Месть старухи
Шрифт:
– Вот и молодец! Вот и хорошо, моя доченька! По этому поводу проси что хочешь. Ну, говори! И утри лицо.
– А это можно, папа?
Хуан сделал страшное лицо, улыбнулся и ткнул её пальцем в бок.
– Можно не отдавать Талу этой сеньоре? Мне так не хотелось бы!
– Почему ты решила, что её куда-то могут отдать? – Хуан серьёзно глянул в бегающие глаза девочки.
– Мне так показалось, папа. Эта сеньора мне не нравится. И маме тоже...
– Всё-то ты знаешь, всё слышишь! Ну и дочь у меня. Но что я могу на это сказать? Это слишком трудный вопрос, Луисита. Эго так
Девочка погрустнела, а затем проговорила решительно:
– Тала не согласится! Ни за что! Я ей этого не позволю!
– От неё мало что зависит, моя хорошая. Но не будем забегать вперёд. Я хочу дождаться возвращения сеньоры. А ты пойди к маме. Ей тоже хотелось бы узнать об этом побольше, – Хуан поцеловал Луису в щёку и подтолкнул.
Габриэла вернулась в столовую довольно скоро. Вид её был мрачным, угрюмым. Она молча села, помолчала, оглянувшись. Налила себе вина и целиком выпила его.
Хуан молча смотрел на неё, гадая, скажет ли ома о результатах её попытки склонить Мунталу на свою сторону.
– Это за мои грехи мне наказание божье, Хуан! – наконец произнесла убитым голосом Габриэла. – Она не хочет признать во мне свою мать.
Хуан долго смотрел себе под ноги, всё размышлял, что ответить на эти горестные слова несчастной матери. И ничего не приходило на ум.
Габриэла вновь налила фужер до краёв и тут же выпила.
– Габи, не бросайся в другую крайность, – наконец молвил Хуан. – Ты свалишься с ног. Что хорошего будет? Остановись. Чего ты ждала от Талы? Она у нас впервые почувствовала настоящую любовь к себе. Это как первая, юношеская любовь. Она самая чистая, непорочная. Её трудно затмить словами.
– Это за мои грехи! Теперь я точно это знаю. Но что же делать? Я так надеялась! Она только дёргала плечом и ни слова не ответила, узнав, что я её мама. Ей, видимо, трудно поверить, что это так.
– Учти, что те деньги, которые ты передавала для неё, шли на попойки приёмных родителей. Она это знала, говорила нам. Так что ты хочешь теперь! Ей кажется, что это тоже твоя вина.
– Боже! Сколько ошибок я совершила! Простится ли мне когда-нибудь это?
– Успокойся, Габи. Тебя уже развезло. Пойдём, я отведу тебя в комнату. У тебя ещё будет достаточно времени поразмыслить над всем, что свалилось на тебя. Вставай же!
Хуан поднял отяжелевшее тело Габриэлы. С трудом поднялись на второй этаж, и Хуан позвал служанку.
– Уложи сеньору в постель. Пусть спит. Не забудь воды оставить в кувшине. Пока, Габи! Спи спокойно. Утром всё будет выглядеть иначе.
– Что-то мне неспокойно с Габриэлой, – молвил Хуан, встретив вопросительно смотрящую на него Миру. – Не случилось бы худшего. Она слишком переживает прошлые ошибки, как она это трактует.
– Что с нею? – Эсмеральда пытливо глядела на мужа.
– Перепила! На ногах не держалась, и всё что-то бормотала про грехи и всякую чепуху. Ты не беспокойся, дорогая моя девчонка! Я умею держать слово! – Хуан бодро улыбнулся, чмокнув жену в висок. – Не волнуйся, а то молоко пропадёт. Чем кормить нашего первенца будешь?
– Знаешь, мне не очень понравилось, что она вроде бы собирается гостить у нас
несколько дней. Я всё время в напряжении.– Пустое! Ничего не будет, милая рыбка! Ты говорила с Мунталой?
– Она ещё дуется. Но заявила, что не хочет иметь мамой Габриэлу. Мне так жаль её, Хуан! Это её первая трагедия в этой её жизни. Как она её переживёт?
– Бедняжка! Завтра надо поговорить с Габриелой. Пусть не настаивает на своём материнстве. Я с тобой должны убедить её в этом.
– Ты так считаешь? – вскинула глаза в удивлении и радости Мира.
– А почему нет? Мы все привыкли считать Мунталу членом своей семьи. Пусть у нас будет уже две дочери. Надеюсь, ты не собираешься воспитывать их в духе мелочного аристократизма? Мне бы этого не хотелось.
– Любимый! Обещаю, что этого не произойдёт! Слишком много условностей и разного рода ограничений и иносказаний. Это не по мне, мой Хуанито!
– Ну тогда не о чём и говорить. Успокойся и не думай о плохом.
На следующий день и Мира и Хуан долго собирались с духом, чтобы начать неприятный разговор с Габриэлой.
– Поговорим? – посмотрел Хуан в глаза женщине, давая понять, о чём будет разговор.
Габриэла неопределённо подняла бровь, затем согласно кивнула.
– Пройдём в сад. Там нам никто не помешает. Мира слишком занята ребёнком, и мы спокойно сможем всё обговорить.
Габриэла с напряжением посмотрела в глаза Хуану. Они были достаточно спокойными и лишь выдавали некоторое волнение по поводу предстоящего разговора.
– Габи, что ты намерена делать? Это нас сильно трогает и беспокоит.
Та сжала губы в тонкую полоску. Молчала недолго.
– Я ещё не пришла ни к какому решению. Мне принять его очень сложно. Дочь не хочет меня признавать. Это обидно, но она в какой-то мере права.
– Даже в большой мере, Габи. Даже твои деньги нисколько не оолегчили жизнь Мунталы. Всё пропивалось! Это установлено точно.
– Понимаю. Я не осмелилась открыто ничего делать! И теперь пожинаю плоды такого отношения к дочери. Я в растерянности, Хуан!
– Ещё бы! Тебя можно понять. И всё же, на что ты надеешься? Ты ведь не хочешь своей дочери плохого! Подумай хорошенько, прежде, чем принимать окончательное решение, Габи. На карту поставлена судьба не просто ребёнка, но твоей дочери.
– Скажи честно, Хуан! Вы не настраивали её против меня?
– Бог с тобой, Габи! Как можно? Мы никогда не заводили о тебе разговоров.
– Она что, так привязалась к вам?
– Не столько к нам, сколько к Мире. Постоянно оспаривает её перед Луисой. Хорошо, что та редко бывает дома. А сейчас особенно.
Габриэла вздохнула и замолчала. Её лоб нахмурился, губы вытянулись в жёсткую полоску. Хуан понимал, как ей тоскливо и трудно.
– Я понаблюдала за твоей женой, Хуан. Она показалась мне очень доброй. На меня смотрит хмуро, но это и понятно. Скажи откровенно, дочери будет хорошо у вас? Вы готовы воспитать её, как собственную?
– Иначе мы и не предполагали, Габи. Луиса ведь довольна, и хотя старше, тотчас стала называть её мамой. А Мунтала страшно ревнует её. И только теперь последовала примеру Луисы.