Место явки - стальная комната

Стен и Карин пробираются между рядами к выходу, сопровождаемые недовольными взглядами других зрителей…

Идут по улице.

— Я столько видел в своей жизни, — тихо говорит Стен, — что мне иногда кажется, что я живу сто лет, не меньше. В Испании из моего отделения в живых остался я один, Все погибли, и все погибали на моих глазах. Какие были ребята!

Карин молча слушала, потом осторожно спросила:

— У вас есть семья?

— Жена? — уточнил Стен, — Она умерла при родах. Когда я вернулся, ее уже не было. Не уберегли. А может, просто судьба. У меня сын! — с гордостью сказал Стен. — Моя мать назвала его Оскаром.

— Помните, маленькая княгиня как раз умирала при родах, когда Болконский вернулся с войны. И остался сын, Николушка…

— Да-да, как вы сразу это подметили, — удивился Стен. — Даже Карл не обратил на это внимания.

— Вы дружите с Карлом?

— Ближе у меня человека нет.

— А сын?

— Он еще маленький. Мы пока только идем навстречу друг другу. Я не хотел бы умереть сейчас. Я хочу быть рядом с сыном, пока он не станет все понимать. Я хочу передать ему, что есть во мне…

— Я пришла, — сказала Карин, остановившись у подъезда своего дома.

— Быстро стемнело, — огорченно произнес Стен.

Он стоял перед девушкой: чуточку растерянный большой ребенок, совсем не похожий на упрямого, волевого и смелого человека, каким его знали в театре.

Карин на мгновение прижалась к нему и, поднявшись на носки, поцеловала в щеку.

— До завтра! — сказала она, махнув рукой из подъезда.

Стен идет по песку вдоль моря, а перед ним резвится маленький Оскар.

— Папа, — кричит мальчик, — а море было всегда?

— Всегда. И деревья были всегда, и небо.

— А мы поплывем на пароходе?

— Конечно, поплывем.

— А когда?

— Когда кончится война.

— А это скоро?

— Не знаю.

— Бабушка сказала, я еще буду маленьким, а война кончится. Ты сегодня снова уедешь? — спросил Оскар.

— Уеду, потом приеду. Пошли домой, бабушка волноваться будет.

— Возьми меня в город…

Стен прижал мальчика к себе:

— В городе сейчас плохо…

Карин сидела перед зеркалом в гримерной, а Астрид колдовала над ее прической, примеряя шиньон — русскую косу.

— Ну что, нашел отец убийц — спросила Астрид.

Карин неопределенно пожала плечами.

— Ох-хо-хо! Времечко! — вздохнула Астрид.

— Но ты-то не унываешь, — заметила Карин.

— Хочешь совет? Чаще улыбайся! Вот плохо тебе, хоть в петлю лезь, а заставь себя улыбнуться — сразу легче станет. Это мне один пожилой господин дал такую рекомендацию. Когда он сообщил, что больше мы встречаться не будем, я по его же рецепту улыбнулась. Все в порядке! Он даже похвалил меня на прощание.

В гримерную заглянул и тут же исчез Эрвин Грюне. Астрид заметила его, сказала:

— Смотри, опять… Зря он, честное слово… Абсолютно не в моем вкусе.

Карин улыбнулась.

— Вот-вот, — поддержала ее Астрид. — Улыбайся! Проверено.

— Тебе никогда не бывает грустно? — спросила Карин.

— Никогда! Даже когда мой Диттер уходит ночевать к своей жене, я веселюсь.

— Что ж тут веселого?

— А я ее видела. Без смеха смотреть невозможно. На месте Диттера я бы всю ночь хохотала. До утра.

Когда Карин выходила из театра, ее окликнул Эрвин Грюне, который ждал на улице. Он был с кофром и фотокамерой.

— Карин, я должен вас сфотографировать, — сказал он. — Вот для этой витрины.

— Пожалуйста. Куда мне встать?

— Вот так хорошо!

Грюне несколько раз щелкнул аппаратом. Карин при этом, как заправская актриса, задорно меняла позы и выражение лица.

— Спасибо, — сказал Эрвин.

— Спасибо, — ответила Карин и совсем было собралась уходить, но Эрвин ее задержал.

Еще вот что… — сказал он смущенно и протянул конверт: — Я вам письмо написал.

— Письмо? — изумилась девушка. — А так сказать не можете?

— Так — я собьюсь, я не решаюсь, вы прочтите, сейчас…

Карин развернула письмо.

— Я буду вслух читать! — сообщила она.

Всем своим видом Эрвин выражал смущенное смирение.

Карин вслух прочитала:

— «С первой минуты, когда я вас увидел, я понял, что все в моей жизни переменилось. Я не надеюсь на счастье, знаю, что недостоин вашего внимания. Но я не могу не видеть вас каждую минуту, не слышать вашего голоса, не знать, что вы рядом. Я хочу, чтобы вы об этом знали».

— Ну, что вы скажете? — робко спросил Эрвин.

Карин пожала плечами и хотела вернуть письмо.

— Нет-нет, оставьте себе… Ну?

— Очень искренне написано, — сказала Карин. — Знаете, — добавила она грустно, — наверное, сейчас совсем не время влюбляться.

В большой квартире, специально снятой для артистов, в одной из комнат разговаривают Стен Экман и Карл Монссон.

Карл лежит на тахте, Стен вышагивает рядом и говорит:

— Я думал, что никогда, никогда уже не смогу полюбить. Ты не представляешь, какая это девушка!

— Почему не представляю? Представляю…

— Да, ты видел ее на сцене. Это удивительно. Но и это не вся она. Она Наташа и не Наташа. Она — Карин. Что мне делать, Карл, посоветуй!

— В таких делах трудно советовать. Ты взрослый человек… — замялся Карл.

— Вот, вот, именно! Я же стар для нее, у меня сын. Захочет ли она, поймет ли?.. Полюбит ли ее Оскар?.. — Стен продолжал метаться по комнате.

— Ты с ней объяснись, — сказал Карл, — послушай, что она скажет.

— Ты думаешь? Это не испугает ее? Идет война, гибнут люди. Это очень стыдно, что я полюбил в такое время?

Карл приподнялся, сел, подпер подбородок кулаком:

— Ты счастливый… — сказал он. — Полчаса назад я имел объяснение с Эрной. Мне все время было стыдно, что я вроде бы давал ей поводы надеяться… Короче, я предложил ей пожениться. Она согласилась.

— Поздравляю, — быстро поздравил Стен, продолжая оставаться в своих мыслях. — Все давно это ждали.

— Да я видел. Она ждет, все смотрят. Вот и разрубил разом. Перееду в ее комнату, — Карл потянулся. — Мы тебя приглашаем на дружеский ужин… Она где-то хороший кофе достала.