Место смерти изменить нельзя

— Да, но известен под именем Дор…

— Я знаю… Странно, что я об этом раньше не задумался…

— О чем? — не мог понять Вадим.

— И это он предложил назвать тебя Вадимом?

— Ну да! Что ты так заинтересовался вдруг?

— Почему он предложил назвать тебя русским именем? Это имя редкое в России, нетипичное, почему?

— Странный ты какой-то. Он находит это имя красивым. К тому же у него был какой-то в роду предок, аристократ… Он ведь аристократ у нас, Арно.

— Где?

— Что где?

— О черт, где предок был? Во Франции?

— Нет, в России. Он там на русской принцессе женился или графине, не знаю я… Ты что, знаком с кем-то из этой семьи?

— Кажется…

— Да что ты? Вот Арно будет рад! Он ведь столько времени искал своих русских родственников, но безуспешно… И кто это?

— Вадим!

— Что?

— Ну пошевели мозгами!

— Пошевелил.

— И что?

— Не знаю.

— Напиши мою фамилию по-французски.

— Ты хочешь сказать… — глаза у Вадима сделались круглыми. — Слушай, ты что, хочешь сказать, что… А ведь правда, действительно! Я не сообразил, твою фамилию все произносят «Дорин», а его «Доран»( По правилам французской фонетики in произносится как "а", то есть "а" с носовым "н".), но это действительно может быть одна и та же фамилия… Вот это да! Что же получается?..

— Получается кое-что интересное…

— То есть ты — его родственник?

— Вполне возможно… У меня тоже был предок француз, в русской транскрипции Дорин, который женился на русской княгине. В 1841 году. Их первый сын уехал во Францию, где женился, другой — по имени Вадим, заметь! — остался в России, тоже женился, у обоих были дети, внуки, правнуки — одни в России, другие во Франции…

— Подожди, не тараторь так! — помотал головой Вадим. — Ничего не понял.

— Два. Сына.

— Два, значит, сына, — напрягал растекающиеся мозги Вадим, — один остался в России, другой вернулся во Францию?

— Да. Была еще дочь, но она вышла замуж за разночинца и стала революционеркой. Умерла в тюрьме и детей после себя не оставила…

— Значит, получилось два сына, — туго усваивал Вадим. — И две семьи: одна в России, другая во Франции… Да?

— Да. — Глаза Максима блестели. — Связи семей разорвались в революцию.

Мои бабушка с дедушкой не успели эмигрировать…

— Какая жалость… — прошлепал непослушными пьяными губами Вадим.

— Дедушку расстреляли красные, бабушку сослали в Сибирь в начале тридцатых…

— Это ужасно…

— Их сына — моего отца — отдали в детдом, где ему дали фамилию Ковалев.

Я тоже вырос под этой фамилией… Мой отец с трудом по крохам восстанавливал правду о нашей семье.

Максим разлил по рюмкам остатки потеплевшей водки. Вадим прикрыл свою рукой:

— Все-все, кончай, я больше не могу пить.

— Я взял себе свое настоящее имя как творческий псевдоним, и только два года назад нам разрешили восстановить нашу фамилию…

— Ну точно! Это точно та же самая история, которую Арно мне рассказывал! Твою бабушку звали Наташа, если не ошибаюсь, и… Не помню, как имя твоего дедушки?

— Дмитрий. Дмитрий Ильич и Наталья Алексеевна.

— Арно рассказывал мне… Они не успели эмигрировать. Отец Арно должен был встречать их пароход в Марселе… А встретил только багаж.

— Да, у Натальи Алексеевны начались роды…

— Вот-вот, роды. Ну, все сходится. Я тебя поздравляю! Ты подумай, какое совпадение! Какая история! Уж Арно-то как будет рад! Теперь я понимаю, почему он вас не смог найти — а он пытался неоднократно, через Красный Крест. А отцу твоему, значит, фамилию сменили… Кто же мог такое предположить? — медленно трезвел Вадим. — Кто же мог подумать, что вам фамилию сменили! Арно постоянно твердил: найду наследников! Он даже себя называл Хранителем «русского наследства».

— Наследства? — Максим вальяжно откинулся на спинку стула и вытянул ноги.

— Ты не знаешь? Вот это да! — округлил покрасневшие глаза Вадим. — Впрочем, откуда же тебе знать… Ты не знаешь, мой дорогой, интереснейшую часть вашей истории!

— А ты знаешь?

— А вот тут я тебе скажу, что ты не знаешь своего родственника. События личной жизни Арно являются достоянием общественности. Он оповещает о них с такой важностью и подробностью, как будто речь идет о королевской персоне: сегодня мы, Арно Дор, встречались с нашей дочерью, завтра мы, Арно Дор, репетируем сцену такую-то, там-то и с тем-то. Ты увидишь, это актер, он играет свою славу и легендарность с тем же безупречным профессионализмом в жизни, что и на сцене. И надо же, он актер, ты режиссер, и оба — не последние имена в искусстве…

— Гены, — скромно опустил глаза Максим.

— Да уж, ничего не скажешь. Неплохая наследственность в вашей семье.

Так вот, к вопросу о наследстве. Отец Арно поехал встречать твоих бабушку и дедушку. Они прибывали на пароходе из Одессы. Но их не оказалось среди пассажиров. Не дождавшись на пристани, отец Арно поднялся к судовому врачу — они должны были ехать в его каюте…

— Да-да, мой дед был главным инженером пароходства, и этот врач был старый друг деда…

— И врач объяснил ему, что у Наташи, Натальи… как ты сказал? Алекс…

— Алексеевны, это не важно, продолжай.

— …начались роды по дороге на пристань, они были вынуждены повернуть обратно и ехать в больницу…

— Не по дороге на пристань, а прямо на пристани. К городу приближались красные. Царила жуткая паника, люди пытались пролезть на пароход, с билетами и без, капитан был вынужден отказывать. Стояла давка, все наседали друг на друга, женщины плакали, умоляя взять их на переполненное судно, толпа продолжала стекаться на пристань. Дмитрий нес чемоданы, а беременная Наталья держала впереди себя дорожную сумку, охраняя ею живот. Толпа стиснула сумку, Наталья пыталась ее вырвать. Она стала звать мужа, которого уносило все дальше от нее, он что-то кричал ей в ответ. Охваченная паникой, она дернула сумку изо всех сил и упала. Прямо под ноги обезумевших людей. Когда Дмитрий вытащил ее из-под груды тел и чемоданов, у нее уже были родовые схватки…

Вадим внимательно взглянул на Максима.

— Скажи мне, — спросил он, — ты уже видишь кино?

— Догадался? — усмехнулся Максим.

— Нетрудно. Сценарий есть?

— Пока только в голове.

— Будешь делать фильм?

— Есть такая мысль.

— Совместный пойдет?

— Отличная идея, только какой твой интерес?

— У нас любят экзотику… К тому же здесь замешаны французы, русско-французские отношения…

Они расплатились и вышли в душную ночь. Море было беззвучно и черно, отражая лишь огни разукрашенной к фестивалю набережной, которая продолжала жить своей праздной и светской жизнью даже ночью.

— Погоди, — остановился вдруг Вадим, — ты сказал, что твоего отца отдали в детдом в начале тридцатых. Так?

— Да.

— Ему должно было быть больше десяти лет! Разве могло случиться, чтобы он забыл свою фамилию?

— Отцу было четыре года, когда бабушку сослали. Тот ребенок, который чуть было не родился на пристани, умер вскоре от тифа…

— Бог мой! Как это все ужасно… Хорошо, что у вас теперь демократия. — Максим усмехнулся. — Мы наконец узнали правду о вашей стране. О вашей великой и страшной стране. Знаешь, многие были абсолютно очарованы Советским Союзом, они всерьез верили, что там строится новое общество… Мой брат вступил в коммунистическую партию! Мы с ним ругались, несколько лет не разговаривали даже… Это было, правда, лет пятнадцать назад, он потом из нее вышел… Это замечательно, что теперь у вас свобода слова.