Меня зовут Синдбад Мореход

Ну спасибо, рыжая - ставший вроде лояльным ко мне, Агапит побагровел и опалил меня ненавидящим взглядом.

– Да тут ничего нет сложного.
– с этими словами я взял кисть Марго в свою руку, и повернул ее в сторону охранника.
– Смотри, Агапит - у каждого камня в перстне своя огранка. Если неправильно огранить самоцвет, он останется просто камнем - так же дело обстоит и с бородой...

Впавший в гипноз мужчина рассказал, что служит Дионисию уже два года - с тех самых пор, как умер его наставник, бывший патриарх Константинопольский, Ефимий I Синкелл. Познакомился с бывшим патриархом он в 914 году в Агафоновом монастыре, где тот пребывал в ссылке. Сам он встал на стезю служению господу после пятнадцати лет службы в имперской армии скутатом (тяжелым пехотинцем), где дослужился до чина тетраха (полутысячника). А подвигла его на это убийственная совместная атака армянской и иранской конницы в местечке Манцикрет, в Васпраксинии. Когда несметная лава понеслась на их более чем скромную фалангу, он поклялся, что если останется жив - посвятит себя Господу. После сокрушительной атаки, таксиархия (тысяча), где он служил, перестала существовать, а из тяжелых пехотинцев - кто мог стоять на ногах - и полного десятка было не собрать. В этом десятке был и Агапит.

Ефимий в монастыре вел отрешенный и аскетичный образ жизни. В обители он был со всеми послушниками доброжелателен и не более того - но при появлении Агапита вдруг резко проявил к нему интерес и выбрал его в ученики. На смертном одре учитель завещал ему покинуть монастырь, найти отца Дионисия, передать ему рукописи, испещренные непонятными символами, и стать ему соратником, защитником и опекуном, а если понадобится - то и слугой. Узнав еще некоторые подробности касаемо привычек хозяина и планировки дома, развязав Агапита, я отправил его спать до утра.

Дионисий появился через полчаса. Открыв дверь своим ключом, он торопливо протопал по лестнице на второй этаж, прихватив горящую лампу из вестибюля. Буквально заскочив в свой кабинет, быстрым шагом прошел в дальний угол, и встав на колени, поставил лампу рядом. Меня, сидящего на неудобной скамье у входа - видимо, для посетителей - он даже не заметил.

– Кхм-хм...
– мое тихое покашливание, заставило Дионисия ощутимо вздрогнуть и тут же застыть ледяной скульптурой.
– Доброго вечера вам, отче!

От шока отче отошел довольно быстро. Плавно встав с колен (а ведь он не такой старец, за которого себя выдает), как ни в чем не бывало отряхнул коленки, поставил лампу на стол и поинтересовался.

– Что с Агапитом? Он жив?!

– Да что с таким бугаем станется?! Получил по морде, и пока был в отключке, я угостил его хорошим снотворным, чтоб не мешал нашей беседе. Завтра утром проснется как новенький, если не считать пару синяков, конечно...

– Ты?! Агапита!
– Впервые в голосе священника прозвучали эмоции.
– Да он одним ударом руки сбивает боевого коня с копыт!

– Ну, значит ты, отче, уже имеешь представление, на что способен я...

– Хорошо, говори скорей, зачем пришел. У меня сегодня был тяжелый день, а завтра воскресение - паства за паствой - мне надо отдыхать.

На самом деле, накрученного мной монаха, жгло желание как можно быстрее проверить захоронку со свитками и убедиться в их сохранности.

– Я настроен на долгий разговор - а то, о чем ты так беспокоишься - надеюсь, в целости и сохранности. Я уже догадался что в углу у тебя тайник, так что спокойно можешь проверить свои свитки, я подожду.

– Да как тыы?! Да ты диавол!

– То, что диавол не превратился в пепел в соборе, и тем более в хранилище святынь, тебя, монах, не смущает? Да и помнится, когда Ефимий предвидел некоторые события, никто не называл его приспешником Сатаны - напротив, вы считали, что это божий дар.

– Хорошо, я оценил твои умения и твой ум. Ты заслужил мое внимание, говори, зачем пришел.

Переход от крайней растерянности к клокочущей ярости, а затем к полному спокойствию, занял не более трех секунд - наш человек, значит, я точно по адресу. Решив, что кашу маслом не испорчу, молча, выложил на стол перед священником золоченый крест, украшенный жемчугом. Вздернутые брови священника не смогли скрыть его удивления.

– Ты еще и вор!... А ведь ты сразу показался мне подозрительным, и я следил за тобой - и точно помню, как забрал у тебя крест...
– на несколько секунд старец ушел в себя, видимо, припоминая нашу предыдущую встречу. После чего с подозрением добавил.

– Больше из ризницы ничего не умыкнул? А то знаю я вас....

– Воры добровольно краденое не отдают. Да и не приходилось мне раньше брать чужое без спроса, разве что с боя, но что с боя взято - то свято.
– улыбнулся я в ответ на недоверчивый взгляд, и сразу стер улыбку.
– Я хочу освободить Зою - бывшую императрицу - из плена, и если я этого не сделаю в ближайшее время, то ее отравят. Ну а далее, если повезет, вернуть ее на трон. А ты мне нужен, чтобы выйти на патриарха Николая - по моим сведениям, он знает, где она сейчас находится.

– Какая в том тебе корысть, чужестранец?
– сказано это было почти безразличным тоном и с ноткой разочарования, но крепко сжатые кулаки отражали истинные эмоции.
– И чем тебе может помочь скромный ключарь?

– Я действительно чужестранец, и настолько далекий, что ты себе не представляешь. И самое интересное, что корысти моей здесь нет - есть только долг. Я....

– Не лги мне, молокосос!
– маска безразличия спала с монаха, и эти слова он почти выплюнул.
– Ты готов сложить свою голову на плахе, не имея корысти, руководствуясь только долгом?

– Так и есть. Ты видел, на что я способен, и должен понимать, что затруднений в деньгах я не испытываю. А власти себе я взял и так с избытком, и она уже существенно ограничивает мою свободу.
– далее я понизил градус тона на десяток делений, и продолжил.
– Это ты, святоша, сейчас рассчитываешь свою корысть. Ты ведь ушел с софийской кафедры в монастырь не для укрепления духа, а потому что понимал - задержись ты там, и тебя бы выволокли с нее за бороду, как и твоего наставника. И сидел ты в своем монастыре долгие пять лет, каждый день ожидая, что вот-вот Ефимий снова станет патриархом, и ты вернешься на кафедру уже викарием. Но твой наставник умер, ждать больше было нечего, и ты вернулся в собор. Мистик тебя принял, потому что понимал - врагов лучше держать под присмотром. А ты принял ту должность, на которую он тебя определил, ожидая чуда - о котором, видимо, написал твой учитель в своих свитках. Так что, ключарь, если ты не поможешь мне спасти Зою - так и останешься до смерти ключарем. Пойми простую вещь, старец - пока ты ждешь, когда придет твое время - твое время уходит.

Мой монолог остался без комментариев - священник просто молча рассматривал крест в своей ладони, а потом как ни в чем не бывало, поинтересовался.

– Могу ли я узнать, что за долг вы, юноша, отдаете, подвергая себя столь серьезной опасности?

Неплохой, в принципе, прогресс получается - одна фраза, и я из молокососа становлюсь юношей...

– У меня, как и у тебя, есть свои духовные ценности - я не фанатик этих принципов, но стараюсь им следовать из соображений высшей справедливости. Иначе такие понятия как истина, закон и справедливость, теряют свою духовную привязку - веру в бога. Один умный человек сказал - 'мы в ответе за тех, кого приручили' Другой, не менее умный, сказал - 'мы в ответе за тех, кого спасли от смерти'. Я спас от неминуемой смерти девочку, сироту, и согласно своим принципам, я взял ее жизнь под полную свою опеку. Вот ей, а не мне, нужна живая Углеокая - но только в качестве Императрицы. Эта девочка сейчас рядом, и что непонятно - она разъяснит. Марго!

Наверное, клирик в своем воображении как-то иначе представлял себе девочку-сироту. Потому что когда появилась рыжая, ключарь реально на несколько секунд забыл, как дышать. А когда вспомнил - вдохнул лишнего и надсадно закашлялся. Еще продолжая покашливать, указал даме на стул, стоящий у стола, сам же остался стоять. Марго не стала церемониться и принимая эффектную позу - вольготно, нога на ногу, расположилась на стуле. Давая себя хорошенько рассмотреть, перекинула всю гриву волос на левое плечо. Чуть окинула голову назад, открывая свою лебединую шею и золотую серьгу внушительных размеров, усыпанную самоцветами. Ну и конечно, кисти рук с унизанными десятком перстней пальцами, оказались на виду. Оторвав наконец взгляд от принцессы, Дионисий повернулся ко мне.