Мертвый и живой

Пиво, грубое, очень крепкое, но вкусное, Ивану понравилось. Жаренная селедка тоже особого отторжения не вызвала. За время своих скитаний в болотах Ваня привык питаться чем попало, так что свежая рыбка пошла на «ура».

Первая кружка пролетела почти молча, за второй уже начались разговоры. Иван выслушал истории собутыльников, вкратце рассказал свою. Словом, все шло обычным путем, а потом, вдруг, штабс-обер-боцман, шарахнул кулаком по столу и гаркнул:

— Пошла она в жопу эта война. Вместе с теми, кто ее начал. За что сейчас умирают наши парни? Скажи, Краузе, за что ты воевал? Мне плевать, кто победит! Да хоть коммунисты, лишь бы наши парни перестали умирать...

Остальные дружно замолчали и уставились на Ивана.

«Проверяете, суки... — весело подумал Ваня. — Ну что же, поиграем...»

Сначала он хотел отреагировать бурно, но потом решил, что ломать челюсть боцману будет слишком.

По лицу пробежала судорога, Иван скрипнул зубами, отбросил кружку и прохрипел, уставившись бешенными глазами на моряка:

— Коммунисты, говоришь? Да я тебе, продажная тварь, сейчас горло перегрызу...

— Стоп, стоп! — гауптман вскочил.

Вернер и ефрейтор с фенриком навалились на Ивана.

— Стоп, парень, стоп... — горячо задышал в ухо обер-фельдфебель. — Не горячись, Отто свой парень, а тебя мы знаем всего ничего. Это была проверка и ты ее прошел...

Ваня поиграл желваками и зло процедил:

— Проверка так проверка. Принял. Только следующий раз осторожней, за такое могут убить.

— Я же говорил, что с контуженными шутки плохи... — недовольно заявил моряк. — Видели его глаза? Извини Алекс, эти старые дураки меня подговорили. У нас на тральщике Карла тоже контузило, так запирать пришлось — бросался на людей точно собака.

— Зато мы теперь знаем, что ты свой парень! — довольно сообщил гауптман. — Ну что, еще по одной, парни? Эй, моя роза, тащи еще по паре кружек! И селедки побольше! Эх и нажремся сегодня!

Но с «нажраться» не сложилось. Едва Ваня отпил пару глотков, как на улице взревела сирена и почти сразу грянула череда приглушенных взрывов.

— Стороной прошло, по верфям ударили, — умудренно заявил боцман. — Сраные американцы и сраный рейхсмаршалл со своими летчиками-засранцами...

Но с его последним словом садануло так, что с потолка посыпались крошки кирпича.

Подвал взорвался криками, которые заглушил следующий взрыв. В пивнушке все затянуло плотной завесой пыли.

Кто-то истошно завопил:

— Потолок треснул! Сейчас все рухнет! На улицу, на улицу!..

Посетители дружно ломанулись к выходу.

Иван выбрался в числе последних. Вышел и не узнал улицу. Дом напротив превратился в груду дымящихся обломков. У соседнего провалилась крыша и он весело горел.

— Черт!!! — вдруг ахнул обер-фельдфебель. — Это же Ирма, дочка Мюллера, секретаря бургомистра...

Иван проследил за его взглядом и увидел за чудом уцелевшим окном на втором этаже девчушку в белой ночной рубашонке. Она стояла и просто смотрела на улицу, а из соседнего окна уже выбивался длинный столб огня.

— Дерьмо! — взвыл боцман. — Где эти сраные пожарные?

Девочка неожиданно убежала внутрь квартиры.

Ивана словно кто-то толкнул. Он рванул с места, подпрыгнул и, цепляясь пальцами за балки фахверка* на фасаде, полез к окну.

фахверк — «ящичная работа», каркасная конструкция, типичная для архитектуры многих стран Центральной и Северной Европы.

Заорал от боли, когда его лизнул язык огня, выбил локтем стекло с рамой и нырнул вовнутрь.

Квартира уже была полна дыма, Иван задержал дыхание, упал на четвереньки и пополз вперед.

— Ирма!!!

Воздуха не хватило, легкие разорвало резкой болью.

Ваня уже думал повернуть назад, как услышал тихий плач, а потом наткнулся на забившуюся в угол девочку.

Заорав от радости, сграбастал ее в охапку, потом сориентировался и рванул к окну.

Перекинул ногу через подоконник и спрыгнул вниз.

Припал на колено, чудом удержав девочку, а когда встал — в глаза ударила яркая вспышка.

— Какого черта? — он инстинктивно прикрылся свободной рукой.

— Секунду, молю вас, еще один снимок, станьте вот так... — Ивана кто-то бесцеремонно схватил за плечо.

Ваня, наконец, сообразил, что происходит и, с наслаждением врезал длинному парню в плаще и шляпе, с фотокамерой в руках.

Тот рухнул на землю, кто-то из толпы добавил ему ногой, потом на Ивана налетели, выхватили девочку и принялись обнимать и хлопать по плечам.

Сквозь шум в ушах пробивалось восхищенные крики:

— Какой молодец!

— Он спас девочку!

— Герой!

— Вот это парень! Видите, он горный стрелок!

— Там все такие...

— Сраные островные обезьяны! *

островные обезьяны — презрительное прозвище англичан в Германии.

— Ты наш герой!

А в завершении его крепко обняла плачущая от счастья женщина:

— Вы спасли мою дочурку! Как вас зовут, скажите! Я буду молить бога о вас! Спасибо, спасибо...

Ваня осторожно освободился и, с трудом сдерживая тошноту, шепнул обер-фельдфебелю:

— Может лучше еще по пиву?

Том мгновенно нашелся и заорал:

— Все, пошли вон! Расходимся, тупые ослы! Не видите, человеку плохо!

— Разойдись! — подхватил гауптман. — Смирно, молчать! Пошли вон...

К ним присоединились другие собутыльнику, Ивана вырвали из толпы и препроводили обратно в подвальчик.

Правда настроение у Вани не способствовало пьянке. Фото в газете точно не способствовало конспирации. Несмотря на некоторую схожесть Ивана с настоящим Александром Краузе, подмену могли обнаружить люди, которые действительно знали немца. А это могло повлечь за собой серьезные неприятности. И вообще, известность и публичность, никогда е способствовали карьере разведчика-нелегала. Особенно в ее начале.

Впрочем, найти и отобрать камеру у чертова репортёра уже не представлялось возможным, и Ване оставалось только надеяться на то, что его чумазая рожа на фото сойдет за физиономию настоящего Александра Краузе. Сойдет для его возможных знакомых, которые это фото возможно увидят. А еще на то, что фамилия Краузе и имя Александр в Германии были одними из самых распространенных.

Проникнувшаяся храбростью Ивана хозяйка заведения выставила для компании еще литровую бутыль доппелькорна, то есть самогона своей выделки, после чего попойка пошла гораздо живее и веселее. Иван пил умеренно, полностью себя контролировал, но счел нужным быстро опьянеть, потому что нахватался дыма и неважно себя чувствовал.