Мертвец
Шрифт:
Я вылил ведро на картошку, достал второе ведро, умылся. Поискал земляники. Земляника была ещё белая. Но её и белую можно есть. Я потянулся к ягоде, но из кухни послышался посудный гром, пришлось поспешить внутрь.
Вырвиглаз сидел на стуле и прямо из кастрюли рубал окрошку, доедал уже, ложка гремела по дну. А брякнула крышка, упала в сковородку.
Классная окрошка, — чавкая, объявил Вырвиглаз. — Редиска сладкая, я люблю такую. Маманьке привет.
Сильно пахло кислятиной.
Это Сенька делал. А редиску... ну, сам понимаешь,
Это Вырвиглаза ничуть не смутило.
Значит, фосфору много. — Он оставил ложку и принялся хлебать прямо из кастрюли, через край. — Фосфор, он мозги укрепляет. А братец твой — жаба...
Надо тоже было перекусить — я намазал на чёрный хлеб вишнёвого варенья, сжевал. Вырвиглаз покончил с окрошкой и облизался, как сытый жирный пёс.
Спасибо, Леденец, спасибо...
На здоровье. Значит, так. Ты в час нас жди возле стадиона. Оттуда и отправимся. Понял?
Не, жаба. Ещё пожрать есть?
Вали давай. — Я подтолкнул Вырвиглаза к выходу.
А можно я у тебя посплю?
Нельзя.
Вырвиглаз ничего не сказал, просто удалился. Я отправился на работу.
Упырь ждал меня недалеко от коммунхоза. Стоял под акацией и старался изготовить свистульку. Под ногами у него зеленела целая горка стручков, свистулька не получалась.
Привет. — Упырь протянул мне руку.
Привет. — Я продемонстрировал ему пузыри на ладонях и от рукопожатия уклонился, в мозолях тоже бывает польза.
А куда мы после работы пойдём?
Так, — неопределённо ответил я, — нарисовалась одна проблемка. Надо кое с кем разобраться. Не, если ты не хочешь, можешь, конечно, не ходить...
Почему, я хочу. Я как раз свободен.
Вот и хорошо. Работать-работать, машина уже приехала.
Мы загрузились в машину с флибустьерами и отправились рубить тростник. И сегодня Упырь старался. Таскал кусты. Складывал их в аккуратные охапки. Не щадил себя, аж тошнотно становилось. И мне тоже пришлось напрягаться. Правда, только три часа: нас сегодня отпустили пораньше. Потом сразу на стадион.
Стадион был пустынен. На трибунах скучало множество ворон, на противоположных трибунах валялся Вырвиглаз, чёрное пятно на выбеленных скамейках. Правда, вблизи он опознавался с трудом — в осенней шапочке и в тёмных очках какого-то гламурноватого фасона, видимо, надел то, что попалось под руку, я даже подумал, что это табуреточник прибыл пересдавать какие-нибудь там зачёты и экзамены.
Мы подошли, но Вырвиглаз не поднялся, так и продолжал валяться.
Это Вырвиглаз, — представил я. — Человек-амфибия.
Привет, — доброжелательно кивнул Упырь.
Познакомься, Вырвиглаз, — сказал я. — Это Денис.
Вырвиглаз поглядел на меня вопросительно. Сквозь очки. Но со скамеек не поднялся. Я совершенно не представлял, как мне объяснить наличие в нашей компании Упыря, поэтому сказал просто:
Короче, это Денис. Он пойдёт с нами.
С чего бы это вдруг? — осведомился Вырвиглаз.
Он ненавидит баторцев, — брякнул я.
Я поглядел
на Упыря.Да, — кивнул он, — ненавижу очень.
Вырвиглаз сел.
Ненавидишь баторцев, значит? — спросил он.
Угу.
Вырвиглаз протянул руку. Знакомство состоялось.
Я тоже баторцев ненавижу, — сказал Вырвиглаз. — Редкие жабы. Такие твари. Где-то я тебя видел...
Он снял очки. Синяки расплылись и распространились практически на всю Вырвиглазову физию, так что он стал похож на негра. Афрокостромича. Я подумал, что вряд ли это только камешки, которыми обкидали его ловкие баторцы, наверняка они и руками ещё поработали. А Вырвиглаз постеснялся сказать, что ему разбили фейс так, по-простому.
Здорово! — восхитился Упырь.
Да уж... — вздохнул Вырвиглаз. — Теперь год заживать будет.
Прикладывай аккумулятор, — посоветовал я.
Чего?
Аккумулятор прикладывай. От синяков помогают свинцовые примочки. Приложи аккумулятор, эффект будет зрим.
Вырвиглаз задумался, потом выдал:
А если самому к камазовскому аккумулятору прикладываться? У отца на фуре здоровенные аккумуляторы, просто танки такие. Если к ним прислониться?
О! Тогда эффект будет вообще грандиозным!
Вырвиглаз бережно потрогал лицо.
Ладно, пойдём, — сказал он. — Обед закончился, эти жабы скоро вылезут.
И мы отправились в сторону леса.
От стадиона до батора совсем недалеко — километра полтора, наверное. А там ещё до карьера с километр. Летом все баторцы загорают на карьере, это их излюбленное место. Мы, городские, на карьер не суёмся. Даже не из-за того, что баторцев опасаемся, а из-за тубера. Все баторцы — носители, я уже говорил. И в карьере полным-полно палочек Коха. А нафиг нам эти палочки?
Сначала мы шагали по нормальной человеческой дороге, потом Вырвиглаз свернул в лес, сказал, что надо идти по нехоженым тропам, в противном случае рискуешь нарваться на баторскую засаду. Идея была довольно здравая, только вот пока мы добрались до карьера, я два раза влетал в какие-то канавы, раз пять вляпывался в на редкость крепкую паутину, а Вырвиглаз умудрился попасть ещё круче — в барсучью нору. Это украсило наше путешествие, Вырвиглаз стал орать, что сейчас его укусит бешеный барсук или бешеная лисица, летом их много, но Упырь сказал, что это не барсучья нора, а, скорее всего, змеиная...
Ну, а потом мы всё-таки дошли.
Глава 9
Муравейник
Карьер был круглым и красивым. Вода, по берегу жёлтый песочек, сразу за песочком начинали расти сосны, у противоположного берега зеленел камыш. Мы расположились под ёлками, Вырвиглаз достал из рюкзака верёвку и полбинокля. Хотя баторцев и без бинокля было отлично видно. Немного штук. Человек пять загорало, один устроился с удочкой рядом с камышами. Мирная картина, кукушка кукует.
Говорят, что карьер — это тоже провал, — сказал Вырвиглаз. —Только его песком затянуло.