Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Крепко жму вашу руку. В. Менжинский».

В свете всех этих фактов и особенно письма Менжинского к Покровскому из Болоньи в Париж нельзя Менжинского и Покровского ставить на одну доску с вдохновителями и организаторами фракционной группы «Вперед».

Известно, что и Ленин не ставил всех впередовцев на одну доску. Ведя бескомпромиссную борьбу против Богданова и Базарова, считая их индивидуалистами, людьми, потерянными для партии, Владимир Ильич в то же время прилагал усилия к тому, чтобы переубедить заблуждающихся товарищей, помочь им вернуться на партийные позиции.

Уже в конце 1910 года из группы «Вперед» ушли M. Н. Покровский, А. М. Горький, В. Р. Менжинский и Ф. И. Калинин. В мае 1911

года редакция сборника «Вперед» сообщила, что с настоящего (3-го) номера сборника товарищ Домов (псевдоним M. Н. Покровского) не принимает никакого участия в изданиях «Вперед». В июне 1913 года редакционная коллегия того же сборника, состоявшая из Алексинского и Мануильского, известила, что «А. Луначарский членом редакционной коллегии группы «Вперед» в настоящее время не состоит». В 1913 году группа распалась на два кружка — Парижский и Женевский. Большинство членов этих кружков в 1917 году вернулись в большевистскую партию.

Антипартийная, фракционная группа прекратила свое существование. Один из руководителей этой группы, Луначарский, впоследствии признавался: «Мы были в конце концов только группой партийных интеллигентов, нашедших слабый отзвук среди некоторой части рабочих социал-демократов, находившихся под властью революционной инерции. Вот почему после неизбежного распада и ослабления (последовательный отход самого Богданова, Менжинского, Покровского) мы должны были потерять импульс к самостоятельному существованию».

Порвав идейно и организационно с группой «Вперед», отряхнув, по выражению Покровского, сей прах со своих ног, Менжинский и Покровский сразу же вошли в большевистскую партию.

Но вернемся к «болонскому сидению» Менжинского. Именно Менжинского и Покровского, да еще Алексин-ского Луначарский считал виновниками распада группы «Вперед». Но совершенно по-иному оценивается Менжинский как преподаватель в официальном «Отчете второй высшей социал-демократической пропагандистско-агитационной школы для рабочих (ноябрь 1910 — март 1911 года)», изданном отдельной брошюрой группы «Вперед» в Париже в 1911 году.

Менжинский читал в школе курс основ государственного права (8 лекций) и вел специальные, мы бы теперь сказали — семинарские, занятия по газетной технике. Степинский (Менжинский), говорится в «Отчете», чтобы ознакомиться с индивидуальными особенностями и способностями слушателей, предложил каждому из них написать рассказ на тему «Как я стал социал-демократом». Затем в течение нескольких вечеров они писали небольшие статьи и прокламации: «Взгляд Каутского на легальные возможности и думу в связи с его письмом школе»; «Призыв к организации профессиональных союзов»; «1 Мая»; «О военных организациях» и другие. Этим преследовалась также и другая цель — приучить товарищей письменно излагать свои мысли и выработать стиль. О том, что Менжинскому таким образом удалось узнать способности каждого из слушателей, свидетельствует цитированное выше письмо Менжинского из Болоньи в Париж Покровскому, в котором он писал: ученики «произвели на меня в общем очень приятное впечатление — народ живой и интеллигентный, но особыми знаниями, по-видимому, не обладают».

Чтобы научить слушателей правильно излагать мысли, Менжинский тщательно поправлял каждую работу, затем эти работы читались в присутствии всех слушателей и преподаватель объяснял, почему он сделал те или иные поправки.

Менжинский предложил слушателям разбиться на две группы и каждой группе самостоятельно составить по номеру газеты. Каждая из групп выделила из своей среды ответственную редакцию в составе трех человек, которые должны были тщательно отредактировать все статьи, а также коллективно наметить содержание своего номера. Давалось на все приблизительно две недели. Подготовленные номера обсуждались

коллективно слушателями с участием преподавателя.

Преподавательская работа Менжинского в болонской школе не осталась не замеченной царской охранкой. Несмотря на то, что были приняты необходимые меры конспирации (все преподаватели выступай под псевдонимами, всем ученикам были даны новые партийные клички, письма из школы отправлялись в двойных конвертах через Париж и Берлин), охранке удалось установить состав преподавателей и слушателей. В болонской школе охранка имела своего агента-провокатора Сесицкого (ученик «Владимир»), который сумел втереться в доверие организаторов школы и стать помощником секретаря школы. Деятельность школы освещали также агент охранки Случевская и провокатор Бряндинский, агент Московского охранного отделения (жандармские клички Вяткин, Кропоткин). Этот махровый провокатор выдал в 1912 году Московский городской и окружной комитеты партии, собрал и передал охранке сведения о преподавателях и учениках школ в Лонжюмо и Болонье.

На основании донесений провокаторов охранка арестовала всех вернувшихся в Россию слушателей болонской школы и некоторых слушателей партийной школы в Лонжюмо. На основании тех же донесений в записке Петербургского охранного отделения директору департамента полиции от 18.3 1911 года дается общая характеристика болонской школы, характеристика руководителей и преподавателей. К записке был приложен даже конспект лекций Богданова и Луначарского, выкраденных агентом Сесицким. В записке сообщалось, что лекции по государственному праву читает Степинский-Менжин-ский, по русской истории Домов-Покровский. «Что же касается личностей Салмана и Степинского-Менжинско-го, — говорилось в записке, — то о таковых сведений в департаменте не имеется».

В начале 1911 года Менжинский возвратился из Болоньи в Париж, окончательно порвав с впередов-цами. Вскоре здесь он встретился с Горьким, приехавшим с острова Капри. А летом познакомился с Дзержинским.

Во время первой парижской встречи Дзержинский и Менжинский говорили об Италии, о Капри, где Дзержинский провел несколько месяцев в 1910 году, о Горьком, с которым Феликс Эдмундович встречался довольно часто.

Затем разговор перешел на партийные, российские дела, на слухи о новых арестах, о провокаторах.

— Почти все ученики вашей школы, — сказал Дзержинский, — при возвращении в Россию арестованы или на границе, или в пунктах, в которые им «позволила» приехать полиций. Здесь мы имеем дело с несомненной провокацией.

— Вы думаете? — спросил Менжинский.

— Убежден, — ответил Дзержинский. — В прошлом году на Капри я много работал над материалами о провокации в подпольных организациях социал-демократии Польши и Литвы. Ситуация провалов учеников обеих школ, и Болонской и Парижской, напоминает то, что было год-два назад в Варшаве. Несомненная провокация. Наша подпольная деятельность в России будет сизифовым трудом до тех пор, пока не удастся обнаружить и изолировать провокаторов. Надо бы нам иметь в партии что-то вроде следственного отдела…

— Своего Бурцева?

— Бурцев в этом деле дилетант. Он этим делом занимается по своей инициативе, на свой страх и риск. Занимается как журналист. А нам надо иметь собственный партийный аппарат. — Замолчал, задумался. И, как бы продолжая мысль, над которой думал в эту минуту, с грустью сказал: — Иначе мы будем посылать людей только для того, чтобы сделать очень немногое для большой награды провокаторам…

Живя в Париже, Менжинский продолжал усиленно заниматься политическим самообразованием. «Марксистскую литературу, — писал он впоследствии, — русскую и немецкую до 1917 года изучал в свое время за границей. Следил и за литературой французской, английской и итальянской».

Поделиться с друзьями: