Меня зовут Виктор Крид

Над планами и бумагами мы сидели неделю. После чего ещё на неделю я “повис на телефоне”. Официально. Неофициально же я мотался по всей планете, поднимая все свои знакомства, проводя переговоры, уговаривая, договариваясь, упрашивая, уламывая…

Результатом стали двадцать три Мастера различных стилей из Китая, Тайланда, Японии, Монголии, Кореи, Франции, Аргентины, Бразилии и даже США. Это был невероятный результат. И это была капля в море.

Все они получили по своей дозе сыворотки.

Ещё выяснилось, что Франция нужна была не только и даже не столько ради меня, сколько ради моих прежних учеников. КГБ удалось разыскать их всех. Две трети я смог уговорить присоединиться к моей задаче. Им “прививка” также полагалась.

Потом же началась работа…

Кстати, Суо тоже без дела не сидела. Провела переговоры со своим бывшим учеником (или это он провёл с ней переговоры, что мне кажется более вероятным) и в Москве начал строиться Четвертый Храм. Причём недалеко от Головного Дворца Федерации, в котором обосновался я.

Работа… бешеный ритм, режим тренировок захватил меня в свои колёса и шестерёнки.

Было сложно. Даже для моей мутантской выносливости: шестнадцать часов занятий ежедневно с группами учеников, полтора часа на сон, два часа на общение с женой, два часа на личных учеников: Брюс, Чак, Наташа, Петр, как ни странно, Стив и Николь.

Я, честно говоря, не представляю, какие переговоры, уступки, компромиссы или что там ещё может быть, прошло в верхах по этому поводу, но однажды эти двое просто пришли ко мне на занятие и попросились присоединиться. Я кивнул, и на два ученика стало больше. Мне ведь, собственно говоря, всё равно кого тренировать, будь то хоть Таскмастер… Он, кстати, тоже пришёл. Точнее, я его сам выловил и пригласил. На самую “продвинутую” группу. На триста человек Первого Поколения. Не значит, что я от них отказался, нет. Но я физически не успевал им дать достойную их возможностей нагрузку.

Перед тем, как “привить” и взять его в личные ученики, я долго думал. Целых шесть тренировок (ну нет у меня времени на то, чтобы сидеть с сигарой и задумчиво смотреть на закат солнца, просто нет. Вот и приходится думать на ходу).

“Привил”. Так как, если он начнёт портить мне жизнь, лично мне, то я его грохну. С формулой или без, большого значения иметь не будет. А так, парень он талантливый. На лету схватывает. Одно удовольствие с ним работать.

***

Это случилось через год после начала моей работы в Союзе. Солнце давно уже село. Спортивный комплекс был пуст. Ну, не считая бабушки-вахтерши, что тихо постукивала спицами под негромкое пение радиоприёмника. Сторожей-обходчиков и меня.

Ночь. Три с половиной часа, которые я могу потратить на сон… или на собственное развитие. Выбор не так уж и очевиден, ведь иногда я трачу их на развитие, а иногда на сон. Правда, второе бывает редко, когда совсем уж меня укатают детские группы.

Сегодня был не тот случай. Сегодня я занимался. В темноте огромного спортивного зала. Один. В тишине.

Я выполнял двадцать четвертую форму тайцзи цюань. Кто-то скажет, что есть много других форм, других стилей, но я выполнял эту. Мне так хотелось.

Качнулся канат. Затрепетала, словно на ветру волейбольная сетка, но быстро успокоилась. Через зал прокатился баскетбольный мяч. Сами собой начали поскрипывать половицы. В ушах появился противный едва слышимый звон, “стена” в сознании начала подрагивать, по “стекающей по ней воде” пошло волнение. Волосы у меня на голове начали слегка шевелиться, словно ими играл ветерок, которого на самом деле не было. Странное ощущение. Мяч, докатившийся до противоположной стены, стукнулся в неё и, словно ядро, выпущенное из пушки, полетел в противоположную сторону. Как раз мне в голову. Удивительно, но следуя форме, я как раз немного сместился, ровно настолько, что мяч пролетел в паре миллиметров от моей переносицы, прямо перед глазами, но не задел. Ещё пара движений, и форма подошла к завершению, я оказался в исходном положении, медленно выдохнул и опустил руки.

На входе в зал послышались тихие шаги кого-то легкого. В темноте зазвучали тихие, словно шёпот голоса. Голоса, если прислушаться к которым, можно было узнать людей, которым они принадлежали… мертвых людей. Убитых мной людей. Тени сгустились и стали выглядеть неприветливо. “Стена” в сознании перестала дрожать, но “небо” над ней поменяло свой цвет на кроваво-красный. Волоски на моём теле, как шерсть у кота, встала дыбом.

Шаги приближались, но я не видел того, кому они принадлежали. Они звучали уже совсем рядом, прямо передо мной, но там, где они звучали, никого не было. “Шаги” прошли прямо сквозь меня, как будто меня и нет, или их нет. Прошли и пошли дальше к стене.

Я принял позицию для Цигун и принялся гнать по телу Ци. Я применил технику очищения сознания. Но “небо” оставалось красным.

Послышался тихий скрип веревки. Верёвки, привязанной к верхней перекладине ворот, на которой медленно на ветру покачивалось тело повешенной фашистами девочки. Этот звук я слышал на одном из хуторов, от которого не осталось даже названия. И долго потом пытался забыть… как и гудение ветра в обгорелых печных трубах, оставшихся на месте до тла сожженных деревень. И это гудение тоже послышалось в вязкой темноте пустого ночного зала.

Цигун не помогал. Я сложил руки перед грудью и начал петь буддийские мантры, хоть собственным голосом пытаясь заглушить этот Дзенов скрип пеньковой веревки.

Послышалась гортанная немецкая речь, лающие команды унтерофицера, плач и крики женщин, потом резкий стрёкот шмайсера и лающие команды уже без аккомпанемента женского плача… Я закрыл глаза и сосредоточился на звуке собственного голоса… но “небеса” оставались красными. Да и “вода”, текущая по стене начинала окрашиваться в цвета крови.

Сосредоточенность сорвал гриф штанги, пробивший моё тело насквозь, как иголка бабочку. С новой силой навалился шёпот, звуки женского и детского плача, приглушённые крики Николь за стеной…

Я схватился за торчащий из груди гриф и медленно с усилием, начал вытаскивать его, сосредотачиваясь теперь на боли, в надежде, что хоть боль сможет заглушить эти дзеновы звуки. В ответ на боль поднималась жгучая ярость. Не “Зверь”, нет, моя собственная ярость. Сильная, обжигающая, как кислота. Я зарычал, продолжая вытаскивать из груди гриф. “Стена” в сознании рухнула напрочь под напором разлившейся ярости, взметнувшейся огненными языками до самого “неба”. Ярость! Боль! Ярость и ещё раз ярость! Больше ничего в моём разуме не осталось. Ни “неба”, ни “земли”, ни “стен”, ни “воды” – ничего, только ревущее пламя ярости.

Гриф покинул моё тело и со звоном упал на пол. Я заревел-зарычал во всю силу своих легких и своего голоса, щедро, не скупясь, вкладывая Ци, которое, как пламя ярости в моём разуме, сметало вокруг меня всё. Гриф от моего пинка отправился в полёт и воткнулся на треть длины в стену над головой рыжей, резко присевшей девочки, что как раз вошла в зал в этот момент.

– Я, кажется, не вовремя, – тихо пискнула она.

– Заходи, Джин, – мгновенно успокоившись, буквально “хлопком ладони” погасив пламя ярости и так же быстро вернув на место “стену”, ставшую вдвое выше и втрое толще, а сверху всё это накрыл затемнённым непрозрачным куполом от снова начинающего краснеть неба. – Здравствуй.