Месть Аскольда

Хан приказал позвать толмача. Старик пришел, глянул… и отвернулся. Голова затряслась частой мелкой дрожью. Задрожали и руки: старцу пришлось спрятать их под мышками.

— Скажи этому змеенышу, что, если он будет играть в молчанку, я завтра же прикажу привязать его к лошадям и разорвать. Слышишь? Разорвать! — он оттолкнул толмача и скрылся за пологом.

Старик встал на четвереньки. Бережно подняв голову Аскольда, положил ее к себе на колени.

— Сынок, что они с тобой сделали?! Палачи! Послушай меня. Хан взбешен. Завтра он прикажет привязать тебя к лошадям. Это ужасная смерть. Я бы не пожелал ее и врагу. Ты еще молод. Найдешь клад и получше. Отдай его этим извергам. Они не оставят тебя в покое.

— Нет! — шепчут спекшиеся губы.

Старик тяжело вздохнул. Подняв глаза кверху, прошептал:

— Господи, не оставь его своими милостями. Спаси невинную душу. Возьми лучше мою, грешную.

…Настало утро, пробил роковой час. Курда отобрал крепких, сильных коней. Проверил крепость волосяного ужища и самодовольно усмехнулся. Теперь никакие силы не помешают ему выполнить ханский приказ.

Народ все прибывал. Весть о предстоящей казни с быстротой звука распространилась среди половцев. Солнце уже поднялось над скрытой в дымке далекой рощей, когда прискакали ханские нукеры. С помощью плетей они разделили толпу надвое, образовав широкий, до самого горизонта, проход. Толпа поняла, что наступает решительный момент. И действительно: появился хан. Человеческое море всколыхнулось и завыло, падая ниц. Хан движением руки поднял подвластный ему народ с земли.

Тем временем ловкие нукеры постелили на холме шкуры и усадили на них своего повелителя. Усевшись поудобнее, владыка хлопнул в ладоши. Тотчас к нему подскакали несколько всадников. Один из них, судя по одежде, и был обреченным урусом. Если бы не дюжие воины, поддерживавшие его с боков, он давно бы свалился с коня. Его молодость, измученный и истерзанный вид не могли не вызвать жалости. В толпе послышался гул негодования. Но он тотчас исчез, стоило хану поднять голову.

Наверное, смысл ропота толпы стал понятен урусу. Нет! Он не должен выглядеть жалким в глазах врагов. Собрав остатки сил, он выпрямился в седле и гордо вскинул голову. Движением плеч отбросил руки стражников. Толпа ахнула. Только что перед ними было слабое, изможденное существо, и вдруг оно преобразилось в гордого, презирающего смерть воина.

Вид Аскольда еще больше взъярил хана. Он грозно глянул на Курду. Тот быстро исчез, но вскоре появился вновь, ведя за собой лошадей, которым и предстояло сейчас исполнить злую волю хана.

Аскольд сам спустился с коня. Его глаза, устремленные в небесное марево, казалось, хотели вобрать в себя всю эту бездонную синь. Он, не отрывая взгляда, смотрел на облака, которые, подобно лебединой стае, уносились в неведомую даль. Может, они плывут над поверженной и испепеленной вражескими ордами землей в сторону родного Козельска? А может, это шлет ему прощальное напутствие дорогая, любимая Всеславна? «Милая… Да пронесутся мимо тебя ветры ненастные. Прости, что уношу с собой нашу любовь. Прости за то, что не выполнил твоего желания, прости, что сдержал слово, данное отцу. Я и на том свете буду любить тебя…»

Грубый толчок прервал его мысли. Воины стали связывать ему за спиной руки. Кто-то ладил к ногам веревки.

Аскольд вдруг почувствовал в теле необъяснимую легкость. Казалось, даже сил прибавилось. Не было страха! Он не думал о предстоящем последнем земном испытании. Зато только сейчас отчетливо вдруг осознал, как сильно ему хочется жить. О Господи! Жить! Как хочется крикнуть на всю вселенную: жи-и-ить!

Аскольд понимал, что еще есть возможность сохранить свою жизнь. Но тотчас перед ним встал образ отца.

— Нет!..

Котян взмахнул рукой. Курда только и ждал этого момента. Он знал, что надо делать: разогнать коней, а потом медленно, медленно начать их разводить. Тогда жертва будет испытывать воистину нечеловеческие муки.

Кони понесли, убыстряя смертельный бег. Они мчались мимо толпы, где одни с жадностью, а другие с замиранием сердца не сводили глаз с подпрыгивающего на кочках тела. Еще мгновение, и…

…Два скачущих во весь опор всадника с обнаженными мечами в руках появились как из-под земли. Стремительный бросок наперерез ханским скакунам, два молниеносных взмаха, и — веревки перерублены!

— Кто послал?! — рассвирепел хан, запоздало вскакивая со шкур. — Взять! — завопил он, тыча пальцем в вероломных нарушителей захватывающего действа.

Нукеры опрометью бросились исполнять приказ, но первые же из них нашли в схватке с незнакомцами мгновенную смерть, и это охладило пыл остальных. Однако свирепый окрик Котяна заставил их вновь сплотить ряды, и самонадеянные смельчаки — Путята и Зуб — были вскоре со всех сторон окружены половцами. Рядом, опираясь на их плечи, стоял ненавистный пленник.

Это окончательно вывело хана из себя:

— Отрубить всем головы!

Но не успели стражники сжать рукояти сабель, как воздух огласился воинственным боем барабанов и громкими звуками рога. Хан не раз слышал этот гул: он извещал, что прибыла чья-то дружина.

«С миром или войной?» — тревожно мелькнуло в его сознании.

Котян поднял руку, приказывая подручным остановиться, и пристально вгляделся вдаль. Тесно сомкнутыми стройными рядами к нему приближалось чье-то войско. Если б сейчас выпал снег или овца окотилась волчонком, он удивился бы меньше.

Возглавлял дружину рослый воин в боевых доспехах. Его рука покоилась на рукояти меча, а весь вид говорил, что он готов к миру, но, в случае чего, не замедлит ответить и мечом. Решительность его намерений подтверждалась и твердыми взглядами воинов. По их одежде и экипировке хан догадался, что перед ним — дружина короля. Котян скрипнул с досады зубами. И вдруг понял, что появление войска связано с его пленником.

Он не ошибся. Приблизившийся к нему предводитель отряда остановил коня и заявил:

— Я, Ярослав, воевода града Штернберга, прибыл к тебе, хан Котян, выразить свое негодование по поводу пленения тобой русского посланца. Я требую его освобождения. А если ты вздумаешь воспрепятствовать моему требованию, я намерен освободить пленника силой. — Он полуобнажил меч, и все воины слаженно повторили его движение.

Решительность воеводы и воинственный вид его дружины заставили хана притворно улыбнуться.

— О, досточтимый воевода, — заговорил Котян льстиво, — я много слышал о тебе и сожалею, что мы так… — он замялся, подбирая слово, — внезапно встретились. Желаю видеть тебя своим дорогим гостем и…

— Пленника! — сурово перебил Ярослав.

— Я отдам тебе пленника, — сдался хан, — но с условием, что ты задержишься у меня хотя бы на день.

— Только с дружиной.

Котян был вынужден принять условия бесстрашного воеводы. На ночь Ярослав приказал дружине занять круговую оборону.

Ночь прошла спокойно. Ярослав не отходил от Аскольда, у которого последние события отняли остатки сил. Увидев его израненное, истерзанное тело, Ярослав пригласил походного лекаря, старого Дианиша, и тот принялся хлопотать над больным.