Месть. Все включено

* * *

В сознание Вардюка привела тяжелая затрещина, поразившая правую скулу, как метеорит беззащитную лунную поверхность. Поскольку левую скулу тоже пекло огнем, затрещина явно была далеко не первой.

– Ну что, очухался, мусор?! – спросил из мрака лающий мужской голос и кулак, готовый нанести очередной удар, замер в сантиметре от носа. – Очухался, спрашиваю, быдло?!

– Вроде того, – прошептал разбитыми губами Вардюк. Зрение потихоньку возвращалось к нему. Сначала картинка была нечеткой, изображение подергивалось, как случается, когда засоряется воспроизводящая головка видеомагнитофона. Вардюк попробовал шевельнуться и скривился от боли, немедленно полыхнувшей в разбитом затылке.

– Ах, ты ж…

Немного повернув голову, капитан обнаружил Любчика, лежащим неподвижно, словно бревно. Руки и ноги лейтенанта были крепко связаны. Как, впрочем, и его собственные конечности.

– Очухался ты, падло, или нет?! – нетерпеливо повторил тот же голос.

– Да понты гоняет, милитон долбаный! – сказал кто-то еще. Подняв глаза, Вардюк различил лишь одни темные силуэты. Окна в бунгало оставались зашторенными, а враги располагались спинами к свету. Вардюк насчитал пять или шесть фигур. Одна смахивала на женскую, остальные, похоже, были мужчинами. Женщина тихонько сидела в углу, руки на коленях, и Вардюк подумал, не та ли это коза, что пятнадцать минут назад звонила по телефону, представившись подружкой Украинского.

«Украинский, – мелькнуло у Вардюка, – чтоб ты подох, сволочь!»

Одна фигура наклонилась к беззащитному пленнику:

– Значит так, мусор, у меня к тебе разговор.

Вардюк с ненавистью посмотрел исподлобья. Голова раскалывалась, но взгляд удался:

– Кто ты такой? – прохрипел он.

– Тут я задаю вопросы, ментяра!

Вардюк собрал в кулак все мужество, какое было, набрал в легкие побольше воздуху, словно собирался нырнуть в глубину (в определенном смысле, именно так дело и обстояло), и выпалил на одном дыхании:

– Пошел к матери, сука.

Кто-то из бандитов хохотнул. Смех, впрочем, вышел неискренним, с явными истерическими нотками. Склонившаяся к капитану фигура резко выпрямилась, выбросив вперед ногу. Ступня в кроссовке угодила Вардюку в челюсть. Он отшатнулся, врезавшись затылком в стену. Из глаз брызнули искры. Кто-то ударил его в живот, кто-то каблуком в бровь. Бандиты кинулись на него, как свора бешеных собак. Вардюк, извиваясь, словно гигантский червяк, пытался отползти в угол, но его достали и там.

Когда подонки просто выдохлись, и отступили, тяжело переводя дыхание, Вардюк остался лежать на полу. Вид у него был ужасен, но сознания он не потерял.

Витряков снова наклонился к нему и сгреб за грудки:

– Ну, что, ментяра, понял, кто в доме хозяин?!

Вардюк поднял изуродованное лицо к палачу, и, делая невероятные усилия, прошептал громко и внятно, старательно выговаривая каждое слово:

– Пошел на хуй, тварь!

Комната окунулась в молчание. Потом Витряков молча схватил окровавленную голову Вардюка в ключ и провернул от себя и вверх. Что-то громко хрустнуло. Витряков разжал руки, и тело Вардюка тяжко осело на пол.

Наблюдавший за экзекуцией Боник не проронил ни слова. Убийство не входило в его планы, но он и так крепко поругался с Леней каких-нибудь десять минут назад, и не жаждал продолжения. Когда Леня срывался по-крупному, то мог покусать кого угодно. Началось с того, что Бонифацкий высказал сомнения по поводу нападения на милиционеров. Винтарь сразу завелся с пол оборота:

– А что ты б-дь на х… предлагаешь?! – они стояли лицом к лицу, слюни летели Бонику в лицо, он отступил на шаг. – Может, это я ментяр приплел?! Может, они, б-дь, меня завалить хотят?!

Бонифацкий пошел на попятную. Витряков, не найдя выхода охватившему его гневу, шагнул к Миле, которая стояла не жива, ни мертва. И, залепил оплеуху. Госпожа Кларчук упала в кресло.

– Ты чего сука, лыбишься?!

Падая, Мила Сергеевна не издала ни звука. Только закрыла лицо.

– Леня, – попытка Боника заступиться выглядела жалкой, это осознавали все. – Леонид, зря ты это…

– Убить тебя, суку, мало, – процедил Витряков, и, возможно, Мила Сергеевна не отделалась бы так легко, если бы не крымские гаишники, как раз подкатившие на своей снабженной мигалками «шестерке».

– Менты! – зашипел Филимонов.

– Все, б-дь, тихо, ни звука!

Через мгновение Любчик заколотил в дверь.

* * *

Перешагнув через застывшего в неестественной позе Вардюка, Витряков направился к двери.

– Шрам, – обронил он на ходу, – тачку легавых – за дом.

– Он так ничего и не сказал… – с долей уважения пробормотал Дима Кашкет. Витряков резко остановился и смерил Забинтованного взглядом. – Я имею в виду, что мы ни хрена не узнали… – добавил Дима.

– А второй тебе на х…? – Леонид пнул ногой Любчика. Тот глухо застонал. – Давай, притащи пару ведер. Выкатишь на него, живее очухается.

Глава 6 ЛЕЙТЕНАНТ ЛЮБЧИК

«Я это вынесу», – решил Андрей, в первый раз очутившись на борту авиалайнера. Перелет из Хабаровска в Москву, совершенный с родителями в 78-м году, он решил сбросить со счетов. Тогда он и в школу-то не ходил. То давнишнее путешествие теперь вспоминалось, как сказка. Оно хранилось в памяти в виде почти не потускневших от времени картинок – выруливающего к терминалу белоснежного ТУ-134, накрахмаленной блузы стюардессы, крылатой эмблемы «Аэрофлота» и потрясающего заката, раскрасившего ковер из облаков теплой оранжевой пастелью. Облака казались Андрею уютными и безопасными, как пуховое бабушкино одеяло в Дубечках, а опасения звездануться с многокилометровой высоты не донимали.

«То ли дело сейчас, – подумал Андрей, наблюдая далеко внизу облака, напоминающие мокрый снег на поверхности темного пруда, – то ли дело сейчас!»

Пока он ехал в аэропорт, почти осязаемый страх перед тем, что его ожидает на полуострове, давил кадык скользкими ледяными пальцами. Андрей с легкостью мог представить себя летчиком-самураем, отправляющимся в последний полет. В голове звучали отрывки песни, которую он когда-то услышал:

Шесть пятнадцать, взревели моторы,Заглушив грозный крик «Банзай»,Впереди ожидает море,А земля наших предков прощай.Позади, остались пляжи,Зелень пальм поглотила даль,Лишь внизу океана чаша,Только неба чужого сталь.Так хлебнем же саке на дорогу,А товарищи рявкнут «Банзай»,Мы теперь не люди, а боги,Нам уже уготован рай…»

И припев:

«А горючего только до цели,а горючего только до рая,Так Банзай, кодекс Бусидо,Так Банзай, честь самурая…» [29]

«Товарищи твои неизвестно где, – отметил тошнотворный внутренний голос, – ты трезв, и потому вибрируешь, а на рай можешь не рассчитывать, не светит ни при каких раскладах».

Потом самолет взлетел, и совершенно новые ощущения прогнали страх, как ветер туман. Временно, по-крайней мере.

29

Стихи Ярослава Зуева