точно выраженного злого умысла, прибегнув к подразумеваемому. Тем самым оставалось сделать лишь один шаг к обобщению: если в некоторых ситуациях причинения смерти человеку можно, по меньшей мере, установить точно выраженный злой умысел, доказав его, и констатировать во всяком случае подразумеваемый, пока противное не будет доказано, то, таким образом, допустимо предположить, что право презюмирует всякое причинение смерти человеку совершающимся со злым предумышлением.

Цепочка прецедентов XVII в. демонстрирует именно такой обобщающий ход мысли судей. Так, приблизительно одновременно с написанием третьей части коуковских «Институтов», в 1628 г., появляется достаточно известное решение по делу Хэллоуэя. [473] Последний, являясь сторожем парка, застал в нём нескольких мальчишек, рубивших деревья. Поймав одного из них, он привязал его к хвосту лошади и начал бить; лошадь же испугалась ударов и понесла, вследствие чего ребёнку были нанесены смертельные повреждения. Суд королевской скамьи, осуждая Хэллоуэя за тяжкое убийство, указал, что «закон подразумевает злой умысел» в ситуации, связанной с причинением смерти несопротивляющейся стороне. [474] В 1662 г. на судебной сессии в Ньюгейте разрешается дело некоего Легга, обвинённого в тяжком убийстве. [475] Несмотря на свою исключительную краткость, судебный отчёт содержит весьма примечательный тезис, согласно которому «если некто убивает другого и не явствует внезапной ссоры, тогда это является тяжким убийством, как то [решено] в Mackalley’s case, 9 Со. 67b., и обвиняемая сторона обременена доказыванием внезапной ссоры». [476]

473

См.: Halloway’s Case, Cro. Car. 131,79 Eng. Rep. 715 (K.B. 1628).

474

Ibid.

475

См.: Legg’s Case, Kelyng, J. 27, 84 Eng. Rep. 1066 (Newgate Sess. 1674).

476

Ibid.

Доктринальное обобщение накопившихся казусов было сделано вскоре после Эдуарда Коука Мэттью Хэйлом, указавшим, что «когда некто волимо убивает другого без какой-либо провокации, это является тяжким убийством, ибо закон презюмирует его (т. е. убийство. – Г.Е.) совершающимся злоумышленно (курсив мой. – Г.Е.)». [477] Соответственно, основой для данного утверждения послужил тезис о «злом умысле по праву» или ex prcesumptione legis (из легальной презумпции). [478] В 1727 г. максима Мэттью Хэйла оформилась в прецедент, ставший впоследствии основой и для английского, и для американского подхода к презумпции mens rea. [479] Им стало решение по делу некоего Оэнби, который убил человека в ходе игры в карты, вступив с ним в ссору. В вердикте присяжных, рассматривавших дело, не содержалось указания на то, что содеянное ими признаётся совершённым под воздействием провокации; соответственно, суд решил, что «если А убивает В и не явствует, что имела место внезапная ссора, содеянное является тяжким убийством, поскольку на обвинённой стороне лежит бремя доказывания внезапной ссоры». [480] Итогом приведённого мнения суда стало формулирование следующей легальной максимы: всякое причинение смерти другому человеку презюмируется совершённым со злым предумышлением (говоря абсолютизированным языком другого прецедента той эпохи, «тот, кто волимо (voluntarily) учиняет жестокое деяние, учиняет его из злого преду, мышления» [481] ) и образующим в результате преступление тяжкого убийства до тех пор, доколе обратное не будет доказано обвиняемым.

477

Hale M. Op. cit. P. 455.

Следует отметить, что хотя и Майкл Далтон (см.: Dalton М. Op. cit. Р. 343), и Эдуард Коук (см.: Coke Е. The Third Part… Р.66) используют понятие «презумпции» в соединении с mens rea, однако оно не получает у них того универсального значения, которое ему придаст Мэттью Хэйл.

478

Hale М Op. cit. Р. 451.

479

См.: Rex v. Oneby, 2 Ld. Raym. 1485, 92 Eng. Rep. 465 (K.B. 1727).

480

Ibid, at p. 1497, 92 Eng. Rep. at p. 473.

481

Mawgridge’s Case, Kelyng, J. 119, 127, 84 Eng. Rep. 1107, 1111 (Q.B. 1706) (per Holt, C.J.).