Месть. Все включено
Шрифт:
– Вы, дорогуша, меня больше не интересуете. Отработанный, так сказать, материал.
– А как же наш договор, Сергей Михайлович, вы же мне двадцать пять процентов обещали?!
– Вы что-то путаете, кхе-кхе. Я с аферистами не договариваюсь.
– Хорошо! – в отчаянии она протянула к нему дрожащие руки. – Я поняла. Не надо мне никаких процентов, Сергей Михайлович! Только не бросайте меня, пожалуйста, я вам еще пригожусь!
– Пригодитесь? – заклекотал Украинский. – Да на кой черт, спрашивается, вы мне сдались? – он окинул презрительным взглядом ее беззащитное, худенькое тело. Только сейчас Мила сообразила,
– Умоляю! Не бросайте меня здесь! – повторяла она снова и снова, теперь сквозь слезы.
– Да я и не бросаю, – сообщил полковник. Мила решила – сжалился.
– Правда, Сергей Михайлович?
– Передаю, с рук на руки, Милочка, другим нашим сотрудникам. Скоро они за вами прибудут. Недолго терпеть.
– Какие сотрудники? – пролепетала Мила.
– Товарищи Витряков с Филимоновым.
– Они ваши сотрудники?! – взвизгнула она.
– Так точно, дамочка. Только внештатные.
– Они же бандиты! – закричала она.
– Ну, знаете, я бы не стал, на вашем месте, развешивать ярлыки, дамочка, – осуждающе проговорил Украинский. – Вину обвиняемого определяет суд, верно? Он же назначает наказание. Сейчас, понимаете, не 37-й год, кхе-кхе, к сожалению…
– Не отдавайте меня им! – завыла Мила. – Я буду хорошей!
– Ничего не попишешь. Такой приказ.
– Я буду жаловаться Артему Павловичу!
– Ну, сама напросилась! – заклекотал Украинский и толкнул ее правым крылом. Потеряв равновесие, Мила, пронзительно визжа, полетела в закопченную дочерна пропасть дымохода.
– Мама! Мамочка! – кричала Мила, выпученными от ужаса глазами наблюдая стремительно удаляющийся круг ярко-голубого неба вверху.
– Мамочка…
Она обнаружила себя на глинобитном полу, среди опилок, в грязном чулане, куда ее бросили накануне вечером, со связанными за спиной руками. Где-то неподалеку брехали собаки, эти ночные часовые, готовясь передать вахту петухам. За крошечным окошком, раза в два меньше форточки, неуверенно брезжил рассвет. Наступал новый день, обещавший быть еще хуже ночного кошмара. Замерзшая и перепуганная, она была на грани прострации. Часть сознания лихорадочно искала пути спасения, но находила одни тупики, часть готова была истерически смеяться, представляя перекошенную физиономию бомжа, обнаружившего набитую банкнотами сумку, часть хотела одного – смерти. Безболезненной и гуманной, во сне. Спустя полчаса Мила забылась. Ей удалось проспать еще с полчаса. Пока не пришел Витряков.
раннее утро, суббота, 12 марта
Леонид тоже не выглядел посвежевшим. Видимо, остаток ночи пропил. С ним пришли запахи перегара и бензина. Если с перегаром все было ясно, то запах бензина Миле чрезвычайно не понравился. Он ее напугал.
– Принюхиваешься? – от Лени не ускользнул ужас в ее глазах. Есть люди, которые буквально питаются чужими страхами. Витряков был из их числа. – Давай, давай. Пока есть чем.
Мила инстинктивно подалась назад. Но, сзади была стена.
– Живо колись, коза, где камни? – добавил Витряков, ухмыляясь. – Сразу предупреждаю, попробуешь сбрехать – я тебе такое устрою, зенки повытекают.
Мила
сообразила, что речь о бриллиантах Виктора Ледового, давно присвоенных Артемом Поришайло.– Они давно не у меня, Леня, – заспешила она. – Их у меня и не было никогда. Они…
Витряков не дал ей окончить фразу. Не размахиваясь, залепил пощечину. Мила ударилась затылком в стену. Из глаз посыпались искры.
– Раз бы тебе навалять, цыпа. От души. Но, у меня другой план. Сейчас будем в Космодемьянскую играть. Ты, значит, будешь Зоя…
Появился Филимонов, по-приятельски подмигнул госпоже Кларчук, поставил рядом закопченный стальной прибор, в котором она с ужасом узнала видавшую виды паяльную лампу. Опустившись на четвереньки, Шрам принялся работать поршнем, нагнетая давление в камере с топливом. Теперь запах бензина наполнил чулан, заставив все прочие отступить.
– Мы тебя сейчас опять жарить будем, – сообщил Филя между делом. – Только теперь в натуре. Леня, спички подай.
Пары бензина, охнув, воспламенились. Шрам отдернул руку.
– Ух, б-дь. Печет.
Лампа чадила и плевалась бензином. Глядя на нее, Мила, каким-то уголком сознания, вспомнила студенческие походы, и тертый жизнью примус «Шмель», непременный атрибут тех беззаботных времен. Уху из котелка и кувшинки на поверхности пруда.
– Сейчас прогреем сопло, и пошла жара, – сообщил жертве Филимонов. Он упивался ситуацией. Это читалось без труда. Мозг госпожи Кларчук лихорадочно заработал. С такой быстротой, что рисковал сорваться в пропасть безумия с узкой колеи, проложенной над бездной.
– Леня! – выпалила она, ожидая, что палачи вот-вот начнут. – Леня! Я действительно не знаю, где камни. Я тут ни при чем. Зато… зато у меня есть деньги. В Киеве. Они спрятаны…
Теперь пламя стабилизировалось. Никаких минипротуберанцев, а только деловое шипение. Как от конфорки.
– Иди ты? – осклабился Витряков. – И много?
– Много, Ленечка. Они спрятаны…
– Почему раньше не сказала? – удивился Шрам.
– А когда? – взвизгнула она, потому что Витряков вооружился лампой.
– Точно, – согласился Филя. – У нее ж рот был занят.
– Они на Подоле, – тараторила Мила. – В доме на улице Братской. А камни… У меня их правда нет. Но, я знаю, кто их присвоил. Артем Павлович Поришайло… есть такой серьезный человек в Киеве…
– Как ты сказала?! – Витряков в изумлении опустил лампу. – А ну, повтори!
– Артем Павлович Поришайло.
– Откуда ты его, б-дь, на х… знаешь этого козла? – треснувшим голосом спросил Леня, перед глазами которого пронесся врезающийся в сосну «Форд Эксплорер». В салоне джипа визжал тяжело раненый Помидор, а пули играя, пробивали обшивку. – Откуда ты знаешь старого обдолбанного пидера?!
– Я многое о нем знаю! – она почувствовала перемену, случившуюся в нем, и собиралась этим воспользоваться. – Если ты хочешь до него добраться, я знаю, как это сделать!
Витряков остановился в нерешительности. Он не ожидал ничего подобного.
– И еще! – выпалила Мила Сергеевна. – Жизнь Вацлава в опасности!
– Чего? Чего ты болтаешь, коза?!
– Жизнь Бонифацкого в опасности! Поришайло его заказал! Со дня на день в Крым прибудет киллер.
– Ты гонишь, сучка? – не поверил Витряков. – На кой сдался Вацик этому старому педерасту?