Мертвая женщина играет на скрипке

— Ты все еще мой помощник, помнишь? — спросила она, глядя чуть в сторону.

— Такое не забывается.

— Мне нужна твоя помощь.

— Ты настолько в жопе?

— В полнейшей. Я просрала всё. Отношения, дружбу, планы, мечты. Осталась только работа, но и тут у меня нет никаких идей. Ты говорил, что у тебя будут результаты какого-то суперанализа.

— Ага. Точно, — вспомнил я. И тут же сообразил, что без Нетты понятия не имею, как их получить. — Но есть временные трудности доступа. Нет нужного… хм… человека на месте.

— И когда он будет?

— Надеюсь, что завтра. Я приложу к этому все усилия.

— Я буду ждать. Спасибо тебе.

Вернувшись в комнату, обнаружил дочь, сидящую почему-то на моей кровати в окружении трех девочек. Они о чем-то увлеченно щебетали, но, увидев меня, резко замолчали, потупились, покраснели, скомкано поздоровались и сразу убежали. Оставшаяся в одиночестве Настя завалилась на кровать, задрав кеды на спинку, и захихикала, глядя на меня с каким-то новым, незнакомым выражением лица.

— И что столь забавное ты находишь в отце, дитя моё?

— А ты произвел фурор, родитель!

— Надеюсь, своим необычайным умом и тонким чувством юмора?

— В основном бицепсами и прессом. Если хочешь, чтобы заметили ум, не снимай майку в спортзале.

— Очень смешно.

— Ты даже не представляешь, насколько! — дочь уже откровенно ржала. И в кого она такая ехидна? Ах, ну да.

— И чем это мне грозит?

— Теперь девочки строят планы, как отбить тебя у Клюси, а мальчики — как развести тебя на тренировки по единоборствам.

— Я хреновый тренер, отношения с несовершеннолетними уголовно наказуемы, а с Клюсей у нас ничего нет.

— Ну да, ну да.

— Дочь, я тебе врал когда-нибудь?

— Что, правда ничего? — она, кажется, даже расстроилась.

— Я женат, если ты забыла. На Марте.

— Эх, такая интрига пропадает… Но я все равно наплела им, какой ты крутой, и супер, и вообще.

— Зачем? — спросил я с тоской в голосе.

— Чтобы на меня падал отсвет твоей славы, разумеется! А что, мне уже нельзя и отцом похвастаться?

— Насть, это подстава, — сказал я укоризненно.

— Ой, прекрати, — отмахнулась она, — ну, построят тебе глазки, подумаешь… Зато весело.

— Кому?

Но мой вопрос остался без ответа.

А когда я пошел на обед, оказалось, что у здешних девочек эпидемия падучей. Три юных девицы — две в узком коридоре и одна на лестнице — внезапно споткнулись, да так, что рухнули мне в объятия, плотно прижавшись чем попало. Я аккуратно ставил их на ноги, осторожно отлепляя от себя, и просил быть аккуратнее.

— Оксана, меня зовут Оксана! — томно прошептала самая… хм… развитая из них.

Остальные забыли представиться.

— Он такой сильный! — донесся до меня девичий шепот от среднего столика.

— А меня он обнял! — добавила вторая.

— Ой, да ври больше, Оксанка!

— Серьезно!

— Скажи еще — поцеловал!

— И поцелует! На что спорим?

Я чуть борщом не подавился. Дочка, сидя рядом, тихо наслаждалась, игнорируя мои укоризненные взгляды. Смешно ей, ишь. А мне каково стать объектом романтической охоты толпы малолеток? Сейчас понакрутят себя «на слабо», и начнется.

Клюся к обеду не спустилась, так же, как и к завтраку.

— Она часто так делает, — сказала Тоня. — Да и не только она. Мы не принуждаем детей. Если кто-то не хочет есть в общей столовой, то пишет мне в чат. Отнесешь ей поднос? Только напомни, чтобы потом принесла. А то не успеешь оглянуться — вся посуда рассосалась по комнатам.

— Знакомая ситуация, — понимающе кивнул я, — представляю, каково умножить ее на всех…

— Не так все плохо, — засмеялась Тоня, — они хорошие ребята. Рассеянные, как все подростки, с перепадами настроения, но хорошие. Будет очень здорово, если вы с дочкой тут задержитесь, хотя бы ненадолго.

Я вздохнул, взял поднос и пошел на второй этаж. Надеюсь, никто не будет падать мне в объятия. Борщ еще горячий.

— Войдите, — вяло откликнулась Клюся на мой стук.

— Обед, — сказал я, входя, — детям надо хорошо питаться. Иначе мозг не вырастет. Так и будет перекатываться орешком в пустой голове.

— Ответила бы тебе чего-нибудь обидное, — вздохнула девушка, — но я не в форме. Переиграла и не выспалась, ничего остроумного в голову не приходит.

— Не надрывайся, — я поставил поднос на стол у кровати, — у нас разные весовые категории. Я бывший радиодиджей, один семерых насмерть заболтаю.

— Живой радиодиджей? — удивилась Клюся, садясь на кровати. — А так бывает?

— Бывало раньше.

— Ах да, я и забыла, какой ты древний. Кстати, давно хотела спросить…

— Что?

— На чьей стороне ты был в Гражданскую? — она поставила поднос на колени и нацелилась ложкой в борщ.

— Знаешь, — вздохнул я, — у нас, стариков, недавние события плохо запоминаются.

— Надо было спрашивать про Фермопилы?

— Вырасту большой, обязательно напишу мемуары. А ты кушай, кушай, детка. Ложечку за папу, ложечку… Ох, извини.

— Ты офигеть тактичный. В вашем палеолите все такие? — недовольно буркнула Клюся.

— Язык мой — враг мой. Прости.

— Проехали.

— Ты обещала показать дорогу к Сумерле.

— Не передергивай, хитрый старикашка, я обещала тебя отвести туда. Но это ночью, днем она к нам не выйдет.

— А маленьким девочкам можно гулять так поздно?

— Под присмотром трухлявых пенсионеров — можно.

— Ладно, тогда до вечера.

— Отнесешь мой поднос вниз? Я уже доела.

— Сама отнеси.

— Я так устааала…

— Не наглей, козявка.

— Ладно, уж и пошутить нельзя.

Из комнаты Насти, толкаясь, перемигиваясь и глупо хихикая, выпорхнула стайка девиц и, трепеща всем, чем можно и нельзя, просочились мимо меня в коридор.

— Что за девичники вдруг? — спросил я свою мизантропичную дочь.

— Я внезапно стала весьма популярна в коллективе, — ответила она скептически, — не знаешь, с чего бы это?

— Может, с того, что кто-то слишком много болтает о родителях?