Мертвый сезон. Конец легенды
Шрифт:
Итак, в 1961 году из тогдашней Польской Народной Республики сбежал в Соединенные Штаты оперативный сотрудник польской разведки Михаил Голеневский, который был завербован американскими спецслужбами. Среди агентурных связей Голеневского, которые он выдал ЦРУ, числился уже известный читателю английский офицер Гарри Хаутон, который работал в службе безопасности посольства Великобритании в Варшаве и «зашибал деньгу» не только на спекуляциях, но и на продаже полякам известных ему секретов. Был предателем, короче говоря. После окончания загранкомандировки Хаутон поступил на службу в одно из подразделений британских военно-морских сил в Портленде. Он привлек внимание связников Бена-Лонсдейла-Молодого Морриса и Леонтины Коэн (они же, как уже известно читателям, Питер и Хелен Крогеры) и был завербован, тем более что любовницей Хаутона оказалась референт той же военно-морской базы Элизабет Джи, имевшая доступ к совершенно секретным документам, касающимся установки и эксплуатации ядерных двигателей на подводных лодках. Бен работал с Хаутоном
Американские разведчики тем временем сообщили своим британским коллегам ориентировку на Хаутона. Так, на всякий случай, в порядке обмена информацией, английская контрразведка разыскала вернувшегося на родину Хаутона и установила за ним профилактическую слежку. И вдруг неожиданная и абсолютно случайная удача. Были зафиксированы тайные встречи Хаутона с неким сэром Гордоном Лонсдейлом… А потом сенсационный провал советского разведчика-нелегала. Кстати, когда Гарри и Джи были арестованы, оба в один голос твердили на допросах, что работали за деньги на американцев и не видели особого греха в продаже британских секретов их главному союзнику…
Я уже сказал о том, что в провале Конона Молодого в немалой степени была виновата наша служба. Это мое мнение. И оно находит подтверждение в мемуарах генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, озаглавленных «Разведка и Кремль».
Павел Судоплатов — это бывший начальник печально известного «Бюро № 1 МГБ СССР», специалист «номер один» по мокрым делам, как выражаются уголовники. Он пишет о провале не только Коно-на Молодого, но и его «крестного отца», Абеля-Фишера, что тоже немаловажно для нашего повествования. Читаем: «Во время пребывания Фишера в Москве, приехавшего в отпуск, Абакумов или, кажется, Молотов подняли вопрос о розыске Орлова (предатель, бывший сотрудник ОГПУ, сбежавший в Америку. — Авт.). Я решительно возражал, напомнив, что Центральный комитет запретил нам его преследовать. Кроме того, Орлов сразу заметит слежку и любые попытки наших агентов найти подходы к его родственникам. Мысль об использовании Фишера для поисков Орлова подал Коротков (кодовое имя «Длинный») — в свое время предполагалось, что он будет помощником Орлова по руководству агентурной сетью во Франции, и ему было известно о планах использования Фишера в качестве радиста у Орлова, так и нереализованных в 30-е годы… Позднее именно Коротков стал виновником провала Фишера. В 1955 году он в качестве помощника направил к Фишеру агента Рейно Хейханнена. Тот любил выпить и, растратив оперативные средства, нарушил правила конспирации, а когда его решили отозвать в Москву, остался в Америке и выдал Фишера (Рудольфа Абеля)…
Абель жаловался, что его используют в качестве музейного экспоната и не дают настоящей работы. То же самое говорил и Конон Молодый…
Абель рассказал мне историю своего ареста. Когда он попытался забрать тридцать тысяч долларов, спрятанных на явочной квартире в Бруклине, так как ему было приказано отчитаться за них перед Центром. Мы оба решили, что было неразумно возвращаться за деньгами… Но он боялся, что если не вернет деньги, то его заподозрят в том, что он их присвоил…
Лонсдейл (кодовое имя «Бен») был не меньше Абеля возмущен тем, что Центр связал его с агентом, работавшим в странах восточного блока под дипломатическим прикрытием. Это являлось нарушением элементарных правил конспирации, запрещавших нелегалу-резиденту вступать в прямой контракт с лицами, которые в силу длительного пребывания в странах Варшавского Договора автоматически находились в сфере постоянного наблюдения контрразведки своей страны».
Что же, вряд ли у кого возникнут подозрения в отношении объективности покойного «специалиста № 1» по мокрым делам в МГБ СССР. Ему незачем было врать…
А теперь продолжим историю обмена моего друга на агента британских спецслужб.
Утром 21 апреля 1964 года сразу же после завтрака Конона отвели в баню. Едва он успел раздеться, как в баню вбежал тюремщик Берджес. Он заведовал тюремной «приемной», где происходило оформление заключенных при поступлении в тюрьму и при выходе из нее. Увидев своего подопечного в костюме Адама, он крикнул, чтобы тот срочно одевался и шел к начальнику тюрьмы. Быстро одевшись, Молодый прошел с ним в свою камеру. По дороге Берджес сказал, чтобы Молодый как можно быстрее собрал свое имущество. Зайдя в камеру, он увидел, что у Конона много книг, банок с сахаром, маргарином и прочим барахлом, которое накопилась за время заключения. Под кроватью Конона хранился картонный ящик, который он припас сразу же после медицинского осмотра. Имущество было сложено. Не задерживаясь, оба направились в «приємную». Там Молодый переоделся, перевязал веревкой ящик с книгами, который принес из своей камеры, и другой, хранившийся вместе с одеждой в «приемной». Затем ему выдали «ценности». Он расписался в их получении и был очень доволен, что в свое время проследил, чтобы эти предметы были зарегистрированы в описи отобранных у него вещей. Все-таки память об «английском» периоде жизни. После этого Берд-жес отвел Конона в кабинет начальника тюрьмы мистера Харриса. Помимо него, в кабинете находились еще двое. Один из них оказался важным чином из министерства внутренних дел. Другой незнакомец назвался представителем бирмингемской полиции. Ему, оказывается, было поручено сопровождать Молодого до самолета.
Харрис
представил всех друг другу. Представитель министерства внутренних дел сказал, что у него есть пакет, который должен быть вскрыт только в присутствии Молодого. Достав из кармана большой конверт, он демонстративно сломал сургучные печати. Внутри был другой конверт, поменьше, который он передал начальнику тюрьмы. Этот тоже показал печати и вскрыл конверт. Затем он принялся читать довольно длинный документ, написанный на принятом в Англии официальном жаргоне, о котором сами англичане говорят: «К чему писать одно слово, когда его можно заменить пятью». Содержание бумаги сводилось к тому, что в соответствии с тюремными правилами от марта 1964 года господину Гордону Лонсдейлу предоставляется временное освобождение. Его доставят на базу королевских военно-воздушных сил в Западном Берлине и обменяют на британского подданного. Если по какой-либо причине обмен не состоится, советского разведчика доставят обратно в Соединенное Королевство и он добровольно отдаст себя в руки тюремных властей…Закончив читать этот документ, начальник тюрьмы показал подпись заместителя министра внутренних дел. При этом он сказал, что счастлив поздравить бывшего заключенного с освобождением и желает удачи. Остальные тоже присоединились к нему.
Наконец, наступило для Молодого время начать путь к свободе. Старший полицейский чин, который должен был сопровождать его до самолета, извиняющимся голосом сообщил, что ему приказано надеть на освобожденного арестанта наручники, хотя он сам не видит в этом никакой необходимости в данных обстоятельствах. Конон попрощался с начальником тюрьмы Харрисом, поблагодарив за человечное отношение к нему. Харрис промолчал в ответ и лишь пожелал счастливого пути. Напоследок он пожал своему бывшему подопечному руку и неожиданно сказал по-русски: «До свидания»…
В тюремном дворе Молодого усадили на заднее сиденье одной из ожидавших там машин. С двух сторон от него сели полицейские в штатском. Один — старший чин, а другой сравнительно молодой сыщик, к которому Конон был прикован наручниками. Рядом с шофером пристроился один из руководящих работников английской контрразведки. Автомобиль со всей компанией выехал через тюремные ворота. За воротами к ним присоединилась вторая машина. Заметив это, Молодый спросил старшего полицейского:
— Неужели вы действительно думаете, что я брошусь назад и попытаюсь ворваться в вашу тюрьму?
— Я этого не думаю, — ответил тот. — Вторая машина сопровождает нас на случай поломки нашего автомобиля. Мы должны прибыть на аэродром точно в назначенное время.
Машина мчалась по хорошо знакомым Молодому местам. Когда съехали с автострады, он понял, что его везут на военный аэродром Нортхолт. На аэродром въехали через специальные ворота с надписью «Для особо важных лиц». Моторы ожидавшего самолета военной транспортной авиации уже были запущены и работали на малых оборотах. Автомашина подъехала прямо к трапу. Водитель достал из багажника два ящика с имуществом Конона и отнес их в самолет. А в салоне его ждали новые телохранители — двое здоровенных парней в штатском. Контрразведчик снял с Молодого наручники и, передав его «штатским», удалился из самолета. Дверь самолета закрыл полковник королевских военно-воздушных сил. Не успели оттащить трап, как моторы взвыли и лайнер стал выруливать на взлетную дорожку. В салоне появился полковник. Встав по стойке «смирно», он отрапортовал Молодому о маршруте и продолжительности полета, а также об ожидавшей в пути погоде. По-видимому, он ничего не знал и думал, что Конон действительно «особо важное лицо». Один из телохранителей принялся украдкой махать ему рукой, пытаясь остановить его рапорт. Но все было безуспешным. Отрапортовав до конца, полковник предложил выпить кофе, пока будет приготовлен обед. Молодый с удовольствием выпил чашку настоящего кофе, с нетерпением ожидая обещанного обеда…
Примерно через три часа после вылета самолет приземлился на авиабазе Гатов в английском секторе Западного Берлина. Охранники нервничали все больше и больше. Старший предупредил Молодого, что они вооружены и имеют приказ стрелять, если «сэр попытается бежать». Бормоча что-то о том, что приказ есть приказ, старший телохранитель вновь надел на Конона наручники перед тем, как он вышел из самолета. В это время в кабине появился и полковник, у которого чуть было не отвалилась челюсть от одной мысли, что он прислуживал заключенному…
…Ну а потом автомобиль с Молодым и компанией миновал западноберлинский контрольный -пускной пункт и, не останавливаясь, въехал в нейтральную зону. Было пять часов двадцать пять минут утра, а обмен был назначен на пять тридцать. Машина прибыла на пять минут раньше срока. Пришлось немного подождать. Дымка рассеивалась. Ровно за тридцать секунд до назначенного времени поднялся шлагбаум на границе Германской Демократической Республики. Оттуда выехала автомашина. Она развернулась и остановилась на левой стороне шоссе. С англичанами была достигнута договоренность считать середину шоссе условной границей. Там даже была проведена белая линия длиною в несколько метров. Из подъехавшей машины вышел один человек. Молодый сразу же узнал его. Это был один из старых коллег по разведке. Он приблизился к машине с очень важным выражением на лице и сделал вид, что впервые увидел Молодого. Из другой машины на противоположной стороне шоссе вышли четыре человека. Среди них был и Винн. Он выглядел усталым и вроде бы немного испуганным, а может быть, это только показалось Молодому…