Ментальная несовместимость (сборник)

– А ты мне не говорил про это,- Таня удивлённо сверху вниз поглядела в его глаза.

– Про что... что наше училище одно из последних?... Про это как-то и говорить...

– Но ты же говорил, что ваше училище Аушев заканчивал?

– Ну и что... а как курсантов набирать, каждый год вербовщиков в другие училища посылают, подбирать, кто там не прошёл. Вот и меня так подобрали.

– Наверное, потому вас и закрывают, что желающих мало?

– Да нет, желающих-то хватает, только вот каких. Знаешь, сколько абитуры каждый год наезжает с гор, с Чечни, с Дагестана. Если бы их всех принимали, не училище получилось бы, а абрецкий стан. Но с грамотухой у них совсем завал. Им легче руку насквозь прострелить, чем сочинение написать. Осетин, тех ещё берут, а этих редко. Хоть кого, но лучше со стороны, чем этих, будущих Шамилей, или шейхов Мансуров готовить. У нас, наверное, половина курсантов таких как я, что в другие училища не поступили. Я с одной двойкой, можно сказать, вне конкурса прошёл. А там и такие были, кто с тремя поступал.

– Ужас какой. Неужто... Это какие же из них офицеры потом?...

Анатолий вскочил, будто его ужалили.

– Да вот, представь, отличники не хотят сапогами грязь месить, марщ-броски эти... будь они прокляты, кроссы, перловку с овсянкой жрать, портянки чужие нюхать!- вдруг прорвало его в ответ. Тут же с остервенением он ударил себя по лбу, придавив впившегося комара.

– Ты что, Толь?... Я ж не тебя имела в виду... садись,- Таня, оправдываясь, стала ластится к нему боком.

– Да знаешь, иной раз троечники такими головами оказываются, а те же отличники на поверку ни на что серьёзное не способны, обыкновенные зубрилы. Помнишь, как ты про Жулину говорила, что день и ночь зубрит?

– Нет Толь, про Катьку... это я от зависти. Она усидчивая... Не все же усидчивые дуры, и она такая. Медаль у неё честная, тут говорить нечего.

Анатолий молча отмахивался от комаров, и Таня, чувствуя что он ещё злится, сменила "направление" разговора:

– А может и к лучшему, что в Москве ни ты, ни я не учимся, зато ближе к дому. Ой Толь,- Таня вдруг забеспокоилась,- ты ж говорил, что вас теперь могут по другим училищам разбросать?

– То, что училище наше расформировывают – это однозначно, приказ есть. А вот как с нами, пока не знаю. Наверное, всё-таки здесь доучат, последний курс как-никак. Хотя может и разбросают, второй и третий курс наверняка разбросают. Сначало ракетное, теперь наше закрывают. В городе одни МОПы останутся.

– Странно, нигде больше МВДешников не называют как у вас, МОПы.

– А в этой Орджонке... Всё никак к Владикавказу привыкнуть не могу, да и какой это Владикавказ, того города давно уже нет, с революции. Орджонка, она и есть Орджонка, куча говна и грязи. Там и говорят-то, как не по-русски. Я ж тебе говорил, всё по своему называют, двойку если получил – говорят тахан заработал, отца паханом зовут, мать – маханей.

– Как у уголовников что ли,- недоверчиво спросила Таня.

– А там весь город приблатнённый. Народ весь какой-то гнилой, хоть русские, хоть нерусские. За три года мне этот город во где,- Анатолий чиркнул ребром ладони по горлу.- Поверишь, у нас старшекурсников свободный выход в город, так в такой город и идти не хочется, срань эту обкуренную смотреть.

– А ты и не ходи, Толенька,- чуть не с радостью подхватила Таня.- Доучись, последний год остался, а там, может, в хорошее место распределишься.

– Не, Тань, сейчас вряд ли распределишься,- тяжело вздохнул Анатолий.- Это раньше можно было распределиться в ГСВГ, или Центральную группу, это в Чехословакии, в Венгрию или Польшу можно было попасть. А сейчас, скорее всего, на Дальний Восток или на Север, сопли морозить загудишь. В Московский, или Питерский округ не пробиться, там одна блатота.

– Ой, ну и что? Пока молодой можно поездить, мир посмотреть.

– А где ты институт будешь заканчивать? Я же ждать не буду, сразу тебя заберу.

Таня теснее придвинулась, прижалась головой к плечу Анатолия. Его слова, конечно же, тронули её.

– Как нибудь перебьёмся. Ездить буду, если перевестись некуда, или академ возьму, – будущее в этом плане пока не казалось Тане слишком сложным.

Анатолий в ответ обнял её за плечи... Потом задумался...

– Слушай Тань, знаешь, со мной Николай Степанович говорил... ещё до своего отъезда. Я тогда только в отпуск приехал, второй день наверное... Я уж и забыл, а вот сейчас вспомнил. Он зачем-то к отцу приходил... А может и специально, чтобы со мной поговорить, не знаю. В общем, он мне интересное предложение сделал. Понимаешь, план у него есть, казачью заставу здесь в станице соорудить, официально с разрешения властей, со штатом.

– Какую ещё заставу?- Таня чуть отпрянула, и смотрела настороженно.

– Ну, казачью, своего рода отряд самообороны. Он говорил, всё равно казачьи войска рано или поздно будут возрождены, иначе тут жить невозможно будет, всё к тому идёт. Вот он мне и предложил, если что, в эти войска потом перейти. А? Представляешь, прямо тут, дома служить. И я уж не лейтенант буду, а хорунжий, форма–папаха и черкеска,- Анатолия явно воодушевляла такая перспектива, а вот Таню... Она даже отодвинулась от него.- Ты чего, Тань? Ведь тогда и ехать никуда не надо, и ты в нашей же школе работать будешь, как кончишь... Вот только, боюсь, ещё не скоро это случится, по дырам успеем мы с тобой натаскаться. Видел я на стажировке, что эти гарнизоны из себя представляют – мрак,- с сожалением произнёс Анатолий.

Таня в ответ нерадостно вздохнула:

– Глупый ты, Толь.

– Это ещё почему... ты что, не веришь!?... Это не я, это ты глупышка. Черные вон как наглеют, без самообороны никак не обойтись.

– И ты что, серьёзно собираешься здесь служить?- почти с вызовом спросила Таня.

– А почему нет, конечно.

– Ох дурень, ты дурень... ничего не понимаешь. Ты хоть думаешь о том, с кем тебе дело придётся иметь на той заставе!?... Я уехать, понимаешь, уехать отсюда хочу... подальше, хоть к белым медведям, но чтобы от этих зверей подальше!!... Ты говоришь, застава... Да тут сразу война начнётся, как вы хоть одного из них... они же... Наркоту, оружие, они же это и туда и сюда везут, машины ворованные перегоняют. А я, значит, трясись, жив ты или нет,- Таня вдруг закрыла голову руками и заговорила со слезами в голосе.- От них не заставами, а стеной, рвами отделяться надо, а пока эти, в Москве, поймут, что нам с ними в одной стране нельзя, знаешь сколько народа погибнет... сколько женщин, девчонок здесь они испохабят!?... Вон у нас, чуть стемнеет, с общежития боимся выйти, насилуют, и только русских. А если ловят, так обязательно насильник чёрный... Я... я не хочу, не хочу здесь... не хочу, чтобы это зверьё моего мужа убило! Бежать отсюда надо, куда угодно, только подальше, туда где их нет!

– Ну, что ты, Тань,- растерянно развёл руками Анатолий.- У нас-то до такого не дойдёт.

– Я учусь с девчонкой, она со станицы, что в Чечне. Знаешь, чего она порассказала, повторить страшно. И тоже там когда-то думали, что до такого не дойдёт... Жизнь она одна, и я не хочу её в страхе прожить... за тебя, за детей наших... Нет, жить только там, где никаких чечен, ингушей, ногайцев, кабардинцев... У меня подружка, в аудитории рядом сидим, она с Урала... говорит, со всеми жить можно, и с татарами, и с башкирами, а с этимим нет... всё удивлялась, как мы их тут терпим,- Таня шмыгнула носом и отёрла выступившие слёзы.

– Успокойся Тань,- Анатолий привлёк девушку к себе.- А ты ведь мне ничего не говорила... ну что у вас по ночам опасно.

– Ой, ты только не беспокойся. Я ведь не дура какая-нибудь, я осторожная и по вечерам не шляюсь. Да и зачем мне, у меня ведь ты есть.- Таня сильнее прижалась к Анатолию и затихла.

– И всё-таки бегство это не выход... кто-то должен же против них...

– Пускай кто другой, мы и так насмотрелись, натерпелись от них, я с детства их боюсь. Помнишь, я тебе говорила, как меня маленькую проезжие чеченцы напугали? Я ведь потом месяц заикалась. Они же пообещали меня... И это не шутка была, так не шутят с десятилетней девочкой. Они именно оскорбить меня хотели, мы вот так можем с вашими девчонками и женщинами, а вы вот не посмеете нашим такое сказать. Да разве мне одной такое говорили. На Кавказе наверное нет ни одной русской женщины, которую бы за жизнь чёрные не оскорбляли хотя бы словесно.

– И всё равно Тань, бежать нельзя отсюда. Родители наши здесь, родственники, и сами мы здесь родились. И потом, что же последние тёплые места им отдать? В России сейчас благодатнее мест чем наши и Кубань нет,- не очень уверенно убеждал Таню Анатолий.

– А по мне покой, он дороже всего. Николаю-то Степановичу чего, он старик уже, а под пули и ножи тебе подставляться придётся,- не отступала от своего Таня.

– Да брось ты Танюш переживать раньше времени. Если границу настоящую сделают...