Мертвец Его Величества Том 3

С моей точки зрения, смотрелось забавно. Я уже прожил или провёл, в этом мире достаточно, чтобы не только нормально понимать местные языки. Сейчас я именно знал язык, как знал языки моего мира. Поэтому замечал некоторую архаичность его речи, когда мой разум достраивал понятия и слова, в этом мире и этом времени ещё неизвестные.

— Хорошо, Говард. Расскажите мне, как появился этот мир. Мне весьма интересно, с чего всё начиналось.

Глава 7

Моя великая реформа с переходом от скелетного труда к человеческому буксовала на все колёса.

Нет, крестьян мы постепенно втягивали, обучали и уже начали приставлять к делу. Они роптали, конечно, но выбора по большому счёту не имели никакого. Демократия пока оставалась чисто умозрительной конструкцией в моей голове, и крестьяне оставались людьми подневольными. Вся эта возня с убеждением и объяснением нужна была только для одного: появления у работяг мотивации.

Из-под палки можно заниматься только самым тупым и низкоквалифицированным трудом. Всё, требующее минимального осознания, тянуло за собой необходимость личной мотивации. Поэтому условно свободные крестьяне эпохи феодализма вытеснили рабов античной эпохи. Эффективность настолько несопоставимая, что окупалась вся связанная с созданием феодальной иерархии возня.

Мотивация. Работник-пролетарий с отрицательной мотивацией превращается во вредителя. Не потому что намеренно вредит, а потому что работает плохо, без огонька, на отвали. Да, есть штрафы, но к кнуту всегда стоит прикладывать пряник. Поэтому людей я убеждал и к работе допускал только после устного подтверждения от работника: «честно постараюсь вникнуть и понять, работать буду добросовестно» и так далее. Процесс шёл, только слишком медленно. Оставалось надеяться, что темп перехода крестьян в пролетарии будет нарастать.

Дети-дикари дали первый выпуск. Самые старшие из детей закончили своё обучение, сдав все установленные экзамены. Двенадцать человек всего, почти апостолы. Из них семерых отправил на производство, обучаться и набираться опыта. Не опыта работы, за время обучения детишки успели с моими инженерами поработать и в плане навыков давали фору всем переобученным крестьянам. Нет. Нужен опыт социализации и навыки управления людьми, потому что (имея преимущество в навыках и знаниях) должны быстро выбиться сначала в старших, затем в бригадиров и так далее по иерархии. Это мои будущие управленцы, потому что других у меня нет. Из местных тех, кто может потянуть производство, единицы, слишком сильно нужно ломать мировоззрение. Работаю с тем, что имею.

Взамен двенадцати выпустившимся набрал из городских сирот новеньких. В моём-то Предельном никаких сирот не было уже год как, но у других — вполне достаточно. Детям рабочих и крестьян (не сиротам) тоже строили школу. Строили не в смысле здания — это дело привычное и простое, а подбирали преподавательский состав. Снова столкнулся с проблемами. Местная детская психология и педагогика в целом существовала в зачаточном состоянии, так что мой тезис: «детей бить нельзя даже в качестве наказания» вызвал недоумение и нередко споры.

Просвещённая общественность (весьма куцая, надо отметить) начала меня убеждать, что вица — отличное мотивирующее средство. Какое-то время я честно пытался их переубедить. Словами. Устал и приказал отходить всех этими самими вицами, а потом спросил, как оно? Готовы на веру принимать мой метод воспитания и мотивации? Или неприятно и обидно? Наставники признали, что обидно и неприятно, их, просвещённых мужей, вицами, как детей безмозглых.

— А теперь запомнили и вняли одной простой мысли, уважаемые. Те, кого вы обучаете, должны подняться до вашего уровня, и никак иначе. И встать с вами вровень. Вы друг к другу с уважением относитесь? Вот и к детям извольте относиться с уважением.

Потом, конечно, поговорили и о наказаниях, потому что без кнута тоже нельзя. Не физические наказания, но различные штрафные санкции мы предусмотрели. С этим как раз проблемы большой не было, крестьянские дети и так-то особо благ в жизни не видели, и во время обучения жили куда лучше, чем дома. Сама возможность всего этого лишиться и вернуться к «крутить хвосты коровам», потеряв единственный в жизни шанс на счастье и достаток, уже мотивировала детишек так, что любо дорого смотреть. Так что за неуспеваемость дети набирали штрафные баллы, критическое количество которых и приводило к «отчислению».

Я даже решил провести эксперимент и ввести оценки наоборот. Не было обычной пятибалльной системы, где двойка значила «неудовлетворительно», а пятёрка — «отлично». Был только один «положительный» результат — знание всего необходимого материала. Оценки от единицы до пяти значили, насколько сильно ученик НЕ дотягивает до установленной планки. Так что требуемый минимум — это условный троечник. Всё, что дети учили и готовили самостоятельно, сверх требуемой планки, не давало условных «оценок», зато поощрялось конкретными призами и бонусами.

При такой системе средней руки ученик, тот самый троечник, становился неполноценным на фоне условных отличников. Средний ученик был, как и все, успешно освоившим программу. И, если хотел получить какой-то бонус, мог поднапрячься прямо здесь и сейчас. В школе, как я её помнил, троечники переставали стараться, потому что держать планку высоких оценок им было тяжело, а никакого выхлопа эти усилия не давали. Трата времени, и даже похвалы учителя не добьёшься, ибо его в глазах останешься троечником, просто разово получившим оценку получше. Бонусы от пресловутых «красных дипломов» не оправдывали те адские усилия, что потребовались бы не самому умному ученику, чтобы вытащить себя на такой уровень. Особенно если он уже успел сформировать в глазах учителей образ троечника, предстояло парню или девочке годами продавливать стереотип. Глупо.

Да, были ученики, которым сама оценка и похвала являлись достаточной наградой, но… Ради удовлетворения эго одного ученика из пары десятков усложнять жизнь этим самым двум десяткам нерационально. К тому же я не мешал отличникам выпендриваться, учись и получай бонусы.

Впрочем, я забегаю вперёд. Первые набранные классы и так радовали результатами. Дети, в отличие от родителей, новое мировоззрение впитывали куда охотнее, и идею: «станок важнее сохи», принимали без необходимости ломать шаблоны. Так что до момента, когда всеобщее образование станет привычным делом, ещё не один десяток лет пройдёт.

Оставшиеся пять парней из первой партии не были направлены в какое-то конкретное место, а отдались в ученики одному из моих приближённых. Перенимать знания и навыки, а ещё контакты. Кем они там станут со временем — вопрос открытый, посмотрим. Дело не в том, что мне некуда их отправить, наоборот, мне требуются люди на десятках направлений работы, сотни людей. Даже если повелением божества или какой-то невероятной магией все мои подопечные из дикарей разом обратятся двадцатилетними юношами и девушками с требуемым уровнем образования и личной подготовки, я всё равно все направления не перекрою.