Мертвее мертвого
Шрифт:
– Тут разное бывает, – снова заговорил Рангай. – В деревнях-то какой-никакой порядок, а в лесу и разбой случается и вообще всякое. В прежние времена такого не было. Пока Витано сам по себе стоял, в нем порядок был. Спокой и безопасность.
– Так чего ж ты из Витано сбежал? – не приминул уличить Винсент. – Если там так хорошо было, там бы и сидел.
Старик снова скосил глаза на рыжего:
– Я бы и сидел, кабы там порядок был. А его ж теперь нигде нету. Смерти я не боюсь, мне один хрен помирать скоро. Так лучше я на просторе поживу, глаз широтой видов порадую, пока не помер. Э, да что
Пантор тихонько ухмыльнулся, глядя на то, как скривился рыжий приятель.
– Чего это ты взял, старая борода, что он тебя понимает?
– Он умнее выглядит, – поделился наблюдением Рангай. – Молчит. А ты трещишь без умолку, пустобрешина.
– Откуда тебе знать, – парировал Винсент, – он мертвяк, может, у него мозги скисли, вот он и молчит.
Орландо недобро скосился на рыжего, хмыкнул.
– Это у тебя мозги скисли, – приложил старик, – вот ты и мелешь невесть чего.
Он остановился, указал рукой куда-то в сторону.
– Вон тама, говорят, одного такого наказали. Тоже трындел много и не того, что надо. Так его поймали и повесили.
– Прям живого за шею? – усмехнулся Винсент страшной байке.
– Прямо мертвого за ноги. Глаза, говорят, завязали, рот заткнули.
– Зачем? – не понял внимательно слушавший историю Пантор.
– Как зачем? Чтоб висел, ничего не видя и ничего не чувствуя, и думал, что стоит про правителя говорить, а чего не стоит. И всяким прочим, которые мимо проезжают в назидание. Для ума. Умные не болтают, они рот открывают редко и по делу.
Последняя фраза была адресована персонально Винсенту, но тот уже оправился от сиюминутной растерянности и снова куражился в обычной своей манере.
– Что ж его никто не снимет?
– А кому надо связываться? Это ж вроде как наказание по закону.
– Нет такого закона, чтобы мертвяков вешать, – тихо обмолвился Орландо.
– Да теперь разве ж разберешь, какой закон есть, а какого нету? – горестно вздохнул Рангай.
– Ты сам-то его видел? – не унимался Винсент.
– Сам не видел, слышал только. Бывало, идешь через лес, а он, бедолага, стонет с подвыванием.
Винсент демонстративно прислушался. Лес шумел листвой, щебетали птицы, пищала мошкара, что-то жужжало и шебуршалось в траве, но никаких пугающих подвываний слышно не было.
– Бывало, выпьешь сверх меры, идешь, и тоже что-то завывает, – поведал он глубокомысленно. – Сейчас не так, сейчас только в животе урчит.
– Тьфу ты! Пустобрешина и есть, – с досады плюнул под ноги Рангай. – Не веришь, сходи да посмотри. Там он! Шагов сотни за две, а может за три. Так люди говорят. Человек из самого Витано приезжал, от правителя, чтоб его лично повесить. А может, и сам правитель.
Пантор посмотрел на старика. Слова Рангая насторожили. Лорд Мессер не мог кого-то повесить. И отдать такого приказа тоже не мог.
– Слыхал, Пантей, твой друг лорд еще и мертвяков развешивает, – подлил масла в огонь Винсент. – А ты говорил, что он человек добрый.
Пантор развернулся и зашагал, куда указал старик.
– Эй, ты куда? – окликнул рыжий.
Но ученик мага не отозвался.
– Вот дурной, – буркнул Винсент под нос
и побежал за приятелем.Спины обоих скрылись в гуще леса. О том, что минуту назад на лесной дороге было четверо, напоминали теперь лишь покачивающиеся ветви, да легкий треск сучьев под ногами приятелей.
– Скажи, Рангай, а что люди говорят, как звали того повешенного? – задумчиво глядя им вслед, спросил Орландо.
– Пантей! Куда ты ломишься?! Да погоди ж ты!
Пантор пер через кусты, будто стая перепуганных кабанов. Внутри клокотало: сколько можно подозревать неведомо в чем лорда Мессера? Сговорились они все, что ли? И Орландо, и Винсент. А теперь еще этот старик. Ясно же, что маг не мог, не мог такого сделать, такого приказать. Не мог! И вместе с этой злостью где-то в глубине души шевелилось страшненькое предательское: «Или мог?» От этой мысли Пантор злился еще больше. На Орландо, на Винсента, на старика, на себя. И еще яростнее пер через кусты в направлении, какое указал Рангай.
– Да погоди ты! – нагнал и схватил за руку рыжий.
Пантор поглядел на приятеля.
– Куда тебя несет?
– Я хочу найти этого никем невидимого повешенного. И если он на самом деле существует, я отвяжу его и спрошу, кто и за что его повесил, чтобы раз и навсегда закончить этот разговор.
– А если старик прав и этого бедолагу повесили по приказу твоего лорда? – как-то очень искренне спросил рыжий. Настолько искренне, что злиться на него стало невозможно.
– Вы не знаете лорда Мессера, – тихо произнес Пантор.
– А ты его знаешь? – Рыжий смотрел без издевки и говорил непривычно мягко. – Со временем люди меняются, Пантор.
Едва ли не впервые правильно произнесенное имя резануло по ушам. Пантор не ответил, развернулся и снова зашагал сквозь кусты, но уже не так стремительно.
– Эй! Есть кто живой? Или неживой? Откликнитесь! Ау! – заорал ученик мага.
Он ходил и кричал. Звал еще и еще. Ответа не было.
Винсент смирился и лишь молча шел следом. Деревьев в лесу было много, повешенных ни одного. И не было слышно ни единого звука, какой могло бы издать разумное существо с заткнутым ртом, подвешенное за ноги.
Деревья расступились вдруг. Поляну заливал мягкий свет клонящегося к закату солнца. Посреди поляны возвышалось одинокое раскидистое дерево, трепетали красиво подсвеченные золотом солнца листья. Пантор почувствовал, что устал, выдохся. Он сел под деревом на траву и привалился спиной к крепкому массивному стволу. Винсент опустился на корточки рядом.
– На таком дереве вполне могли бы кого-то вздернуть, – прикинул он.
– Как видишь, на нем никто не висит. – Пантор устало закрыл глаза.
– Выходит, люди врут, – нарочито бодро сказал Винсент и добавил, обращаясь к вышедшему на поляну Рангаю: – Верно я говорю, старый ты сплетник?
К деревушке они вышли, когда совсем стемнело. Дом Рангая стоял на окраине. Крепкий, сложенный на века. К чему такой основательный дом был нужен ветхому старику, семья которого осталась в далеком Витано и переезжать оттуда не собиралась?
– Мой дом – моя крепость, – объяснил старик, словно прочитав мысли Пантора. – А то ведь тут всякие бродют.