Мёртвое море памяти

Я уснул лишь на рассвете под приглушенный кирпичными стенами прощальный грохот последних салютов. Крыса перебирала лапками по полу в поисках еды.

Страница 27 Появление Августы и вещи, которые сближают

Спустя пару дней, сидя в купе и прислонившись головой к холодному стеклу, я воображал себе вожделенный снегопад. Попутчиков не было. Мысли покинули меня, вмерзнув в зимний день. Рассеянный взгляд искал опоры, но всё, что было вокруг, я видел много, слишком много раз. Казалось, когда-то я узнал всё наперед и теперь скучающим взглядом искал трещины в изученном до слёз трафарете.

Одна из станций подарила мне попутчицу. Признаться, я был рад её появлению. А она, резко и звучно сбросив с плеч тяжелую сумку, достала книгу и села к окну, даже не взглянув в мою сторону. Я простил ей это, потому что был рад её появлению. Я поймал себя на том, что был слишком рад.

Её несколько небрежная красота рождалась из необычных черт лица, так не похожего на лица, в которые я глядел и тут же забывал, когда они переставали мелькать перед глазами. У неё были тёмно-зелёные глаза с серыми прожилками, похожие на глаза Аллы, излишне белая кожа, тёмная родинка над верхней губой, небольшой узкий нос и развитые скулы. Красные волосы беспорядочно разлетелись в стороны.

Пожалев о том, что её поведение не располагает к разговору, я внимательно изучал её, пользуясь тем, что она вовсе не отрывала глаз от книги, лишь изредка поглядывая в окно, в момент движения руки в поисках новой страницы. На ней было карминового цвета пальто с чёрными, глянцевыми пуговицами, ажурный белый свитер, браслет из чёрной кожи, плотно облегающий тонкое запястье. Я заметил нежный шрам на подбородке. Такой же, только более явный, я видел у знакомого скрипача. Мне почему-то пришло в голову, что её могут звать только Вера, хотя я не знал никого с таким именем. Желая проверить свои догадки, я бесцеремонно нарушил молчание.

– Давно ты играешь на скрипке? – Спросил я наудачу, думая, что, если окажусь прав, то расположу её к себе.

Она удивленно подняла на меня глаза, будто впервые заметила моё присутствие. Но удивление длилось лишь секунду. Она равнодушно сказала:

– Всю жизнь. – И тут же опустила глаза на страницы. Такое равнодушие к моей наблюдательности задело моё самолюбие, но я на этот раз не жалел его.

– Как тебя зовут?

– Августа.

Я недоверчиво улыбнулся.

– Не может быть. Мне кажется, что тебя зовут Вера.

– А мне кажется, что ты идиот. – Сказала она с неестественной, напряженной заносчивостью.

Меня рассмешила её грубость. Это резкое, внезапное раздражение совпадало с её беспорядочно разбросанными по плечам волосами, но противоречило мечтательному, почти нежному выражению глаз. Я понял, что беседовать она совсем не расположена, и вновь прислонился головой к стеклу, притворившись безразличным.

Она то и дело поглядывала в мою сторону несколько удивленно и тут же отводила глаза. Однако к вечеру мы неожиданно разговорились. Мне показалось, что я впервые за время своего путешествия встретил человека, который был готов говорить со мной не так, как обычно разговаривают случайные попутчики, а говорить, каждым новым словом выстраивая мосты.

Я рассказал ей о своём друге, воспоминания о котором вопреки моему желанию необратимо оседали на дно памяти, каждый день рискуя упасть в чёрную дыру и там окончательно пропасть.

– Это был странный человек, мой друг… – Произнес я задумчиво, не зная, с чего начать.

– Но не более странный, чем ты? – улыбнулась Августа.

– Во мне нет ничего странного.

– Ты не отвечаешь, когда тебе задает вопросы человек, который тебе не приятен, пусть даже у него всего лишь распухшее красное лицо, как у того мужчины, который спросил полчаса назад название станции. У меня на глазах ты зачеркивал строки в абсолютно новой книге, а потом вырвал из неё три страницы.

– Но это была отвратительная книга!

– В твоей сумке больше книг, чем вещей. Это видно сразу. Ты постоянно достаешь из кармана часы, но никогда не открываешь их, чтобы посмотреть время.

– Ну, всё, хватит. – Прервал её я. – В этом нет ничего необычного, если вдуматься.

– Если вдуматься, вообще не существует ничего необычного. Не будем об этом. Расскажи мне про своего друга.

– Его звали Тимур, – Начал я, пытаясь уместить всё в ясную фразу, но чувствуя потребность в телепатической, бессловесной связи – Мы познакомились в детстве, но однажды я перестал понимать его. Теперь я всё понял, но его уже нет в пределах досягаемости… Когда-то мы почти всюду были вместе. Вместе учились, вместе путешествовали, читали одни и те же книги. Потом я поступил в университет и уехал в другой город. И он уехал – тоже учиться, но в другую сторону. Как всегда бывает, мы очень неохотно прощались… решили друг другу звонить и хотя бы раз в год приезжать в гости.

– Как всегда бывает, обещаний вы не сдержали? – с некоторой иронией спросила она.

– Да. Вскоре мы потеряли друг друга из вида. Я не слишком сожалел о нём. Меня увлекли новые люди и новые места, я не чувствовал прошлого, которое тянуло бы меня назад. Прошли годы, и я прочувствовал прошлое. Бросил учебу на полпути к диплому и вернулся обратно. Но было поздно.

Мне было больно вспоминать об этом, – я сожалел о своем легкомыслии, бездействии и невнимании. Некоторое время мы молчали под стук колёс и негромкие голоса с другого конца вагона. Меня удивило, что с ней я хочу говорить, хотя обычно мне хочется молчать, но я оставил эту мысль на потом, а «потом» так и не наступило.

– Он поступил умнее меня – бросил учебу, окончив первый курс. Я ушел из университета двумя годами позже. Наши общие знакомые рассказали мне, что он влюбился в какую-то эксцентричную даму, которая была старше его на семь лет, но не прошло и нескольких месяцев, как он её бросил.

– Что я рассказываю? Я ведь ничего о нём не знаю! – прервал я сам себя, но тут же продолжил. – Когда-то давно он сказал мне: «Что-то сломалось внутри. Я больше не могу понимать и быть понятым». Я напрасно не придал этому значения. Подумал, что это лишь признак непродолжительной депрессии, – тогда мне было это не знакомо, я думал, что умею чувствовать людей с первого взгляда. Вернувшись в наш город, он стал жить с больной матерью, которая уже не могла вставать с кровати. Каждый день ей нужно было пить шесть таблеток, просто для того, чтобы дышать. Вскоре она умерла, а он исчез. Просто исчез, никому ничего не сказав. Когда настал мой черед возвращаться, я вспомнил о нем, но застал в его квартире незнакомых людей. Мне открыла женщина в банной шапочке и, вытаращив на меня глаза, пробубнила что-то вроде «Вы кто такой?» и захлопнула дверь. Сосед Тимура по лестничной клетке рассказал мне, что он продал квартиру, сжег на заднем дворе все свои вещи и ушел. Старик спрашивал, куда он направляется. Но он отмахнулся и произнес: «Скажите всем, что я не вернусь». Больше я ничего о нем не слышал.

Я отвел взгляд от своих воспоминаний и поднял глаза на свою спутницу. Она сидела, положив голову на руки, и не моргая смотрела на меня. На нижнем веке правого глаза застыла слеза, словно в нерешительности – остаться или скатиться вниз.

– Я знаю, что тебе тяжело думать об этом, – произнесла она тихо, и слеза скатилась вниз. Надеюсь, ей было жаль не меня.

– Теперь я думаю, что, возможно, никогда не понимал его полностью. С таким детским восторгом бросившись на пару лет в новую жизнь, я почти забыл о нём. Я бы хотел остановить время, чтобы не позволить себе забыть ещё больше.

Я открыл часы и протянул ей. Она стала первой, кто увидел, когда остановилось моё время.

– Такие люди обычно всегда живут сами по себе. Зачем же ты винишь себя и время в его исчезновении?

– Я не могу винить что-то другое.

– Но зачем обязательно искать чью-то вину? Он ещё вернется, я уверена.

– Быть может, он умер… – говорил я, не слушая её, – вчера я слышал историю про неизвестного парня, который спрыгнул с моста на глазах у прохожих.

– Ты придумываешь.