Мент для новых русских

Отец Варфоломей посмотрел туда, где все еще хрипел Михаил, увидел выражение отчаяния на лице Ирины и отвел взгляд.

– Нужно вызвать врача, – помолчав, сказал священник.

– Сюда? – саркастически усмехнулся Доктор.

В Нору не придет ни один врач. «Скорая помощь» сюда также не поедет. Никто не примет вызов сюда. Это Нора. Она есть, и ее нет. Здесь и людей нет, только Крысы. Это знали все. Это понимал каждый. И максимум, что могли в особо тяжких случаях сделать Крысы для своих, это вынести их на улицу и позвонить по телефону-автомату в «скорую». Иногда больных успевали спасти. Если нет, то их хотя бы хоронили. Пусть в общей могиле где-то на дальнем кладбище, но все-таки.

– Я пойду и вызову «скорую помощь», – сказал отец Варфоломей. – И ежели они не приедут…

– Ты их проклянешь! – буркнул Доктор.

Он злился на всех и, в первую очередь, на себя. Он испугался. Испугался настолько, что не смог выполнить того, что еще называл своим долгом. В ту секунду, когда Доктор собирался вонзить иглу в вену Михаилу, обожгла вдруг мысль, что права Ирина, что Михаил, улыбчивый и уверенный Михаил, действительно захвачен дьяволом, что тело его наполнено жуткой нечеловеческой силой, способной только уничтожать. И словно парализовала Доктора эта мысль. Словно обратила в соляной столб.

Но самым страшным было то, что Михаил и после второго укола не уснул. Глаза были открыты, губы шевелились, словно Михаил что-то тихонько шептал, словно уговаривал Михаил кого-то, из последних сил просил о… О пощаде? О милости?

Доктор отошел в сторону, чтобы, не дай бог, не услышать, к кому именно обращается Михаил, будто это могло и самого Доктора подтолкнуть к краю. И первый раз в своей неустроенной жизни Доктор пожалел, что не верит в бога и что не умеет, не имеет права креститься.

– Приедут, – сам себе пообещал отец Варфоломей.

Никто не возразил. И никто не поддержал. Все молчали, даже Тотошка молча тер ушибленные Михаилом места. Темнота уверенно выползала из-за кустов и деревьев, оставляя клочки своей плоти на ветках.

С легким шелестом сползала темнота по склонам оврага, и с плеском устремлялась в широко открытые глаза Крыс. Людей, которых называли Крысами. Людей, только вчера вспомнивших, что они люди. Темнота на миг ослепляла их глаза, а потом ледяной испариной опускалась на сердца и души. И даже Доктор, ни разу так и не обнаруживший при операции вместилища души, чувствовал, как его душа пытается сжаться, спрятаться где-то в закоулках разом ослабшего тела.

Михаил умирал. Это понимали все, и это значило, что умирала и их надежда на будущее, их надежда на счастье, или даже не на счастье, а на что-то такое, что поможет им оставаться людьми.

Осознав это, люди, которых долгие годы называли Крысами, замерли, поняв всю громадность потери. И всю ее необратимость.

Кто-то из женщин заплакал. Теперь вокруг Михаила собрались все обитатели Норы.

– Я вызову «скорую», – еще раз повторил отец Варфоломей, понимая, что даже если врачи приедут, то помочь Михаилу они не смогут.

Священник давно знал всех этих людей, выброшенных из большого мира, и теперь видел, чувствовал то отчаяние, которое вползало в их души по пути, проложенному темнотой. И чувствовал отец Варфоломей свое бессилие.

Все теряло смысл для обитателей Норы. Если бы они были стаей волков, то сейчас заполнилось бы все пространство вокруг печальным воем. Жить было незачем.

Незачем. Незачем.

До того момента, как из темноты появились силуэты двух парней Андрея Петровича и пяти пацанов Гири.

– Привет, – негромко произнес тот из парней, которого звали Анатолий.

Ему все казалось простым. Бродяги, грязные бомжи обязаны были знать свое место. Даже не так, просто все, кто получал приказы от Андрея Петровича, обязаны были эти приказы выполнять. Анатолию это было совершенно понятно, и это Анатолий под сомнение и сам не ставил, и другим позволять не собирался. А бомжи это, или крутые, вроде того зажравшегося владельца клуба – было без разницы.

Анатолию платили за выполнение приказов и за то, чтобы приказы выполняли все остальные. Тем более – Крысы.

В общем, все складывалось удачно. Крысы собрались все вместе, и их теперь не придется разыскивать по кустам. Им даже не придется особо угрожать. Эти бывшие людишки побегут только от одного уверенного слова. Не придется даже доставать оружия. Доставать и, тем более, применять.

– Привет, – повторил Анатолий, когда Крысы не ответили на первое его приветствие. – Плохо слышите, господа и дамы?

– Мы можем говорить и громче, – поддержал своего старшего второй парень, Славик.

У него настроение было хорошим. Очень удачно получилось припугнуть этих быков из клуба. Так удачно, что вот эти пятеро, набранные в поддержку, молчали всю дорогу до оврага, да и теперь выглядели как Крысы, а не как те, кто пришел их выгонять.

– Нет, – покачал головой Анатолий, – мы кричать не будем, а то еще разбудим кого-нибудь.

Славик хмыкнул.

– Мы просто очень тихо напомним этим уважаемым членам общества, что им нужно было отсюда убраться уже несколько дней назад. Вас ведь предупреждали? – Анатолий резким движением рванул к себе за одежду ближайшего обитателя Норы. – Тебе говорили?

– Говорили… – тоскливо протянул Конь, оглядываясь на лежащего Михаила.

– Так почему ты еще здесь? – спросил Славик.

У него был очень хороший удар справа. Четкий и хлесткий. Конь отлетел в сторону и остался лежать.

Никто из Крыс не пошевелился.

– Вы че, охренели? – Славик ударил снова, не выбирая жертву. – С вами же никто не будет церемониться.

– Прекратите, – сказал отец Варфоломей.

– Чего? – переспросил Славик.

– Оставьте их в покое…

– Ты, бородатенький, не понял, что было сказано? – Славик шагнул к священнику, но тут подал голос один из пацанов Гири.

– Не трожь, это батюшка, – сказал Длинный.

– А хоть сам Папа Римский, – заявил Славик, но руку опустил.

Приказ не церемониться касался только Крыс. О священниках речи не было.

– Вы бы их отсюда увели, батюшка, – сказал Анатолий, – пожалели бы рабов божьих.

– А вы чьи рабы? – спросил священник. – Если они – божьи, то чьи вы?

Славик оглянулся на старшего.

– Я не буду с тобой спорить, батя. Я даю десять секунд на то, чтобы все эти… – Анатолий брезгливо кивнул в сторону Крыс, – убрались отсюда. Раз.