Мертвый дрейф

– Ну, точно уйдет… – молил он убитым голосом, вновь отыскивая в прицеле долговязого профессора и вновь не решаясь поставить точку.

– Ты прямо как Глеб Жеглов, – уважительно, но с нотками иронии заметил Крамер. – Тот тоже не сразу решился Левченко пристрелить… – И вздрогнул, когда над ухом грянул одиночный выстрел и отстрелянная гильза ударила по носу.

Профессор Ландсберг шатнулся, как-то досадливо всплеснул руками. Постоял немного, словно размышляя, что же дальше нужно делать в такой ситуации. Потом подкосились ноги, он рухнул на колени – и Даша не удержала его, отшатнулась. Он повалился лицом в воду. А она, оторопев, смотрела на него, не двигалась. Подбежал человек с резиновой лодки, перевернул упавшего на спину.

Очнулся пулеметчик на палубе – разразился беспорядочной огненной бранью! Пули свистели над головами, вскапывали косогор, в котором свинца уже было столько, что хоть в металлолом сдавай. Того и ждали – отползли. И вдруг пулеметчик заткнулся – внезапно, на «полуслове», и через буйство стихии донеслась отчаянная ругань – то ли затвор заклинило, то ли патроны кончились…

А Даша, осознав, что случилось самое страшное, рухнула на колени, вцепилась в лежащего перед ней человека, затрясла его и завопила так, что все услышали и похолодели:

– Па-аапа!!!

Ей-богу, стало зябко и неуютно. Они переглянулись с Крамером и не придумали, что сказать. Крамер сглотнул, поежился. Так вот откуда все берется, куда течет и где пропадает… Густая краска подступила к ушам. Хоть сквозь землю провались, право слово. Даша рыдала, билась в истерике, и звуки этой истерики разносились по всему острову. «Сволочи! – кричала она, грозя кулаком сконфуженным спецназовцам. – Какие же вы сволочи…» – И снова плакала навзрыд, билась головой о грудь мертвого профессора.

– Можете не рассказывать, я все слышал… – проблеял на последнем издыхании Никита, падая ничком на землю. – Да уж, товарищи офицеры, это вам не в тапки гадить… Послушайте, это что за «Санта-Барбара»?

– А ты откуда? – вылупился на товарища Глеб.

– Ну, не знаю, командир, – растерялся Никита. – Видимо, я как-то пришел сюда – не по воздуху же я перелетел, верно? Знаешь, больше всего я ненавижу, когда без меня происходит что-то важное…

– Но у тебя же нога сломана. – Глеб чувствовал, что, невзирая ни на что, хочется улыбнуться.

– Сломана, – кивнул Никита. – А может, и нет. Может, трещина, ушиб, без рентгена трудно сделать окончательный вывод. Но больно, командир, просто нереально больно…

Но это еще не было вершиной абсурда. Еще не случилось самое глупое и нелогичное. Ждать осталось недолго. До автоматчиков дошло, что своих людей они уже не дождутся, профессор мертв, операция провалена и люди, ответственные за этот позор, находятся у них под носом! Они открыли ожесточенный огонь – одновременно, один из лодки, другой с берега. А второй и вовсе обнаглел – шмальнул из подствольника, и граната взорвалась перед косогором! Людей засыпало землей, взрывная волна рвала барабанные перепонки. Крамер кричал что-то страшное, дикое, бил себя по ушам, а кровь, пусть и не с той интенсивностью, продолжала вытекать из раскроенного черепа. Глеба тупо клонило в сон, а Никита впал в неконтролируемое бешенство – взметнулся на колено, вопил в аффекте: «А-а-а-а!!!» – и самозабвенно поливал из «калашникова», как нельзя подходящего для истеричного ведения огня. Попятился автоматчик, побежал в море, забросил автомат в резиновую лодку, вскарабкался в нее, распластался на дне. «Моторист» завел двигатель – лодка подпрыгнула, дала крутой вираж и помчалась по замысловатой дуге к катеру. На берегу остались два тела – профессор Ландсберг и его дочь Даша…

– Никита, стоп… – хрипло выпалил Глеб, выхватывая автомат из трясущихся рук товарища. – Ты что делаешь, кретин? Ты же Дашу убил…

– Что?.. – Никита опомнился, ошарашенно помотал головой… и вдруг сделался каким-то черным, опухшим, далеким. – Да вы что, мужики… – забормотал он растерянно. – Это не я, это кто-то другой, я не мог, вы что на меня вешаете…

– Это ты, Никита, ты, – тяжело вздохнул Крамер.

– Ладно, мужики, пошли, мы не можем их оставить здесь, – буркнул Глеб.

Пришлось опереться на автомат, земля не держала, и запоздалое наступление получилось каким-то приторможенным. Они брели по пляжу, шатаясь, как былинки, равнодушно смотрели, как удаляется резиновая лодка, пристает к катеру, как пулеметчик, оставшийся без пулемета, бежит на корму, помогает товарищам взобраться на борт. «Трое осталось, – равнодушно думал Глеб. – И уплывать не думают. Их трое и нас трое». В них никто не стрелял, было понятно, как дважды два, что на таком расстоянии любое бряцанье оружием – стрельба по воробьям. Никита вдруг как-то сипло задышал, зачастил, припадая на пострадавшую ногу, обогнал товарищей, бросился к женскому телу, лежащему в воде лицом вверх.

– Ребята, она живая! – Голос паренька срывался от волнения и восторга. – Ей-богу, она живая… Пуля в плече, ничего страшного… Ах ты, сладкая моя… – Он свалился перед девушкой, пристроил ее голову себе на колени, принялся гладить по лицу, что-то курлыкал – окончательно спятил молодой офицер… А Даша жалобно стонала, с усилием пыталась расклеить глаза, сразить взглядом очередное чудовище из ненавистной страны…

Настроение поднималось. Возбудился Крамер, глупо хихикал, что было для Крамера как-то нехарактерно. Глеб перевернул Ландсберга – мертвее не придумаешь, отмучился гениальный доктор каких-то там наук. Он вытащил его за ноги из воды – пусть неуважение к мертвецу, но как-то не по-людски – заставлять покойника киснуть в воде. Он ведь сам не может выползти и лечь, как положено? Распрямился, со скрежетом расправил плечи, показал американцам на катере согнутое предплечье, ударив одновременно ладонью по сгибу локтя. Американцы не остались в долгу – все как один выставили руки и показали Глебу средние пальцы. Пообщались, блин…

– Мужики, хватайте эту профессорскую дочь, да понежнее – это не вязанка дров, – и отходим в тыл. Новый лагерь сооружаем в лесу, в пятнадцати метрах от опушки, чтобы эта пастораль была у нас перед глазами. Вы располагайтесь, перевяжите раненую, а я схожу за Ольгой…

Но Ольга была легка на помине, ковыляла, опираясь на изваянный Крамером костыль, посвистывала «дырочкой в правом боку». Еще одна калека – боже, помимо Глеба, в их «могучей кучке» не осталось никого мало-мальски целого!

– С вами все в порядке? – Она изрядно перенервничала, схватилась за горло, закашлялась, когда спецназовцы пронесли мимо нее стонущую Дашу, тихо спросила: – Кто ее?

– Да есть такой парень, – проворчал Глеб, машинально подмечая, какими яркими взглядами обмениваются Крамер и Ольга, как отлегает у нее от сердца – жив неразговорчивый боец, и Крамеру по душе, что Ольга жива и пока еще шевелится. «Странная штука – жизнь, – размышлял Глеб, меся грязь отяжелевшими бутсами. – И не только во внешности дело. А еще и в благодарности за спасенную шкуру, и в том, что ты должен о ком-то заботиться – если не торопишься вниз головой с моста…»

Ситуация по-прежнему вызывала тревогу. На катере оставались трое (если в трюме не ждет своего часа еще дюжина), и уходить они не собирались. Ждали подкрепления, которое должно было прибыть со стороны американского берега. Когда оно прибудет – неизвестно. Американцы – нация неунывающая. Погиб профессор – плохо, но не фатально. Они не знают, что излучатель потерян безвозвратно. Под боком «Альба Майер», в ней – контейнер с неким идентификационным номером, в котором жил во время плавания профессор и где осталась его бесценная документация (а ведь она действительно там осталась!). Прибудут специально обученные люди – и все будет о’кей, во всяком случае, ущерб не смертельный. На что рассчитывать спецназу? Прилетит волшебник в голубом вертолете ВМФ России и увезет на далекую, но прекрасную родину? Но не летит он что-то, впрочем, еще не вечер, а как бы даже наоборот, всего лишь девять часов утра… А если он ВООБЩЕ не прилетит? Почему он обязан прилететь? Русские, согласно легендам и поверьям, не оставляют своих, но, как показывает богатый жизненный опыт – еще как оставляют! Особенно если дело касается гнусных коррупционеров и неких криминальных схем, прорабатываемых в том числе посредством флотских структур. И с каждой минутой напряжение будет расти, нервы – тянуться, люди превратятся в клокочущие сгустки отрицательной энергии. Он должен захватить этот чертов катер, погрузить в него людей и уходить на запад! Если кому-то интересно содержимое контейнера, Глеб охотно опишет его приметы и координаты, ему не жалко…

Свершилось – дождь пошел на спад, а потом и вовсе прекратился. Черную тучу, излившуюся до капли, вытолкали безвредные кучевые облака, затих ветер. Шалаш в шаге от тропы соорудили за полчаса. Вовсе не нужно быть отпетыми спецназовцами, чтобы втроем, имея ножи, соорудить комфортное укрытие. Нарезали жердин, натаскали еловых лап, немного священнодействия – и жилье готово. Женщин укутали хвойными ветками, тщательно перевязали. Пуля прошла через Дашу навылет, не зацепив ничего особо важного. А вот с осколками в ноге у Ольги дела обстояли хуже. Удалять их из бедра в походных условиях было нереально. Ей кололи обезболивающее, меняли перевязку каждый час, и возникало серьезное опасение, что если через двенадцать часов эта женщина не попадет на стол к хирургу, то ампутация станет самым щедрым подарком. Подразделение спецназа неудержимо теряло боеспособность. Напрасно Никита совершил героический марш-бросок через лес, а потом «воевал» с товарищами на пляже. Нужно было лежать и не дергаться. Нога распухла, любое прикосновение к ней рождало душераздирающую боль. Никита храбрился, уверял, что все это фигня, но хирел на глазах, покрывался пугающей бледностью и передвигаться мог лишь ползком. Расклеился Крамер. «Проблемы с головой», – объяснил он товарищам и забился в угол шалаша зализывать раны. Он самостоятельно бинтовал себе голову и высказывал предположение, что кусочек черепа провалился в мозг, свил там гнездышко и теперь начинает совершать провокации и диверсии – судя по глюкам, ложным воспоминаниям и паршивому настроению.

Сидеть в этом стонущем лазарете и выслушивать жалобы «безнадежно» больных было невыносимо. Глеб добрел до опушки, пристроился за поваленным деревом и погрузился в задумчивое созерцание. Небо и море в окрестностях необитаемого острова оставались девственно чистыми. В этом было что-то абсурдное. Впрочем, добрая традиция – ВСЁ, что случилось с участниками событий за последние сутки, было абсурдно. Работники «неправительственной» организации, явно имеющей отношение к компаниям, специализирующимся на производстве современного высокотехнологичного оружия, не спешили подбрасывать подкрепление. Возможно, на то имелись объективные технические причины. Например, погода. Вертолеты и корабли береговой охраны Соединенных Штатов тоже не спешили. Пусть нейтральные воды – но разве им неинтересно, что происходит в непосредственной близости от их берегов? В Ираке, Ливии, Сирии было интересно, а тут нет? Почему не летит за спецназовцами российский вертолет? Заблудился, потерял ориентацию? На наших похоже, но ведь не до такой же степени? Или прилетят все разом – представители каждой заинтересованной стороны, – и начнутся затяжные разборки с дипломатическими скандалами и стрельбой?