Меняю совесть на шоколадку
Шрифт:
С этой счастливой мыслью я и задремал. И, видит Бог, никогда еще я не спал так сладко и с такой надеждой в сердце.
Проснулся я от увесистого пинка в бок. Фунтик возвышался надо мной всей своей тушей, и, судя по его мрачной больше обычного физиономии, настроение у него было мерзейшее. Как и ожидалось, фарт был не на его стороне. Видно не мало он «косарей» просадил красавчику Сене. Тот, напротив, блаженно ухмылялся, с прищуром глядя на несчастного Фунтика. Похоже, свою долю он увеличил солидно.
Бесцеремонно схватив за воротник, Фунтик легко вздернул меня, поставил на ноги,
– Пошли, лошара. Метель стихла, жратву надо искать.
Наспех глотнув остывшего чая, я попросил сидевшего на сундуке Сеню:
– Мне в сундук надо.
Тот неприязненно вызверился:
– Чего тебе там надо?
– Струны.
– Какие, на хрен, струны? Ты чего гонишь, балалаечник?
Я терпеливо пояснил, моля Бога, чтобы он не сунулся в сундук сам:
– Гитарные. Я из них петли делаю. Иногда, бывает, косые петли рвут и с собой утаскивают. Возьму на замену штуки три.
– Дай ему, – отозвался с кровати Вольф.
Сеня неохотно встал и направился в кухню. Слышно было, как он загремел кружкой в ведре с водой. А я, с замирающим сердцем, стянул с сундука домотканый коврик, откинул крышку, и нырнул в темное нутро сундука.
Струны я нащупал сразу, они всегда лежат сверху. А вот колода карт завалена всяким барахлом, и вытащить ее на ощупь оказалось непросто. Но это еще не все. Для моего плана необходимо было в полутьме сундука отобрать из колоды нужные карты. Причем так, чтобы никто этого не заметил. И вот тут я завис. Пальцы у меня не такие ловкие, как у Сени, и на ощупь взять четыре туза и три дамы мне удалось не сразу. Фунтик даже рявкнул на меня от двери:
– Ну, скоро ты, баран?!
– Сейчас, сейчас. Зацепилась, зараза! Ага, есть.
Уф-ф-ф… Удалось. Кажется, еще шестерка пик попалась. Захлопнув крышку, я постелил на место коврик, и аккуратно вложил под него разложенные веером карты. Вот теперь можно и прогуляться.
В сенях я попытался взять лыжи, но Фунтик ткнул меня в спину, и пролаял:
– Пошел! Вперед!
– Да ведь намело то как!
– Ничего, так пройдешь. Случай чего мне за тобой гоняться неохота. И вообще, от меня больше чем на пять шагов не отходить. Бегать я за тобой не стану, пуля догонит. Просек?
Ну, без лыж, так без лыж. А ведь была хоть крохотная, но надежда, что удастся улизнуть от этого увальня. Замотал бы его на участках, оторвался, а там ищи меня. В общем – облом…
Как я и предполагал, зайцев попалось всего ничего. Из двенадцати петель только три были с добычей, да и то в одну попался какой то заморыш, совсем еще молоденький. А потоптались мы с Фунтиком изрядно, почти по самое янь в снегу. Рыжий от такой прогулки и вовсе озверел, и все чаще на меня поглядывал с откровенным вожделением. Если бы не приказ Вольфа не трогать меня, то, пожалуй, и грохнул бы со зла. На пике злобы он не выдержал, и наорал:
– Ты че, козел, специально меня таскаешь?! Я тебе, чмо, экскурсант что ли? Где вся живность, мать твою!!!
Вполне натурально изобразив испуг, я попытался оправдаться:
– Да ты что, Фунтик? Они что, по моему приказу, что ли в петли лезут? Я ж говорил – метет.
– Ну, давай быстрее, падла. Сколько тут еще зад морозить?
Помявшись,
предвидя бурю, я несмело пробубнил:– Так ведь грохнуть их надо. Не живьем же тащить.
– Ну, так грохни!
– Не могу. Я всегда лыжей по башке бил. А голыми руками как же?
– А-а-а, мать твою, сопля!
Рыжий, со всего маха, врезал верещавшему в петле косому в бок огромным ботинком. Бедный зайчишка шваркнулся башкой о ствол яблони, и затих. Из ноздрей засочилась ярко-алая кровь на сахарный по своей белизне снежок. Несколько секунд я оцепенело смотрел на мертвого косого, чувствуя, как ледяные мурашки страха струятся между лопаток. Аж в затылке от ужаса похолодело. Я не слюнтяй и не святой, и самому уже сотни раз приходилось добивать зайца в петле. Но такого отвращения, такой тоски еще ни разу не испытывал. Придет время, этот громила и меня вот так же…
Немалого труда мне стоило справиться с собой, и заговорить с бандюком, как ни в чем не бывало. Словно бы продолжая разговор, я заметил:
– А жалко мне тебя, Фунтик.
Тот от неожиданности аж замер на месте. Ну, ни фуя себе! Это чмо ходячее его еще жалеть смеет? Да в пятачину за такое, в пятачину! Однако дожидаться реализации таких планов я не стал, и миролюбиво пояснил:
– Вот ты хороший мужик (мать вашу, что я такое несу?!). Нет, правда, правда. Я же вижу, кто есть ху.
– Ты, сука рваная, со мной не выражайся.
– Да это по-английски. Я к тому, что ты в вашей компании самый деловой, а Вольф Сеню больше ценит. Заметил я, что на тебя он покрикивает, а с Сеней не так. С Сеней он вежливо.
Фунтик только презрительно скривился:
– Глохни, баклан. Он Сеню на расстоянии держит, потому так.
– А что так?
– Мы с Вольфом, чтоб ты знал, восьмерик на зоне вместе оттянули. Он там за меня стойку держал, потому как в авторитете. Он мне, можно сказать, как пахан. А Сеня залетный, из фраеров. Да ни в жизнь Вольф меня на Сеню не сменит. И вообще, заткнись. Не зря Вольф предупреждал: не такой ты лох, каким видишься.
– Да я чего, я молчу…
Ошибся Фунтик. Лох я и есть. Это как же я так просчитался то, а? Ах, как скверно то, граждане… Ну ладно, заедем с другого бока:
– А все же в карты тебя Сеня надул!
Вот это реакция! Затормозил Фунтик так, что снег пробуровил своими пес знает какого размера ботинками. Рванув меня за плечо, мало не оторвав рукав ватника, прорычал:
– Ты за базар отвечаешь?
Я даже не рад стал, что сказал это. Этак он не то что ватник, но и меня порвет. Однако отступать было некуда. Истово перекрестившись, я запальчиво сбогохульничал, прости меня Господи:
– Гадом буду. Вы пока играли, я наблюдал. Ты заметил, у него привычка есть, как бы между прочим, себе в паху почесывать?
– Ну? У него это по жизни. – Как же, по жизни. Пару раз я видел, как он из-под коврика, что на сундуке, карту вытягивает. На сколько он тебя сегодня обул? И, наверное, не в перв…
– Убью-ю-ю гниду!!! Двадцать пять штук срубил!
Да куда же он, тупица сорвался то? Только этого мне не хватало!
– Фунтик! Эй, Фунтик!
Тот затормозил на бегу, резко обернулся и выматерился: