Мерзкий старикашка
Шрифт:
Крепостицу эту в придворных раскладах никто не учитывал, — сущая дыра, хоть и обросла уже кой-каким посадом, после завоевания княжества Самватин по ту сторону гор ивовсе значение почти утратила, — а зря, потому как комендантом гарнизона в ней был Кагенов боевой товарищ, должность эту получивший благодаря некоторому знакомству с царевичем, но мечтающий-то о несколько большем.
В общем, когда паломники добрались до монастыря, Каген, с помощью своих личных гвардейцев и крепостного гарнизона доходчиво объяснил всем заинтересованным лицам, что брат его младший и любимый, Лисапет, так проникся святостью обители, что решил уйти в монахи, посвятив оставшиеся свои дни молитвам об усопшем отце. Почему сам об этом не сказал? Так ему все мирское противно отныне, и
Учитывая превосходство моего братца в числе сабель, спорить никто благоразумно не стал, и царевич Лисапет стал смиренным братом Прашнартрой.
Не скажу, что по возвращении в столицу у новоявленного царя все пошло просто и гладко, — тех кто уже на меня поставили и планировали вертеть монархом-недрослем оказалось предостаточно, заговоры множились, я получал тайные послания о грядущем освобождении кипами, но Каген проявил крутость характера и устроил во дворце воистину сталинскую чистку рядов, в чем ему, кстати, немало поспособствовал мой же родной дядя.
Дедушка-князь, ранее державший весь свой клан железной рукой, к той поре одряхлел, и почти полностью уступил фактическую власть над семейством своему сыну и наследнику. Тот же, прекрасно зная норов своей царственной сестры, обоснованно опасался, что с моим воцарением матушка мне обеспечит власть над своими родичами не только в роли сюзерена, но и в качестве нового кланлидера. А вот дядюшке оно было надо? Разумеется, он, за определенные гарантии, выступил на стороне Кагена, сохранив тем немало голов среди родичей.
За местный годик все устаканилось, оппозицию царю подавили, о существовании второго претендента на престол начали благополучно забывать, там и вдовствующую царицу уморили потихоньку… Так вот я и остался на бобах. Причем, не только в переносном, но и в прямом смысле слова.
Ну, не только на бобах, разумеется: в долине, где монастырь расположен, и просо растят, и ячмень, и гречку всякую пополам с репой и свеклой, но суть остается простой — устав обители предполагает преимущественно вегетарианскую диету, с небольшим добавлением рыбы в рацион питания. Изредка — именно что по праздникам, — жарят барашка. Раз в два месяца, где-то.
Правда рыба, чего уж греха таить, тут знатная. В речках изобильно водится горная форель, а в озере, близ монастыря, живут офигенные карпы, но в еду ее добавляют до обидного мало, а вот впахивать монахам приходится неслабо. А вы что думали, в монастырях только молятся что ли? Да щаззз! При обители и поля свои есть, где иноки и послушники трудятся наравне с отрабатывающими «барщину» местными крестьянами (земля в долине, формально, вся монастырская, хотя большинство пахотных земель, а их не так уж, кстати, тут много, юзают жители четырех местных деревушек), овечью шерсть в ткань те же монаси переделывают, мельница у нас опять таки, ну и рыбу ловим сами, да. Причем сетями пользоваться вера, видимо, не позволяет.
При этом еще на монахах обустройство быта богомольцев самой разной финансовой состоятельности, выделка шкур в пергамент и написание на этих пергаментах различных религиозных текстов, — как переписывание старых, так и сочинение новых, — починка, отлаживание да подстругивание того, что поломалось, торговля сувенирами культа не говоря уже о, собственно, богослужениях.
Скучать, короче, братии некогда.
Пытался ли от такой очешуенной жизни сбежать Лисапет? Да еще как! Только в первый год пять раз лыжи навострить пытался. Ну, понятно с каким результатом, раз я все еще здесь. Солдатики в крепости службу свою знают крепко, мимо них даже ночью фиг проскочишь, да и просто добираться до них, едва не день пути пешкодралом. Ловили, разумеется. Отечески, мать их ети, вразумляли.
Нет, порка или еще какое рукоприкладство в монастыре не практикуется. Зато есть такая особая келья для осмысления своего нехорошего поведения, перед которой губа в нашей части (да, перед учебой я, не то что некоторые,
год в мотострелках оттрубил — там и ряху наел) кажется санаторием. Ну и другие способы «смирить гордыню» имеются. Что там брат Асмара про горшки говорил? Сопляк он, по сравнению со своим предшественником! Сколько я одних только выгребных ям очистил — можно сразу высший разряд ассенизатора давать.Смирили, в общем, Лисапета к одиннадцати годам, и бегать отучили, и к деревенским бабам лезть — это уже без настоятеля, мужики просто два ребра сломали, — и вспоминать про свое происхождение вообще. Доброты, любви к ближним, и общительности это ему, конечно не добавило, а с годами склочность и язвительность его только усугублялись. В общем, премерзкий из него вышел старикашка.
Кстати, действительно старикашка. Это только в мультике, совместный труд, он облагораживает, а в реальности делает из обезьяны усталую обезьяну. У нас-то Лисапет еще бы и на пенсию не собирался, а тут, при полном отсутствии механизации труда и толковой медицины… Здесь и так-то люди стареют куда быстрее.
Взрослеют, кстати, тоже. Тот послушник, которого определили меня выхаживать, Тумил, я когда его первый раз увидал, решил что парню не менее чем пятнадцать лет по земным меркам, а оказалось, что ему только восьмой год идет. Ну, то есть, по привычным мне меркам ему и четырнадцати не исполнилось.
Гонору, правда, на все сто тридцать. Эх, ми-лай, тебя тоже тут пообломают…
Как лицу выздоравливающему, мне были определены заметные послабления в местном режиме: куриный бульон с кусочком вареной птицы и освобождение от работ. Отец Тхритрава лично заходил каждый день проведать, высказывал всяческие надежды на скорое мое выздоровление, справлялся, не надо ли мне чего… Потом пришли известия, что Каген вроде бы пошел на поправку, и визиты главы монастыря прекратились.
Я уже упоминал, кажется, что характер у меня не сахар? Так вот, монахи дружно отметили, что болезнь брата Прашнартру изрядно к людям смягчила. Это до какой же степени мой «предшественник» всех тут успел достать?
Впрочем, пока память моего реципиента полностью не восстановилась, от общения я старался уклоняться. Начав ходить без помощи клюки, заявил, что не привык к праздности (чем вызвал у брата Асмары неподдельное изумление) и умотал с Тумилом на рыбалку.
Утром следующего дня мы возвратились с озера, едва не надорвавшись при транспортировке улова. Братия смотрела на такую добычу широко разинув рты, а я только посмеивался себе втихомолку. Рыбари они те еще… Это ж надо додуматься — ловить карпа в теплое время года на червя, да еще ругаться, что подлая рыба погано клюет. Да ладно только наживка неподходящая — они бы хоть один прикормить догадались!
Не использовать внезапно проявившийся у меня талант рыболова отец-настоятель счел грехом, так что рыбная составляющая в меню монастыря заметно увеличилась, — сам я такое чудо объяснил благодатной молитвой брата Шаптура, аки удочкой вытащившего ею меня с того света, чем заработал мужику нехилую уважуху как от братии, так и от паломников, поспешившей разнести весть о чудотворце по всей стране и окрестностям. Последующую пару месяцев нарождающегося лета я с Тумилом, приставленным теперь уже ко мне в качестве рабсилы (и с прицелом на перенять методику рыболовства, я полагаю, а то Прашнатра уже старенький, того гляди может и дуба дать, а рыбки всем хочется), проводил на озере, мысленно прощаясь с несостоявшимся троном: вести из столицы приходили разные — то царь начинал выздоравливать, то собирался помирать, но, так и не отдав богам душу возвращался к активному правлению… В общем, судя по всему, предстояло мне коротать остатки Лисапетова века именно что в монастыре, за молитвой богам и Святому Солнцу, который, строго говоря, вообще-то не божество, а культурный герой. Дикая помесь из Гаутамы Будды, Прометея, Данко, с его сердцем и Феаноровым папашей (не помню я как этого сильмариллионового деятеля звали), выведшего свой народ под свет валинорских дерев. Кончил, как и Данко, довольно скверно, и с тех пор озаряет мироздание своей любовью ко всему живому.