Месть Монтесумы

– Даже не представляю, о чем это вы.

Снова та же пантомима – брови, глаза, ноздри, – означающая недостаток доверия к подобному заявлению.

– Если можно, обойдемся без игр. Я хочу челлиниевского «Святого Себастьяна».

– Эта картина погибла во время войны, больше я о ней ничего не знаю.

– Вряд ли. Мы собрали надежные доказательства, что уничтожена она вовсе не была, и более того, что она перешла в ваше распоряжение. Подавайте ее, или вам придется туго.

– Послушайте, мистер… Я даже не знаю, как вас зовут, как же к вам обращаться?

– Можете звать меня Тимберио.

– Тимберио, наверное, вы спутали меня с кем-то другим. Я пришел в ваш ресторан пообедать, ничего более. Как видите, никаких картин у меня нет. Остальное дело ваших рук.

– Не думайте, что мы не приняли этого во внимание. – Тимберио стремительно расхаживал взад-вперед, уперев одну руку в поясницу, а второй совершая хватательные движения, будто извлекал факты прямо из воздуха. – Вы весьма ушлый человек, о да, воистину. В то время, когда полиция всей страны разыскивает вас, вы небрежно входите на известную явку Ла Агенция Терца.

– Мне казалось, ваше существование – секрет.

– Не пытайтесь нас запутать! Во что мы должны были поверить – что этот безжалостный убийца пришел сдаваться, сделавшись кротким, как ягненок? Нет! Что он не знает, где находится? Смехотворное предположение! Знает. Тогда что? Ответ очевиден, потому что он желает предать собственное ФБР и посему хочет создать впечатление, будто был захвачен нами и местонахождение картины выпытали у него силой, хотя на самом деле он двурушник и намеревается продать нам упомянутую картину. Что ж, платить мы не будем, мистер Хоукин, мы не играем в ваши игры, мы не платим за то, что принадлежит нам по праву, и будем удерживать вас, пока картина не будет возвращена.

– А за десять миллионов лир?

– Слишком дорого.

– Тогда внесите встречное предложение.

– Я не уполномочен.

– Я хочу в туалет.

– Луиджи, Альфредо. Il prigionerio al' gabineto. [16]

Один из присутствующих отпер дверь, а двое других взяли Тони с двух сторон за руки и повели через комнату. Испытывать судьбу тут явно не собирались. За дверью оказался тускло освещенный коридор с застоявшимся запахом жира. Стражники крепко дернули Тони налево, но прежде он успел заметить справа лестницу, уходящую вверх, к двери, отороченной смутной полоской света. Выход? Его чуть ли не силком повлекли во мрак в противоположном направлении, к более жалкой дверце, за которой призрачно замаячил силуэт доисторического фаянсового предмета сантехники, деревянный ящик вверху и усеянный газетами и окурками пол внизу. Отпустив его руки, Тони подтолкнули вперед.

16

Проводите заключенного (итал.).

Бежать там было некуда, а больше всего Тони хотелось бежать. Это слово освежило в памяти услышанную в армии вводную лекцию – одну из тех немногих, на которых Тони удалось не уснуть – обо всех мыслимых способах бегства, если будешь захвачен в качестве военнопленного. Лектор неустанно подчеркивал одну мысль: чем раньше будет предпринята попытка к бегству, тем больше шансы на успех. Как сейчас?

С мыслью пришло и дело. Шагнув вперед, он внезапно всем телом бросился на открытую дверь, врезавшись в охранника, стоявшего рядом с ней. Не обращая внимания на пронзительный вопль второго охранника, он оттолкнулся от подавшейся двери, побежал по коридору назад, мимо распахнутой двери комнаты, и заскакал, как лань, вверх по ступеням.

Не успел он добежать и до половины лестницы, как шайка уже вскочила, ревя во всю глотку; сталкиваясь в дверях и сыпля проклятиями, преследователи затопали следом за ним. Но страх придал Тони прыти, движения его не сковывала ни одежда, ни обувь, так что он одним скачком одолел последние ступени, больно врезавшись корпусом в верхнюю дверь – к счастью, незапертую. Она с грохотом распахнулась от удара, и Тони ввалился в просторную кухню. Лишь мельком заметив белые колпаки, черные плиты, ошарашенные лица, он пронесся к открывающейся в обе стороны двери, и его прибытие в точности совпало с моментом появления безмолвного официанта, направлявшегося на кухню с подносом грязной посуды.

Инерция сделала свое дело, и Тони продолжал мчаться вперед, хотя и на заплетающихся после соударения ногах, зато для официанта столкновение кончилось куда более плачевно. Он попятился, испустив единственный писклявый вопль, и налетел на стол, рухнувший под его весом. Это неизбежно привлекло внимание всех посетителей ресторана, каковое тотчас же было вознаграждено видом почти голого мужчины, пулей промчавшегося через зал ресторана и выбежавшего через переднюю дверь, за которым по пятам неслась орущая толпа преследователей. Весьма впечатляющее зрелище.

Тони не оценил ни зрелища, ни впечатления, потому что почувствовал ужасную усталость, все еще не избавившись от последствий действия снотворного. Бездумно, чувствуя только пульсирующий жар, разгорающийся в висках, он пронесся обратно той же дорогой, какой пришел в ресторан, почти не замечая, что уже настала ночь и прохлада вечера повлекла на улицы прохожих. Вниз по улице, вниз по ступеням, теперь сила тяжести помогала набрать скорость, задевая изумленные парочки, слыша разъяренные крики преследователей. Вниз и вниз, мимо уже бездействующего «Длинного кабанчика» и еще действующей тортильерии, через улицу, в эту минуту чудом свободную от машин, – иначе Тони постигла бы мгновенная смерть, потому что остановиться он уже не мог, – по плитам набережной, чтобы броситься головой вперед в темные воды моря.

Влажный шок мгновенно отрезвил его, охладив и успокоив. Как ни пылали легкие, Тони не выныривал, пока мог терпеть, упорно выгребая прочь от берега. Когда же наконец вынырнул, жадно хватая воздух ртом, то находился уже за пределами освещенной зоны и мог немного подрейфовать, чтобы отдышаться. А заодно с восторгом полюбоваться суматохой на причале. Теперь к преследователям присоединилась толпа любопытствующих, и с каждой минутой прибывали все новые зеваки. Полицейский внимательно выслушивал вдохновенные объяснения одного из участников погони, пока двое других пытались отвязать от причала весельную лодку. Некоторые зеваки с криками указывали на плавающие в воде предметы, но в сторону Тони не указывал никто. Медленно, чтобы не выдать себя плеском, он поплыл прочь от этой суеты к ряду рыбачьих шхун, привязанных на ночь.

Бегство заняло массу времени, но оказалось довольно простым. Сзади мелькало все больше огней, но требовалось осмотреть слишком обширную акваторию, слишком много темных закоулков под причалами и между бортами теснящихся лодок. Дважды Тони приходилось нырять и плыть под водой, когда огни чересчур приближались, но мало-помалу он опередил их. К тому времени, когда он доплыл до торгового порта и темного силуэта сухогруза, большинство преследователей уже осталось далеко позади. Теперь на сухогрузе началась какая-то деятельность, на мостике появились люди, в конце концов включили прожектор и принялись обшаривать лучом поверхность воды. Однако Тони успел отплыть подальше в море, так что луч к нему даже близко не подходил. Повернувшись на спину, Тони поплыл, потихоньку шевеля ногами, вдоль береговых огней, неуклонно продвигаясь от центра города к башням туристских отелей, выстроившихся вдоль залива.

Что дальше? Времени на раздумья было хоть отбавляй, но поводов для ликования крайне мало. Бегство было спонтанным и нерасчетливым, одно действие естественно порождало другое, пока не завлекло его сюда. Но где он сейчас? Посреди залива Акапулько, в одних трусах, усталый и слегка озябший, без денег, одежды, друзей, помощи, убежища или цели. Весьма, весьма гнетущая ситуация. Что можно сделать? Мысленный запрос ушел по инстанциям, но ответ не пришел. Тони плыл дальше, понемногу забирая к берегу, чтобы не оказаться слишком далеко в море, когда усталость нанесет последний удар. А может, следует просто плыть в противоположном направлении? Навстречу закату и вечности, чтобы покончить с этим угрюмым фарсом раз и навсегда. Это решение казалось соблазнительным, пока волна не перекатилась через лицо, и Тони вынырнул, кашляя, отплевываясь и не испытывая ни малейшего желания продолжать это самопроизвольное погружение в темные глубины океана.