Мертвое озеро
Шрифт:
– - Эх! не всё равно -- пустил же!
– - со вздохом замечала сестра приживалки с мутными глазами.
– - Зато честное имя оставил вам,-- сказала толстая вдова.
– - Да на это и чашки кофею не купишь,-- иронически отвечала, мотая головой, приживалка.
Все вообще приживалки походили на органы в трактирах, которые стоило завести раз, чтоб они целый вечер гудели, от веселых песенок переходя к целым ариям.
Зина редко сидела в кругу их: если она была свободна, то охотнее сидела в девичьей, вела дружеские разговоры, и это ей не мешало через час наговорить на своих собеседниц Наталье Кирилловне.
Из донесений Петра, камердинера, она знала о каждом шаге Павла Сергеича, и когда дело приняло серьезный оборот, Зина явилась с лекарствами к Наталье Кирилловне и с участием сказала:
– - Не примете ли вы капель? нет, впрочем, пилюли лучше.
– - Да что такое? зачем?
– - Примите: я вам скажу радость.
– - Говори, что такое?
– - Ради бога, примите сперва: это неожиданная радость для вас,-- умоляющим голосом говорила Зина, поднося лекарство к губам Натальи Кирилловны.
Она, отклонив его рукой, сказала:
– - Эти капли от огорчений я принимаю.
– - Радость так велика, что, я боюсь, она потрясет вас. Павел Серге…
– - Что? едет, приехал?
– - привставая, вскрикнула Наталья Кирилловна.
– - Нет, нет!
– - перебила ее Зина и с таинственностью прибавила: -- Он женится!
Наталья Кирилловна выпрямилась, как всегда делывала в важных случаях своей жизни, и грозно глядела на Зину, которая, будто не замечая ничего, продолжала:
– - Петр писал своей тетке; она мне прибежала сказать.
– - Ты дура! только пугаешь меня и передаешь болтовню передней и баб. Есть ли смысл у тебя: мой племянник женится, не спросясь моего согласия! Ты стала ужасная дура.
Наталья Кирилловна была очень разгневана. Мучимая, однако ж, любопытством узнать подробнее слухи о женитьбе Павла Сергеича, после некоторого молчания она проговорила, как бы рассуждая сама с собой:
– - Женится в глуши, без моего согласия?!
– - Она, говорят, молоденькая, хорошенькая, только жаль, что черна,-- отвечала Зина невинным голосом.
– - Как черна? что такое? я ничего не понимаю?
– - сердясь, возразила Наталья Кирилловна.
– - Да как же-с: она дочь цыганки. Ее, говорят, там усыновил один барин; он сосед…
Наталья Кирилловна, вся дрожа, вскочила со стула и, грозя Зине палкой, грозно сказала:
– - Смотри, если это всё одни только сказки! Я тебя научу разбирать, что можно и чего не должно мне говорить.
– - Ах, боже мой, я, кажется, вас огорчила!
– - как бы в отчаянии воскликнула Зина и проворно подала всё нужное для письма.
Наталья Кирилловна сама села писать к своему племяннику. Она почти отвыкла писать, а волнение мешало ей держать перо в руках, и она, тоскливо озираясь кругом, произнесла имя Гриши.
Зина вздрогнула; подбежав к старухе со стаканом воды, она нежно сказала:
– - Выпейте, успокойтесь; я вижу, как я глупа! но могла ли я думать!
– - Молчи!
– - повелительно сказала Наталья Кирилловна и после долгих попыток едва могла написать несколько строк своему племяннику, которого она требовала немедленно в Петербург.
(С того дня и начались беспрестанные послания к Тавровскому.)
К вечеру весь дом знал о женитьбе
Павла Сергеича, и приживалки как пчелы жужжали между собой, делая разные предположения, на ком и как женится племянник их благодетельницы? По болезни Натальи Кирилловны они догадывались, что женитьба Павла Сергеича ей не нравится, и у них родились толки и споры: будут ли они вместе жить? и скоро ли свадьба? Зина снова сидела на скамейке у кровати Натальи Кирилловны в комнате, жарко натопленной и тускло освещенной одной свечой с зеленым колпаком. Трудно было Зине развлекать больную, и она часто, выбежав за чем-нибудь из спальни, бранила старуху и делала выразительные жесты, оборачиваясь к комнате ее. Но сладкая улыбка покорности слетала на ее лицо, когда она только что дотрогивалась до ручки двери.Прочим приживалкам на полчаса в день позволялось входить к больной. Они смыкались в группу и, казалось, вырастали, потому что стояли на цыпочках и по очереди целовали кончик одеяла в ногах у Натальи Кирилловны, которая болезненным голосом говорила им:
– - Ну что, рады, что у вас будет новая барыня? а? Да нет, сначала похороните меня, а там веселитесь!
Приживалки всхлипывали, и каждая давала клятву умереть прежде. Соскучась их хныканьем, Наталья Кирилловна замечала:
– - Полноте хныкать: я еще не умерла!
И приживалки быстро от слез переходили к веселости. Приживалка с мутными глазами была всегда запевалой; она первая сказала своим сиплым голосом:
– - Я-то, дура, думала, что наш красавец на мне женится, хе-хе-хе! И вот уж бы я вас каким крепким кофеем угостила на другой день свадьбы! Какая бы стала франтиха!
И приживалка делала разные жесты руками и своими узкими глазками, стараясь рассмешить больную.
Прочие приживалки громко смеялись. Но как их горесть, так и веселость скоро надоедали Наталье Кирилловне, и она прогоняла их.
По приезде Павла Сергеича долго и много толковала Наталья Кирилловна о невозможности его женитьбы; но настойчивость ее племянника заставила ее согласиться. Однако она требовала отложить свадьбу на год и более, надеясь на непостоянство характера своего племянника.
Глава XLVIII
Прошло более полугода с возвращения Тавровского в Петербург.
Утром, часу в одиннадцатом, бодрый старик лет под шестьдесят тихо позвонил у двери великолепной квартиры в С** улице. Ему отворил человек лет тридцати в утреннем костюме -- в халате с шелковыми кистями, в красной феске и шитых золотом туфлях -- и, встретив его с распростертыми объятиями, приветствовал следующими словами:
– - А, Иван Софроныч! добро пожаловать!
– - Здравствуй, Петруша!
– - ласково отвечал старик и трижды поцеловал господина в халате и феске.
Иван Софроныч, с тех пор как мы расстались с ним, значительно переменился. Деревенская жизнь, полная здоровой деятельности, видимо пошла ему впрок: он пополнел, во всех движениях его видна была крепость и сила, он смотрел весело, и по изрядно отдувшемуся карману его форменного сюртука заметно было, что он не с пустыми руками прибыл к своему доверителю после двухлетнего управления его имениями.