Место смерти изменить нельзя

— Что вы имеете в виду под «совпадениями»?

— Что-то такое, что могло бы зацепить внимание, понимаете, насторожить, натолкнуть на размышления…

— И как?

— Никак, я вам уже сказал. Все немножко странно, но все в меру.

— Вы все же кого-нибудь подозреваете?

— Всех.

— Ну, положим, не всех: меня и Вадима вы исключили. О Соне тоже, кажется, речь не идет… Ведь так? Остается не так уж много, Пьер да Ксавье.

Почему, например, не Ксавье? Машина Арно припаркована недалеко от его дома — раз, Ксавье вас в квартиру не пустил — два. Что он в ней скрывал?

— Всего-навсего Мадлен. Не хотел при Мадлен вести этот разговор. Он знает, что его дочь к Арно привязана… Прибавьте к этому его нелюбезный характер. И потом, в его квартире такой бардак, что я бы на его месте туда тоже никого не пустил.

— Стало быть, вы там были.

— Где?

— Не хитрите. В квартире Ксавье.

— С чего это вы взяли?

— Откуда вы знаете про бардак?

— Мадлен говорила, — небрежно пожал плечами Реми.

— О, господин детектив, вы перед кем пытаетесь роль простачка сыграть?

Перед режиссером! Напрасный труд. Вы этот бардак видели своими глазами.

— Ладно, сдаюсь. Видел.

— Что, удалось Ксавье уломать? Куда там… У меня в запасе есть другие средства для подобных случаев.

— И могу я полюбопытствовать, какие?

— Не можете. Профессиональная тайна.

— Ха-ха! Тайна! Отмычка небось?

— Я сказал, тайна! — шутливо насупился Реми.

— Хорошо-хорошо, пусть будет тайна. И в квартире ничего подозрительного не нашлось?

— То-то и оно, что нет. Вернее, я нашел кое-что настораживающее: альбом со старыми фотографиями, на которых вырезано лицо Арно. То есть это я так думаю, что там был Арно, теперь уже ничего не определишь, вырезано напрочь, зло. Но никаких признаков, что Арно был в квартире, и никаких признаков, что там могло быть совершено убийство…

— Это еще ничего не доказывает, — возразил Максим. — Следы могут находиться в другом месте, в машине Ксавье, например.

— Нету.

— Ага, тоже осмотрели? Реми кивнул.

— Значит, Ксавье отпадает?

— Вовсе нет. Пока он идеальная кандидатура. Зависть, ревность, желание мести, реальные признаки ненависти — об этом свидетельствуют вырезанные фотографии; угрозы расправиться с Арно — есть свидетели; прибавьте розыгрыши по телефону — актерская идея! Возможно, что он просто-напросто хитрее, чем мы предположили…

— Ну а Пьер?

— Он свою жену слишком любит…

— Вы находите?..

— А вы — нет?

— Я…

— Не заметили?

— Разумеется, заметил, — поспешно и сухо ответил Максим. — Так что вы хотели сказать?

— Жену, говорю, слишком любит, чтобы причинить ей такую боль. Как бы он ни хотел украсить этим столиком свою коллекцию, жена ему дороже. Она, если хотите, самая драгоценная штучка в его коллекции.

— Интересное определение.

— Не согласны?

— Отчего же… Метко сказано. Так кто же тогда?

— Возможно, что кто-то другой, третий. Я ничего не утверждаю, но… Я хочу еще раз повнимательнее осмотреть ваш столик. Я, собственно, поэтому и приехал. Можно?

— Ради бога. Но почему?

— У меня не выходит из головы та попытка кражи. Видите ли, Максим, получается весьма странная вещь: столик пытались украсть, тогда как никакого практического интереса красть столик ни у кого не было и не могло быть. По одной простой причине: вор не смог бы ни продать, ни просто поставить у себя дома этот столик. Во всяком случае, так утверждают компетентные люди. Вот я и думаю: зачем его пытались украсть? Или, точнее, нет ли чего в самом столике?..

— Тайник с сокровищами? — с сомнением спросил Максим.

— Почему бы и нет? — таинственно проговорил Реми. — Почему бы, собственно, и не сокровища?

— Ну-ну.

Допив чай, они направились к столику. Реми достал лупу и стал разглядывать его гладкую поверхность сантиметр за сантиметром, время от время постукивая и нажимая на разные места. Максим открывал и закрывал маленькие мелкие ящички, всматриваясь в щели и ощупывая донышки.

Звонок телефона отвлек его.

— Алло?

Молчание, бездонное молчание и короткие гудки отбоя. Максим бросил трубку.

— Вуаля, — сказал он, — опять кто-то с проверкой.

— Я нашел, — сказал, покряхтывая, Реми, выбравшись из-под стола.

— Сокровища?

— Нет, пластинку. Снизу есть деревянная пластинка, которая нажимается.

Максим полез под стол смотреть.

— Действительно… И что? Я нажал, что-нибудь произошло?

— Нет.

Реми снова залез под стол, и они, голова к голове, разглядывали, нажимали и отпускали пластинку, которая, как на пружинке, одним краем входила в глубину столика.

— Ну-ка подержите пластинку нажатой, — сказал Реми. — Там что-то есть.

Максим нажал, и Реми запустил в щель пальцы.

— Там рычажок, — сообщил он. Максим запустил свои пальцы.

— Точно. Надо его, наверное, повернуть?

— Ну так поверните!

— Не так-то просто… У меня пальцы не двигаются, слишком тесное пространство… — пыхтел он. — Вот наконец! Повернул.

Они разглядывали нижнюю поверхность столика в ожидании эффекта.

— Ну и что? — сказал Максим. — Ничего не происходит.

— Вылезаем, — скомандовал Реми. Они выбрались и стали снова оглядывать верхнюю поверхность, снова открывать и закрывать ящички, снова разглядывать поверхность столика в лупу.

Наконец Реми распрямился, потер поясницу и направился к дивану. Максим последовал за ним. Они сидели некоторое время молча, созерцая столик.

— Кофе хотите? — предложил Максим. Реми не ответил и кинулся к столику.

Он ухватился за планку, разделяющую ящички, поводил по ее контуру тонкой отверткой и, после некоторого сопротивления, откинул ее. Под ней обнаружилась узкая и глубокая щель, напоминающая жерло почтового ящика. Реми победно смотрел на Максима, держа отвертку в руках, как кубок чемпиона. Максим приблизился, не веря своим глазам.

— И вправду тайник…

Они наклонились, впившись глазами в узкое темное пространство, охраняемое четырьмя маленькими металлическими штырьками, которые обычно удерживали планку на месте. Ничего не было видно. Реми просунул пальцы и пошарил ими.

— Я бы сказал, что этот тайник был сделан не для хранения драгоценностей, а скорее для бумаг… Писем тайных там или дневников… Ничего, пусто. Поцарапался, черт.

Он лизнул царапину, оставленную зубком штырька. Принюхался, лизнул еще раз и смешно почавкал, будто что-то пробуя на вкус.