Месть нибелунгов

— Обломки костей?

— Обломки костей Фафнира. Ну, этого ужасного дракона. Когда-то его череп висел в замке бургундских королей. Римляне приказали разбить его, но, очевидно, горожане растащили череп по кусочкам. А может, все это обычная пьяная болтовня.

— А нибелунги существуют? — полюбопытствовал Сигурд.

Нацрей пожал плечами.

— В них верят. Говорят, что в тот лес, где Зигфрид убил Фафнира, давно уже никто не ходит. Даже желание завладеть золотом не перевешивает страх перед этими карликами — туманными призраками.

— А ты веришь в нибелунгов?

— По-моему, существуют они или нет, это не важно, — холодно произнес Нацрей. — Такова природа веры. Она не требует доказательств. Какая разница, живут нибелунги в этом лесу или нет, — главное, что люди в них верят и поэтому остерегаются ходить в этот лес, хотя с тех пор прошло почти двадцать лет.

Желудок Сигурда сжался при мысли о том, что он хотел сказать.

— Нацрей, я хочу узнать это сам.

Араб сорвал длинную травинку и сунул ее в рот.

— Ты хочешь отправиться к Рейну?

Сигурд кивнул.

— Это мое… Я чувствую… я думаю, что таково мое предназначение.

Нацрей вздохнул.

— Хотел бы я, чтобы ты наконец прекратил болтать о предназначении и воле богов. Но ты действительно должен идти туда, куда ведет тебя твоя боль. Только так можно стать мужчиной. К тому же Бургундия — это красивое королевство, и я уверен, что путешествие пойдет тебе на пользу. Но учти: мы отправимся навстречу зиме, и я не могу обещать тебе, что нам повсюду будут предоставлять место для ночлега.

Сигурд растерялся.

— Что ты имеешь в виду, говоря «мы»?

Нацрей улыбнулся.

— Смотреть одному на чудо неинтересно. Мне кажется, что тебе понадобится опытный спутник. Кроме того, возможность попутешествовать по Рейну всегда выглядит заманчиво. Или ты предпочитаешь одиночество?

Сигурд энергично замотал головой.

— Нет! Конечно нет! Знать, что ты пойдешь со мной… Что могло бы придать мне большую уверенность? Может, у меня появится шанс оплатить мой долг перед тобой.

Они соединили предплечья, чтобы скрепить договор.

— Ты ничего мне не должен, — возразил Нацрей. — То, что я после долгих лет одиночества снова нашел друга и могу отправиться с ним в новый путь, — это уже само по себе награда.

Радостные предчувствия, охватившие Сигурда, подействовали на него как пьянящее вино, и его сильное молодое тело стало требовать действия.

— Когда же мы отправляемся в путь?

Он не вынес бы другого ответа, кроме слова «сейчас».

Нацрей положил руки на плечи принца.

— Раз ты принял решение, то медлить не следует. Давай отдадим моих коз и овец на постоялый двор и укрепим хижину, чтобы она выдержала без нас зиму. Затем купим теплую одежду и провиант, и нашему отъезду уже ничто не будет мешать.

Сигурд наслаждался отдыхом у Нацрея, а во время разговоров у костра в его голове рождалось много новых идей. Но теперь он был рад, что вновь отправляется в путь.

Его путь вел в Вормс, к золоту.

Его путь вел к мести.

О том, что Сигурд собрался ехать вместе с Нацреем к Рейну, стало известно нибелунгам. Никто в мире не мог говорить о нибелунгах или их золоте так, чтобы они об этом не знали. Никто не мог зажечь свечу так, чтобы ее света не было видно.

Само решение оставить Сигурда в живых на корабле было достаточно спорным. А желание принца взять золото, чтобы использовать его в войне против Вульфгара, подтвердило наихудшие опасения нибелунгов.

Они были так близки к своей цели! Они уже получили золото, за исключением безвозвратно утраченных монет. Большую часть их сокровищ Гунтер вернул им. Кольцо, знак власти и смерти, его брат Гернот бросил в лесу, чтобы избавиться от проклятия. Но Гернот был мертв, и его грех отмщен.

Смерть Сигурда обеспечила бы лесным духам долгожданный покой. Равновесие богов было бы восстановлено, а нибелунги могли бы заняться тем, что их действительно интересовало — самими собой. Но теперь проклятие вернулось вновь, и Сигурд, последний из своей династии, мог превратиться в первого.

И вот он поставил цель забрать себе золото. Бестелесные карлики нервно шипели, скользя между деревьями своего родного леса, их тени прыгали от куста к кусту. Мог ли Сигурд стать им опасен? Мог ли он на самом деле присвоить себе их золото, как это сделал когда-то его отец? Уже не было Фафнира, который охранял сокровищницу, и в последние годы нибелунги жили скорее страхами людей, чем собственной силой.

Они решили собраться и посоветоваться. В темной влажной пещере, где до сих пор лежали чешуйки побежденного дракона, они кружили, проникая друг в друга, ощущая общие чувства и мысли.

В одном они сошлись достаточно быстро:

— Тооо… что вчерааа отдалиии… сегодняяя… заберууут…

Надменные духи винили во всем Брюнгильду и ее нежелание обречь Сигурда на смерть. Зачем валькирии вообще было вмешиваться? Знал ли об этом Один? Да и как могло существо, обязанностью которого было провожать воинов в царство мертвых, заботиться об этих воинах?

Они, конечно, готовы были и подождать. Если бы Сигурд умер на берегу и сгнил там, если бы он стал жертвой воинственных степных орд востока, нибелунги, не горячась, спокойно восприняли бы его смерть. Они могли бы прождать десять или двадцать лет, это не имело значения. Но он не принял их милости, не понял их испытания. Он мог бы пойти любой дорогой, которая вела прочь от Рейна. Но юный Сигурд был полон решимости выполнить свое предназначение, связанное с нибелунгами.

— Сердцеее отцааа… но ничемууу не научилсссяяя… знаяяя егооо судьбууу…

Бешенство нибелунгов усиливалось. В совокупности эти бестелесные существа так дрожали, что от этого дрожала земля и пылинки взвивались в воздух, словно кто-то в тяжелых башмаках топал рядом с ними. Ярость придавала нибелунгам уверенности.

Сигурд должен умереть.

— Егооо крооовь… в землеее… нашшшегооо лесссааа…

У них было достаточно времени, чтобы подготовиться. Без дракона, который мог бы защитить их, нибелунгам приходилось полагаться только на свои способности к обману и мороку. Все, что увидит Сигурд в их лесу, будет не настоящим.