Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

–  Красавица! Необыкновенная красавица!
– восторженно воскликнула она.
– Какие волосы, как сложена! Она достойна тебя, Имхотеп, иначе и не скажешь. Твоя покойная жена будет рада, что такая женщина скрасит твое одиночество!

–  Ты так думаешь, Хенет?

–  Я уверена, Имхотеп. Ты столько лет оплакивал жену, пора тебе наконец снова вкусить радости жизни.

–  Да, ты ее хорошо знала… Я тоже чувствую, что заслужил право жить, как подобает настоящему мужчине. Но вряд ли мои снохи и дочь будут довольны этим решением, а?

–  Еще чего!
– возмутилась Хенет. В конце концов, разве они не зависят от тебя?

–  Истинная правда, истинная правда, - согласился Имхотеп.

–  Ты их щедро кормишь и одеваешь. Их благополучие - плод твоих усилий.

–  Несомненно, - вздохнул Имхотеп.
– Ради них я вечно в труде и заботах. Но порой меня одолевают сомнения: понимают ли они, чем обязаны мне?

–  Ты должен напоминать им об этом. Я, покорная и преданная тебе Хенет, никогда не забываю о твоих благодеяниях. Дети же порой бездумны и себялюбивы, они слишком много мнят о себе, не понимая, что лишь выполняют твои распоряжения.

–  Истинная правда, - подтвердил Имхотеп.
– Я всегда знал, что ты умная женщина, Хенет.

–  Если бы и другие так думали, - вздохнула Хенет.

–  А что? Кто-то плохо к тебе относится?

–  Нет, нет, то есть никто этого нарочно не делает… Просто я тружусь не покладая рук, что, по правде сказать, делаю с радостью, но… признательность и благодарность - их так не хватает!

–  В этом ты можешь положиться на меня, - великодушно пообещал Имхотеп.
– И твой дом здесь, запомни.

–  Ты слишком добр, господин.
– Помолчав, она добавила: - Рабы ждут тебя, вода уже согрета. А потом, когда они тебя омоют и оденут, тебе предстоит пойти к своей матери, она зовет тебя.

–  Кто? Моя мать? Да, да, конечно…

Имхотеп чуть заметно смутился, но тут же поспешил скрыть смущение, воскликнув:

–  Конечно, конечно. Я и сам собирался навестить ее. Скажи Изе, что я тотчас приду.

II

Иза, в праздничном одеянии из полотна, заложенного в мелкую складку, встретила сына язвительной усмешкой:

–  Добро пожаловать, Имхотеп! Итак, ты вернулся домой - и не один, как мне донесли.

Собравшись с духом, Имхотеп спросил:

–  Ты уже знаешь?

–  Разумеется. Все только об этом и говорят. Я слышала, девушка очень красивая и совсем юная…

–  Ей девятнадцать… И она недурна собой.

Иза рассмеялась - злым коротким смешком.

–  Что ж, седина в бороду, а бес в ребро.

–  Дорогая Иза, я решительно не понимаю, о чем ты.

–  Ты всегда был глуп, Имхотеп, - невозмутимо проговорила Иза.

Имхотеп вновь собрался с духом и рассердился. При том что он обычно был преисполнен самомнения, матери всякий раз ничего не стоило сбить с него спесь. В ее присутствии ему всегда было не по себе. Ехидная насмешка в ее подслеповатых глазах приводила его в замешательство. Мать, отрицать не приходилось, никогда не была большого мнения о его умственных способностях. И хотя сам он не сомневался в собственной значительности, отношение матери к нему тем не менее каждый раз выводило его из равновесия.

–  Разве мужчина не может привести в дом наложницу?

–  Почему же? Может. Мужчины вообще в большинстве своем дураки.

–  Тогда в чем же дело?

–  Ты что, не понимаешь, что появление этой девушки нарушит покой в доме? Сатипи и Кайт будут вне себя и распалят своих мужей.

–  А какое им до этого дело? Какое у них право быть недовольными?

–  Никакого.

Имхотеп разгневанно зашагал вдоль покоев.

–  Почему я не могу делать, что хочу, в собственном доме? Разве я не содержу своих сыновей и их жен? Разве не мне они обязаны хлебом, который едят? Разве я не напоминаю им об этом ежедневно?

–  Чересчур часто напоминаешь, Имхотеп.

–  Но это же правда. Они все зависят от меня. Все до одного.

–  И ты уверен, что это хорошо?

–  Разве плохо, когда человек содержит свою семью?

Иза вздохнула.

–  Не забывай, что они работают на тебя.

–  Ты хочешь, чтобы я позволил им бездельничать? Естественно, они работают.

–  Они взрослые люди. Яхмос и Себек, по крайней мере.

–  Себек мало смыслит в делах и все делает не так, как надо. К тому же он часто ведет себя крайне нагло, чего я не намерен терпеть. Вот Яхмос хороший, послушный мальчик.

–  Он уже далеко не мальчик, - вставила Иза.

–  Однако мне нередко приходится по несколько раз ему объяснять, прежде чем он поймет, что от него требуется. Я и так вынужден думать обо всем, поспевать всюду. Мне приходится, будучи в отъезде, присылать сыновьям подробные наставления… Я не знаю ни отдыха, ни сна! И сейчас, когда я вернулся домой, заслужив право хоть немного пожить в мире и покое, меня снова ждут неприятности. Даже ты, моя мать, отказываешь мне в праве иметь наложницу, как подобает мужчине. Ты сердишься…

–  Нет, я не сержусь, - перебила его Иза. Мне даже интересно посмотреть, что будет твориться в доме. Это меня развлечет. Но я тебя предупреждаю, Имхотеп, когда ты снова задумаешь отправиться в Северные Земли, возьми девушку с собой.

–  Ее место здесь, в моем доме. И горе тому, кто посмеет с ней дурно обращаться.

–  Дело вовсе не в том, посмеют или не посмеют с ней дурно обращаться. Помни, что в иссушенной жарой стерне легче разжечь костер. Когда в доме слишком много женщин, добра, говорят, не жди.
– Помолчав, Иза не спеша добавила: - Нофрет красива. А мужчины теряют голову, ослепленные женской красотой, и в мгновение ока превращаются в бесцветный сердолик.

И глухим голосом проговорила строку из гимна:

–  "Начинается с ничтожного, малого, подобного сну, а в конце приходит смерть".

ГЛАВА IV

Третий месяц Разлива, 15-й день

I

В зловещем молчании слушал Имхотеп доклад Себека о сделке с лесом. Лицо его стало багровым, на виске билась жилка.

Вид у Себека был не столь беззаботным, как обычно. Он надеялся, что все обойдется, но, увидев, как отец все больше мрачнел, начал запинаться.