Меняю совесть на шоколадку

Вторая странность. Когда разбитной Сеня обнаружил спрятанный мной от посторонних глаз приемник, и врубил музыку, Вольф малость погрустнел. То есть помрачнел, велел Сене приглушить звук, а когда тот начал крутить настройку и случайно попал на волну местного радио, злобно велел убрать «эту трепотню». И третья странность, пожалуй, самая занимательная. В кухне, в посудном шкафчике, лежали три севшие батарейки от приемника. Когда я заменил батарейки в последний раз, эти просто позабыл выбросить. Закрутился. Так вот, когда я полез за тарелками, обнаружил, что батареек нет. Пропали, загадочным образом. Интересно, кому понадобились севшие батарейки? Что не мне, это точно. Более того, через час примерно вдруг заглох и приемник. Просто сдох, и все. Основательно встряхнув его, Сеня проверил батарейки, и с разочарованием заметил, что они не тянут, и что такому лоху как я следовало бы пистон вставить за невнимательность. Скучно без музыки. Я в этот момент мельком глянул на Вольфа, и заметил, что с того напряжение как будто малость спало. И еще я заметил, что в комплекте из трех батареек одна «не родная». Обычно я покупал «ТDК», а в последний раз их не было в киоске, и я взял «Panasonic». Найти исчезнувшую батарейку для меня большого труда не составило. Когда я мыл полы, затоптанные этими чертями, под кроватью у стены обнаружилась и пропавшая батарейка. Вольф даже не удосужился спрятать ее подальше. А то, что батарейку заменил именно Вольф, я не сомневался. Вот только когда и как он это сделал? Видимо в тот момент, когда я в сопровождении Сени выходил до ветру. А Фунтик мог и внимания не обратить на отключение приемника. Интересно, чего так хотел НЕ УСЛЫШАТЬ Вольф из новостей? Или чтобы его опричники не услышали?..

Короче, сплошная череда загадок. Но мне это сейчас только на руку. И то, что на вторую ночь меня определили на ночлег в погреб – тоже. Для виду я, конечно, похныкал, жалуясь на холод и неудобство, но Фунтик рыкнул на меня, и я благоразумно замолчал. Понятно, что всю ночь спать из-за меня вполглаза, пусть даже и связанного, никому из троих не хотелось. Ладно, хоть позволили ватник взять с шапкой и баллон с водой. Ну а большего мне от них и не надо, и такому обороту я был только рад. В погребе есть запас свечей, коробок спичек я с кухни стянул, и инструмент кое какой в погребе тоже имеется. И не только инструмент…

Спать мне, понятное дело, не пришлось. Не до сна в моем-то положении. Всю ночь я усердно работал. Едва дождавшись, когда Сеня с Фунтиком задвинули на люк погреба тяжеленный сундук Анны Михайловны, я взялся за дело. Свечу зажигать не стал покуда, чтобы не заметили через щели в полу. В погребе я и на ощупь хорошо ориентируюсь, каждый его сантиметр изучил. Поэтому стальную решетку, прикрывающую вытяжку, нащупал безошибочно. Вытащить ее – плевое дело. Труба вытяжки, длинной метра три, на мое счастье не была цельной, и состояла из трех кусков примерно одной длины. Так что расковырять, и выдернуть куски большого труда мне не составило. Хуже было колупать землю, чтобы расширить лаз. Земля хоть и не промерзла на такой глубине, но все равно не пух. Тем более что работать пришлось садовым совком, предназначенным для возделывания цветочной клумбы. Лопаты и грабли у Анны Михайловны, понятное дело, имеются, но хранятся в сараюшке. Перетащить их в погреб открыто возможности у меня не было никакой. И самое паршивое – холод. Землю из лаза я еще мог затоптать на полу, чтобы в глаза не бросалась, а вот одежду почистить уже не получится. И если я завтра вылезу из погреба весь грязный, как бес из преисподней, даже дебиловатый Фунтик сообразит, чем я всю ночь занимался. Так что копать пришлось в одних трусах, содрогаясь всем телом и лязгая зубами от холода. Ладно, хоть работа согревала, иначе дал бы я дуба уже в первую ночь в погребе.

Но как бы там ни было, половину лаза за ночь я все же преодолел. Решетку приладил на место, землю рассыпал по полу, и равномерно и тщательно затоптал ногами. Для этого пришлось зажечь свечу, но ночь была глубокая, постояльцы мои нежданные зверски храпели, и вряд ли заметили свет в погребе. Потом я тщательно помыл руки и лицо, закутался в ватник и до пробуждения «гостей» просидел на корточках в полусне. С отвычки было не сладко. Давненько мне не приходилось в таких условиях ночь коротать. Комфорт развращает. Ну да ладно, есть ради чего терпеть…

А гости мои дорогие что-то заспались в это утро. Судя по серенькому свету, пробившемуся сквозь щели в полу, часам уже к десяти подвалило, а они все дрыхли. Не выдержав, я поднялся по ступенькам лестницы, и стал молотить в крышку люка:

– Мужики, а мужики. Выпустите меня! Ей-богу дуба даю. Эй, там, на палубе!

Первым, конечно же, проснулся Вольф. Я услышал, как он растолкал храпевшего на полу Фунтика, потом загромыхали тяжелые ботинки верзилы, сундук со скрежетом поехал в сторону и люк распахнулся. Трясясь от холода, я выбрался наружу, и первым делом кинулся к печке. Эти черти беспечные даже дров ночью не подкинули, и в доме было не намного теплее, чем в погребе.

Наспех забив нутро «буржуйки» дровами, я прижался к её нагревающемуся боку всем телом, и аж застонал от блаженства. Господи, какое счастье! И на хрена вы свалились на мою голову? Спал бы сейчас себе сладким сном в кровати, не зная проблем…

Раскатал губу, однако. Вольф, зараза, даже отогреться толком не дал, тут же отправил завтрак сгоношить. А, подкрепившись, распорядился:

– Ты давай-ка, брателла, на вылазку. Проверь там свои петли, жрать уже нечего.

Что верно, то верно. Пожрать они горазды. Особенно Фунтик. Тот в один присест ползайца «уговаривает». Да и Вольф с Сеней без особого энтузиазма супчик употребляют. Мне только косточки обглоданные достаются, да миска с супом. Не аккуратненько. Один бы я еще недели полторы на запасах прожил.

Однако на распоряжение Вольфа я посмел возразить, и обоснованно:

– Вольф, сейчас бесполезно идти. Метет же. Зайцы на лежку залегли. Сомневаюсь, что в петлях кто-то есть. Выждем малость, авось к обеду поутихнет, тогда и пойду проверять. Ну, ей-богу, какой толк в холостую шастать по метели?

При этом я выразительно покосился на Фунтика, призывая его в союзники. В конце концов, ему велено меня сопровождать, и вряд ли такая прогулка ему по душе. Не знаю, заметил ли он мой немой призыв, но тоже воспротивился:

– В натуре, Вольф. Ну, че зад морозить попусту? Подождем до обеда?

Странно, но Вольф согласился. Подойдя к окну, он с минуту смотрел на бесновавшуюся пургу, которая и в самом деле стала ослабевать, видно истощившись за три дня, и вполне мирно разрешил:

– Ладно. Отбой покуда. Но в обед все равно пойдете, жрать чего-то надо.

Вот и славненько Я хоть посплю по-человечески часа три. Наспех перекусив остатками от завтрака, я завалился на полушубок в углу, где предыдущую ночь провел Фунтик, и прикрыл глаза. Уже через пять минут усталость взяла свое, и я стал медленно погружаться в объятия Морфея. И тут меня как током ударило, и сон моментально улетучился. Сквозь убаюкивающий гул в ушах я услышал голос Сени:

– Ну что, Фунтик, скинемся?

Приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы видеть и в то же время не привлекать к себе внимания, я увидел Сеню сидящего на сундуке. В руках он покручивал колоду карт. И не просто покручивал, а выделывал с ней такое, что я допрежь только в кино и видел. Карты порхали в его руках, извивались змейкой, рассыпались веером и, словно сами по себе, как живые, выползали из колоды. А в глазах Сени горел такой похотливый огонек, что и без комментариев было видно – страстишка у него не шуточная. И видать игрок он не из последних, если этакое с колодой вытворяет. Я бы с таким за игру не сел, ни под каким видом. Ежу понятно, что фарт будет на его стороне. А Фунтик, балда, немедленно согласился. Хотя, может и не такой уж балда. Едва ли не знает Сениных возможностей. Потому что сев напротив, на венский стул, который под его тушей жалобно скрипнул, однозначно предупредил:

– Ладно, по сотке баксов. Но смотри, фраер, будешь мухлевать – в репу засвечу, так и знай. Известны мне твои фокусы.

Сеня аж подскочил на сундуке с видом оскорбленного достоинства:

– Да ты что, в натуре?! А что же по сотке?.. – и вкрадчиво, змей подколодный, предложил, – А по штуке слабо?

С минуту Фунтик мучительно размышлял, разрываясь между жадностью, и возможностью халявного навара. Искушение оказалось сильнее.

– А давай. Но смотри у меня…

– Понял, понял. Чуть что, – сразу в репу.

И тут Вольф, до сих пор не встревавший, подал голос с кровати, оторвавшись от очередного номера журнала:

– Если будете базланить, я вам обоим чавки начищу.

На том и порешили. Вольф продолжил читать, интеллигент хренов, Сеня с Фунтиком принялись азартно резаться в «очко», а я, позабыв про сон, исподтишка за ними наблюдал. И кроме Сениной виртуозности владения колодой, заметил за ним еще одну пикантную особенность. Время от времени он, войдя в азарт, и потому бессознательно, опускал руку вниз, и… Как бы это сказать поприличнее… Почесывал свое мужское достоинство. Может, болезнь у него дурная, или просто привычка такая нехорошая, леший его знает. Но мне это на руку. Ах, как славно то все складывается. Как все чудненько. И колода у них стандартная. Карты «атласные», какой там ГОСТ и артикул не знаю, да мне и без надобности. Главное, что у Анны Михайловны точно такая же колода лежит в сундуке, на самом дне. Видать, коротала здесь вечера с соседями за партией в подкидного дурака. Теперь дело остается за малым. И если все удастся…