Месть Мориарти
Шрифт:
Гризомбр указал пальцем на обоих своих телохранителей.
— Каково бы свойства ни было ваше предложение, его можно обсуждать в их присутствии.
Мориарти пожал плечами.
— Извините. Дело слишком большое, и деньги в нем замешаны большие.
Гризомбр задумался. Мориарти, успевший неплохо изучить бывшего союзника, знал, что первостепенный фактор в этих размышлениях именно деньги.
— Ладно, — кивнул наконец француз. — Наверху есть комната, поднимемся туда.
Он повернулся и шепнул что-то тому из телохранителей, который провожал пару бизнесменов. Тот молча кивнул
— Они вам нравятся, мсье Морнингдейл? — с тусклой улыбкой поинтересовался Гризомбр.
— Умеренно, мсье Гризомбр. На мой вкус, этот танец излишне откровенен.
— Вы приехали издалека. Если желаете, я мог бы познакомить вас с девушкой, которая, по-моему, пришлась бы вам по вкусу. Это мулатка, прожившая большую часть детства в Париже. Она умеет держать язык за зубами и… как это сказать… всегда не против.
Менее всего Мориарти хотел бы связываться сейчас с женщиной, тем более в маскировке, сохранить которую в спальне невозможно.
— Вынужден отказаться. Видите ли, сейчас у меня на уме лишь одна леди, причем, очень высокого происхождения.
— Как хотите. — Француз пожал плечами. — Раз уж вы такой разборчивый…
— Ее имя, — продолжал Мориарти, — Мадонна Лиза, она жена Заноби дель Джоконда.
Брови у Гризомбра подпрыгнули на лоб:
— Вот как… Полагаю, вы правы. Поговорим приватно.
Угадать настоящее предназначение комнаты, в которую они поднялись, было нетрудно. Большую ее часть занимала широкая железная кровать; кроме нее здесь имелся резной туалетный столик и множество зеркал, включая одно на потолке. Гризомбр и Джарвис Морнингдейл расположились в креслах орехового дерева с чудесными гнутыми ножками и подлокотниками, обшитыми красной и золотой парчой.
Телохранители ушли, оставив бутылку бренди и два стакана, но скорее всего были где-то поблизости, возможно, прямо за дверью. В подобной ситуации он и сам поступил бы так же.
— Расскажите мне о Мадонне Лизе, — с притворным интересом попросил француз. Уголки рта поползли вверх, но глаза остались пустыми — глазами застывшей в студне овцы.
— Рассказывать особенно нечего. Мсье Гризомбр, я задам вам вопрос. Абстрактный вопрос. Если бы вы хотели приобрести что-то так, чтобы хозяева не поняли, что они чего-то лишились, что бы вы сделали?
— Полагаю, самый распространенный способ — взять, оставив вместо подлинника копию. Говорят, такое делается довольно часто. Например, с украшениями. Но вы ведь говорите о картине. Вещи огромной ценности и немалого возраста.
— Картина висит в музее Лувра. В Салоне Карре. Буду откровенен, я подумывал о том, чтобы проделать этот трюк самому. Навел справки, изучил подходы, но — увы! — здесь требуются опыт и определенные навыки. Навыки, например, хорошего вора. Скажите, трудно ли украсть такую картину?
Гризомбр коротко рассмеялся.
— Украсть было бы легко. Если я правильно помню, картина небольшая, а в Лувре до сих пор не научились беречь свои сокровища. Да и с чего бы им учиться? Кому придет в голову красть такие работы? Их ведь невозможно продать.
— Если кража не будет раскрыта, картину можно было бы продать мне.
Добрую
минуту Гризомбр молчал.— И сколько вы готовы заплатить за нее? Сколько она стоит, мсье Морнингдейл?
— Эту картину называют бесценной, но, как известно, все на Земле поддается оценке. Один мой родственник — он уже умер — неплохо разбирался в математике и по моей просьбе рассчитал цену Джоконды. Хочу отметить, что с тех пор прошло несколько лет. Известно, что Франциск I купил картину у Леонардо за четыре тысячи золотых флоринов.
— Мне знакома эта история. — Словно почуяв запах денег, Гризомбр подался вперед.
— Если принять эту сумму за первоначальное вложение, сделанное в начале 1500-х, и посчитать рост при трех процентах годовых, то получится, что к нашему времени цена ее должна приблизиться к девятистам миллионам долларов. Или одиннадцати миллионам фунтов стерлингов.
— И сколько же это во франках?
— Франки меня не интересуют. Только доллары и фунты стерлингов. Буду откровенен, сэр, я не очень-то верю в национальные валюты.
Гризомбр удивленно шевельнул бровью.
— Вот как?
— А разве вы не видите очевидного? Признаки грядущего заметны везде — как в Америке, так и в Европе. С одной стороны, мы видим огромное богатство, власть. С другой — великая нищета, волнения. Между ними невероятный прогресс. Ошеломляющие изобретения. Но столкновение богатства и бедности неизбежно. Рано или поздно это случится. Всходы будущих потрясений и хаоса повсюду, вокруг нас — бомбы, анархисты, самоорганизующиеся рабочие. В конце концов именно они унаследуют землю, но позабудут о развращающей силе власти. Возможно, это случится через пять лет. Возможно, через десять. Возможно, ничего не случится в ближайшие семьдесят или восемьдесят лет. Но когда это произойдет, мир снова вернется к феодальной системе. Наступят новые Темные века. Выживут сильнейшие. Я считаю, что нам следует подготовиться к тем временам, запастись вещами, имеющими вечную ценность. Такими, как тот покрытый в шестнадцатом веке краской кусок дерева. За него я готов дать разумную цену в валюте, которая когда-нибудь станет просто бумажкой.
— Сколько? — вставил, воспользовавшись паузой, француз.
Этого вопроса Мориарти и ждал.
— Мсье, я богатый человек. Шесть миллионов фунтов стерлингов. Но при одном условии.
— Да?
— Факт кражи не должен быть раскрыт.
— Другими словами, место оригинала должна занять копия.
— Совершенно верно. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы выполнить копию, способную выдержать самую придирчивую проверку?
— Мне известны по крайней мере три человека, обладающих такого рода талантом.
— Я тоже наводил справки. Их имена?
Гризомбр покачал головой.
— Нет-нет, мсье Морнингдейл. Я назову имена, а вы решите, что сможете немного сэкономить и обойтись без меня.
Голова у Мориарти качнулась вперед-назад, и лишь огромным усилием воли ему удалось справиться с неконтролируемым движением.
— Хорошо. — Он сделал глоток бренди. — Здесь, в Париже, есть человек, которого зовут Пьер Лабросс. В Англии — Реджинальд Лефтли. В Голландии — некий Ван Эйкен, хотя это имя вымышленное.