Мертвый остров

Лейтенант сглазил. «Крейсерок» встал на якорь в трехстах саженях от берега и спустил вельбот. Ванька Пан и хотел бы сопроводить хозяина в пост, но сил для этого у него не было. Лыков поплыл с двумя матросами. Тут-то он и увидел, что такое толчея на баре… Вода будто кипела. Едва вельбот вошел в этот кипяток, его закрутило. Почувствовав, что днище уходит из-под ног, сыщик сделал отчаянное сальто-морталь. Спрыгнул он удачно, даже не нахлебался воды. Матросы схватили было его под локти, как большое сокровище, но скоро отпустили. Алексей одним толчком поставил посудину обратно на киль, взялся за конец и потащил вельбот к берегу. Ему помогали сзади. До суши добрались в полном порядке, только сильно намокшие.

В каждом сахалинском селении есть так называемый станок. Это дом, назначенный для проезжающих лиц из администрации. Он всегда натоплен, и обязательно наготове самовар. Смотритель Тихменевска вышел встречать вельбот. Выяснив, что перед ним новый начальник округа, он отвел его и матросов в станок обсушиться. Угостил всех икряниками – очень вкусными пышками из кэтовой икры и картофеля. Пока пили чай, Лыков спросил служивого о японцах. Оказалось, в двадцати верстах южнее, в Наэро, имеется их фактория, и шхуны обычно причаливают там. Здесь же только несколько домов ссыльных, склады и караульная команда при них. Поблизости инородческая деревня, но не гиляков, а орочен. Когда начинается ход кэты, из Корсаковска для ее добычи присылают большие партии рабочих. А устье Пороная забито японскими шхунами. В остальное время Тихменевский пост – забытое богом место. Раньше, при японцах, здесь была зимой ярмарка, на которую приезжали якутские купцы. Теперь и это в упадке. Столбовая сахалинская дорога из Рыковского в Корсаковск пройдет в стороне. Ходят слухи об учреждении на острове нового округа, четвертого. Называться он будет Поронайский. Тогда пост сделают его столицей, и тут появится жизнь. Но пока до этого далеко.

Наслушавшись таких разговоров, надворный советник вернулся на корабль. Обратно проскочили без приключений: бар пожалел и без того мокрых людей. Да и море утихло, так что Лыков спокойно уснул в командирской каюте. Он успел увидеть множество японских шхун-хищников. При встрече с «Крейсерком» те быстро уходили под ветер…

В бухту Лососей военно-сторожевое судно пришло в два часа ночи. На пристани тускло горел одинокий фонарь. Никто не спешил подать ялик прибывшему начальнику. Лыков минут десять топтался на палубе. Где там этот чертов Ялозо? Закоченев, сыщик приказал пальнуть из пушки. Лучше прямой наводкой по дому титулярного советника… Налимов обрадовался редкой возможности пострелять. Комендоры зарядили пушку-револьвер Гочкиса (на корабле таких было две) и жахнули в море. Подействовало! Вскоре от пристани отвалил ял и припустил к «Крейсерку». В свете фонаря Алексей разглядел заспанную физиономию Фомы Каликстовича.

– Почему сразу не поплыли? – рявкнул начальник округа. – Я вас чуть не час дожидаюсь!

– Виноват, ваше высокоблагородие! Дежурный не разглядел ваш огонь. Назначен мною за это к порке!

Ялозо грузно забрался на борт. Лыков объяснил ему, что вызван к генералу и вступит в свои обязанности по возвращении из Александровска. Пока же он поручает Фоме Каликстовичу забрать с корабля и поместить в лазаретном морге тело убитого японца. Еще нужно разыскать шхуну «Окаги-мару» и арестовать ее экипаж и пассажиров. И наконец, разослать по всем селениям округа предупреждение: на побережье могла высадиться шайка беглых во главе с Шуркой Аспидом. Всем быть настороже, принять меры к поимке и так далее…

Услышав про покойника и шайку каторжан, титулярный советник попросил объяснений. Ему было сообщено самое необходимое. Весть о том, что бессрочные убийцы покидают теперь Сахалин на японских лодках, поразила Фому Каликстовича. А предположение, что они могут прятаться где-то в округе, насмешило. Однако Ялозо состроил ревностную физиономию и заверил начальника, что «муха не улетит».

Закончив дела, Лыков велел взять курс на Александровск. Налимов обещал сыщику доставить его за двадцать часов. Отослал начальство спать, а сам, железный человек, остался на мостике.

Алексей опять уснул. В Татарском проливе тоже оказалось тихо и безветренно. Ванька Пан храпел, в ящике тихо шуршали гуси. Хорошо…

В двадцать часов Андрей Павлович не уложился. Напротив залива Рудановского сменился ветер, и пришлось медленно подыматься галсами. В результате «Крейсерок» моряковал сутки и встал на рейде Александровского поста лишь в половине шестого утра.

Небритый и пахнущий как гиляк, Лыков сошел на берег. Куда идти? В квартиру батальонного командира нельзя. Таубе пока не вернулся, а без него кто пустит штафирку на постой? И Алексей поехал к Таскину. Иван Сергеевич спал. Гость безжалостно велел его разбудить. Скоро Лыков со своим денщиком уже скоблились в бане окружного начальника. Топили ее, конечно, вчера, но она еще не остыла, помыться двум скитальцам вполне удалось. Завтракать Алексея позвали к генералу. Попросив накормить Ваньку Пана и несчастных гусей, надворный советник отправился к Кононовичу.

Это был не столько завтрак, сколько доклад. Слушали, как всегда, трое: генерал, Таскин и Гизберт-Студницкий. Алексей рассказывал подробно. Как неизвестный открыл из засады огонь, едва не перестреляв всю погоню. Как сыщик обошел его с фланга и вынужден был убить. И как потом на глазах у всех беглые сели на японскую шхуну и ушли в море.

Больше всего сахалинцев поразило то, что Лыков изначально был прав. Совсем недавно в этой же комнате они смеялись над версией о «японском следе». И вот доказательства. Лыков вывалил на стол загадочные предметы, взятые с трупа стрелка: звезды, железные когти и взрывающиеся шарики. Получалось, что приехал камер-юнкер и научил старых сахалинцев уму-разуму. Иван Сергеевич к месту вспомнил, как надворный советник обнаружил беглого под тюремной нарой. Вопреки его, Таскина, насмешкам… После доклада фонды Лыкова в глазах администрации весьма поднялись. Он получил устную благодарность от генерала (вечером она вышла в приказе) и разрешение отбыть в Корсаковск. Там ему уже официально вменялось отыскать след сахалинской «цепочки». Алексей озвучил идею барона Таубе о наличии на юге острова секретного лагеря, куда собирают беглецов. Причем нескромно приписал эту мысль себе… Наученные опытом, сахалинцы не решились ее высмеять. Просто велели обнаружить этот лагерь. Объяснение с японским консулом Кононович тоже поручил надворному советнику.

Побритый и сытый Лыков вернулся на «Крейсерок». Ванька Пан мобилизовал двух каторжных и доставил туда же все имущество Алексея, включая мундиры, ордена и жестянки с паюсной икрой. Многострадальные гуси присоединились к багажу. Рядом стоял германский пароход «Атлас», а на него грузили арестантов. Это были новенькие с «Петербурга», которых после карантина направляли в Корсаковский округ. Где-то среди них находился и Федор Ратманов, он же Фридрих Гезе. Алексей тоже мог сесть на германца и доплыть с комфортом. Но он успел подружиться с лейтенантом Налимовым и его матросами и постеснялся их оставить. В итоге «Крейсерок» снялся с якоря поздней ночью, когда все члены его команды нагулялись по столице… Двое, как и опасался командир, явились во хмелю. И получили от него по банке между лопаток, беззлобно. А Лыков с Налимовым распили на мостике бутылку дорогого французского шампанского. Сыщик специально разыскал ее в лавке Ландсберга, чтобы порадовать храброго лейтенанта.

Глава 9 Начальник округа

«Крейсерок» обогнал германца на шесть часов. Он вошел в бухту Лососей поутру. Налимов хотел доставить пассажира на берег своими силами, но Алексей пожалел людей. На этот раз долго ждать не пришлось, катер прибыл быстро. Надворный советник простился с моряками – за это время он всех узнал по именам. На берегу его уже ожидали подчиненные.

Встречать начальника на пристани собралась вся корсаковская головка. Мало ли, что он временный? А вдруг?.. Ялозо руководил процессом. Помимо уже знакомых лиц явились врач военной команды Зборомирский, заведующий окружным лазаретом Сурминский и священник отец Александр (Винокуров).

Поздоровавшись с кадром, Лыков произнес речь ни о чем и поспешил на службу. Тут же выяснились атрибуты его высокого статуса. Выезд начальника округа был шикарной пароконной коляской, отделанной синей кожей. Верзила-кучер в новой чуйке глядел соколом. Два забайкальских казака, столь редкие на Сахалине, составляли личный конвой. Ялозо, с папкой неотложных бумаг на подпись, изображал из себя правителя канцелярии. Фу-ты ну-ты! До каких верхов ты добрался, Леха, посмеялся про себя Лыков, усаживаясь в коляску. Но более всего возгордился Ванька Пан. Он вытребовал помощников для доставки багажа и начал на них покрикивать… Всполошились гуси, отправляясь в последний путь. Шум, гвалт, пыль… Начальник приехал!

Казенная квартира располагалась в доме на горе, между тюрьмой и храмом. Добротное здание на пять комнат, позади целое хозяйство: конюшня, баня, прачечная, дровник, летняя кухня, флигелек для прислуги. Явилась знакомиться и сама прислуга. Первым вошел повар, упитанный мужчина в белом колпаке, и попросил заказать обед. Алексей поинтересовался:

– А что сам можешь предложить?

Дядька сделал почтительное лицо и сообщил тонким, как у скопца, голосом:

– Смею рекомендовать пулярку, форшмак и лосось грилье под майонезом. А на сладкое пирог с японской хурмой.