Мерлин

Свет Великий, Движитель всего, что движется и пребывает в покое, будь мне Путем и Целью, будь мне Нуждой и Исполнением, будь мне Севом и Жатвой, будь мне радостной Песнью и горестным Молчанием. Будь мне Мечом и крепким Щитом, будь Фонарем и темною Ночью, будь моей неиссякаемой Силой и моею плачевной Слабостью. Будь мне Приветом и прощальной Молитвой, будь моим ясным Зрением и моей Слепотою, будь моей Радостью и Горем, скорбною Смертью и желаемым Воскресением!

Да, Ганиеда понравилась Харите, чему я несказанно обрадовался. Приятно было видеть, как они вместе хлопочут, готовясь к свадьбе, и сознавать, что их породнила любовь ко мне. Да приумножится такая любовь!

Обе были истинные королевы фей: высокие, грациозные, идеально сложенные — воплощение совершенства. При виде их дыхание перехватывало, и хотелось вознести хвалу щедрому Богу.

Говорят о красоте, которая сражает насмерть. Думаю, бывает и такая. Но есть красота, которая исцеляет всякого, кто на нее смотрит. Такой красотой и обладали Харита и Ганиеда. И как же радовались этому Мелвис и Кустеннин — оба короля просто сияли от счастья.

Правду говорю, не собиралось еще под одной крышей столько счастливых и веселых людей, сколько под кровом дома Мелвиса в день моей свадьбы.

Да, волчица, это был чудный и радостный день.

А за ним наступила невероятная и волшебная ночь. Ее тело было создано для меня, мое — для нее. Наших любовных восторгов хватило бы, думаю, на целый народ. И сейчас при запахе чистого тростника и новой овчины, восковых свечей и овсяных лепешек кровь быстрее бежит в моих жилах.

Мы выскользнули из зала незаметно — а может, пирующие сделали вид, что не замечают нашего ухода, — и выбежали во двор, где уже ждал Пеллеас с оседланной лошадью. Я выхватил у него поводья и взлетел в седло, подхватил Ганиеду, усадил ее перед собой, обнял, забрал у Пеллеаса приготовленную сумку и поскакал прочь.

Вопреки традиции никто нас не преследовал. Обычно изображают, что девушку похитили враги из другого клана и ее надо спасать. Невинная забава, но на нашей свадьбе ей не было места: притворяться, что происходит что-то недолжное, значило бы оскорбить высокое и священное таинство.

Луна ярко светила в россыпи посеребренных облаков. Мы ехали в пастуший домик, который для нас приготовили и убрали заранее. То была мазанка под толстой соломенной крышей, внутри помещались только лежанка да очаг. Служанки Мелвиса превратили грубую лачугу в теплое и уютное пристанище для молодой пары. Пол чисто вымели, очаг вычистили, стены побелили. Ложе сделали из свежего тростника и ароматного вереска, застелили новыми овчинами и мягким мехом выдры. Поставили свечи, заготовили дрова, всю комнату убрали пучками весенних цветов.

Ночь была теплая, и мы развели слабенький огонек — только чтобы испечь ячменные лепешки, которые, по обычаю, мне предстояло разделить с Ганиедой. В дрожащем свете лачуга казалась дворцом, а деревянная миска, в которой Ганиеда мешала муку с водой, — золотой. Мне подумалось, что Ганиеда — лесная волшебница, а я — странствующий рыцарь, плененный любовью к ней.

Я сидел на ложе, скрестив ноги, и следил за ловкими движениями ее рук. Когда камень раскалился, она слепила маленькие лепешки и положила их печься. Мы молчали, словно это были и не мы уже, а все юноши и девушки, когда-либо любившие друг друга и сочетавшиеся браком, последние звенья живой цепи, протянувшиеся сквозь бесчисленные эпохи к первому очагу, к первому супружескому ложу. Для такой минуты просто нет слов.

Лепешки испеклись быстро. Ганиеда сложила их на вышитый подол платья и поднесла мне. Я взял одну, разломил, половинку съел сам, а другую вложил ей в рот. Она медленно прожевала и взяла чашу, которую наполнила, пока пеклись лепешки.

Я поднес чашу к ее губам, она сделала глоток, и я одним махом допил теплое сладкое вино. Чаша со звоном упала на пол, ее руки обвили мою шею, наши губы соединились, я навзничь рухнул на ложе, увлекая за собой Ганиеду. От запаха ее шелковистой кожи кружилась голова.

После была только ночь и наша страсть, а потом — сладкая тьма и сон друг у друга в объятиях.

Я проснулся под утро и услышал в шуме ветра тихий протяжный свист. Я выбрался из-под меха и выглянул в дверь. В свете заходящей луны четко вырисовывался силуэт Гвендолау. Всю ночь он на почтительном расстоянии объезжал дозором лачугу, дабы никто не потревожил наш сон.

Я скользнул под одеяло в объятия Ганиеды и снова заснул под ровное дыхание жены.

Глава 10

В черном сердце Калиддонского леса с волками, оленями и вепрями обитает Мерлин. Жив он или мертв? Один Бог знает.

О счастливая волчица, посмотри в огонь и скажи нам, кого ты видишь.

А, стальных людей. Я тоже их вижу. Стальных от шлема до пят. Высокие, бесстрашные, они ощетинились копьями, словно лес. Видишь их могучие мускулы, смертоносные движения сильных рук, их решимость? Они знают, что для них этот день может стать последним, но не страшатся.

Вот этот, видишь? Взгляни на разворот его плеч, волчица. Взгляни, как он сидит в седле — он словно слит с конем. Любо-дорого посмотреть. Имя его — Кай — вселяет ужас в сердца врагов.

А вот и еще! Видишь его, волчица? Богатырь из богатырей. Плащ его ал, как кровь, на щите — крест Христов. Имя его будут воспевать поколения бардов — Бедивер, Светлый мститель.

А эти двое! Гляди! Видела ли ты прежде такую мрачную решимость, такие суровые лица? Сыны Грома. Вот этот зовется Гвальхмай, Сокол мая. Другой — Гвальхавед, Сокол лета. Они близнецы, едины сердцем, едины умом, едины в деле, схожи настолько, насколько могут быть схожи двое. Никто не сравнится с ними в стремительности удара.

Каждый из них достоин стать королем, каждый владеет своими землями. Кто сможет их возглавить? Кто станет их предводителем? Кто истинный король над королями?

Я не вижу его, волчица. Давно высматриваю, но тщетно.

Нет, этих людей еще нет на свете, и родятся они не скоро. Их пора еще не пришла. Еще есть время подыскать вожака. Мы отыщем его, волчица... мы обязаны это сделать.

На следующий день после того, как приходил Талиесин (назавтра, через год — какая в сущности разница), появился обещанный отшельник. Я сидел на корточках у своей жалкой пещеры, высоко в горах, и заметил его издалека. Он медленно взбирался по склону вдоль ручейка, который вился от пещеры вниз, к одной из бесчисленных речек Калиддонского леса.

Он шел медленно, и у меня было время его рассмотреть. Наряд его составляли бурый плащ, высокие сапоги и широкополая шляпа от солнца. «Странновато для отшельника», — подумал я.

Спустя некоторое время стало ясно, что он не просто бредет куда глаза глядят, а уверенно направляется к моей пещере. Он пришел сюда, чтобы найти Безумного Мерлина.

Что ж, ему это удалось.

— Привет тебе, друг, — крикнул он, увидев, что я на него смотрю.

Я подождал, пока он подойдет ближе. Что толку кричать?