Месяц Седых трав
Шрифт:
Юноше вдруг отчетливо представилась Кералан-Дара, златовласая лесная колдунья. Привиделась она ему все-таки или нет? Все было так реально… Особенно это… моральное падение, как выразился бы замполит Киреев. Что и говорить, хорошее было падение, дай Бог почаще б так падать!
Солнце, быстро приобретая пылающий ярко-оранжевый оттенок, уходило в сиреневую дымку далеких гор. Баурджин – вернее, Дубов – попытался представить, что там? Судя по всему – Алтай… предгорья. Там же где-то – истоки великих сибирских рек – Иртыша и Оби. Тайга – без конца и без края.
Послышался
Нет! На конях были одни женщины, и довольно молодые. Девчонки! А впереди-то ничего, симпатичная. Личико приятное, белое, глаза – как звезды. Волосы – длинные, темные, волнами выбиваются из-под шапки.
– Оставьте меня, – выпрыгнув из седла, заявила звездоглазка. – Я побуду здесь.
– Но, Гурбесу-хатун, повелитель запретил нам…
– Я сказала, оставьте! И не бойтесь, я еще не сошла с ума, чтобы пировать с мужчинами. Просто поговорю с мужем.
Громко посетовав, остальные девчонки послушно повернули коней. Лишь одна обернулась:
– Так нам возвращаться в юрту без тебя, Гурбесу-хатун?
– Да, да, возвращайтесь! – Девушка махнула рукой, как показалось Баурджину, раздраженно. – Я знаю дорогу.
– Но…
– К тому же вернусь не одна.
Девчонки наконец уехали, к явному облегчению звездоглазой. Проводив их взглядом, она подошла к коновязи и, задумчиво взглянув на Баурджина, произнесла одно короткое слово, которое можно было истолковать и как сокращенное пожелание доброго здоровья, и как просто – «привет».
– Привет, – так же коротко отозвался юноша.
Гурбесу-хатун… Однако… Такая молодая, даже юная, можно сказать, судя по виду, уж ничуть не старше Баурджина… А – хатун! Законная жена хана. Одна из жен, скорее всего – младшая. Ну, все равно, не какая-нибудь там наложница – кумма. А симпатичная, чертовка! Жаль, что здесь нет табака, так бы постояли бы вместе, покурили… Глядишь, познакомились бы поближе…
– Ты чего тут стоишь? – Девушка оперлась на коновязь рядом. – С пира выгнали?
– Сам ушел, – честно признался парень.
Гурбесу понимающе усмехнулась:
– Видать, плохо стало?
– Да вроде того…
– Ты дыши поглубже, пройдет. Много там уже облевалось?
Баурджин засмеялся – а ничего девчонка, веселая, и без всякого выпендрежа, несмотря на то что хатун.
– Слушай, а я тебе что-то не помню, – присмотревшись к собеседнику, задумчиво произнесла юная госпожа. – Видать, из новеньких. Из какого ты рода?
– Из рода Олонга!
– А, знаю. Старший сынок у этого Олонга такой противный-противный. На жабу похож. Как же его… А! Вспомнила! Жорпыгыл Крыса. Так ты, значит, на пир приглашен?
– Ну да, – юноша улыбнулся, – иначе б с чего я здесь ошивался?
– А бог тебя знает, с чего? Может, что худое замыслил? Да ладно, ладно, не обижайся – шучу.
– Шутница ты, как я погляжу!
– Зовут-то тебя как?
Баурджин хмыкнул – ну наконец-то поинтересовалась! – и кратко представился.
– А я – Гурбесу.
Вряд ли мы с тобой когда-нибудь еще встретимся. Род Олонга кочует где-то у самого черта за пазухой! Одни пески, сопки да немытые язычники-монголы. Брр! Жуть какая! И как хоть вы там живете?– Да вроде ничего живем, как везде…
Юноша четко представлял уже, что этой неожиданной собеседнице что-то от него было надо! Иначе бы с чего ей тут маячить, трещать языком? Неужели других дел не нашлось у законной жены хана? А в юрту-то она не идет, что характерно.
Меж тем Гурбесу решила брать быка за рога. Начала исподволь, спросила вроде бы невзначай:
– Тебе какие девчонки нравятся?
– Красивые, – юноша хохотнул в ответ.
– Красивых много. А все-таки? Желтолицые, белокожие, смуглые? Или, может быть, круглоглазые северянки с волосами белыми, как кишки покойника?
– А что, есть тут и такие? – усмехнулся Баурджин.
– Здесь есть всякие, – вполне серьезно ответила девушка. – Так какие же?
– Ну… такие, как ты!
– Хорошо. – Гурбесу задумчиво кивнула, словно бы сделав для себя отметку, после чего сразу перешла к делу: – Вот что, Баурджин. Ты, я вижу, неплохой парень…
Юноша приосанился:
– Это для кого как!
– Можешь помочь мне?
– Помочь? Конечно, и с большим удовольствием! – Баурджин со всей искренностью приложил руку к сердцу. – А что делать-то?
– Ничего особенного. – Девушка оглянулась и нервно закусила губу. – Ты знаешь Тэйбаку, младшего ханского сына?
– Лично не знаком. Но в лицо – знаю. Он, кстати, сейчас в юрте, пирует.
– Странно, если бы его там не было. – Гурбесу улыбнулась. – Передай ему, пожалуйста, вот это… – Она протянула ладонь, на которой лежал маленький кусочек пергамента с нарисованным широко раскрытым глазом.
Баурджин удивился:
– Что это?
– Не твоего ума дело! Ой, извини… Так передашь?
– Конечно!
– Только смотри, чтоб никто не видел, ладно?
Махнув рукой, Баурджин отправился обратно в юрту. А там уже начиналось самое веселье! Двое здоровяков-нукеров, раздевшись до пояса, боролись, остальные галдели, какой-то бедняга рыгал, а кое-кто уже спал, уткнувшись лицом в маленькие войлочные подушки.
Сделав вид, что ищет свое место, юноша подошел к Тэйбаке, в числе прочих с неподдельным азартом следившим за ходом борьбы, и, встав рядом, тихонько произнес:
– Просили передать тебе одну вещь…
И незаметно сжал руку ханского сына, вкладывая в нее рисунок.
– Что? – Тэйбака дернулся и тут же застыл, отвернулся, тайком от других вглядевшись в изображение.
После чего, не обращая более никакого внимания на Баурджина, подошел к отцу, верховному хану Инанч-Бильгэ и, почтительно поклоняясь, произнес:
– Съезжу проведаю Эрхе-Хара. Говорят, ему что-то нездоровится.
Инанч-Бильгэ ухмыльнулся:
– Съезди, съезди. Проведай, чем там занимается этот кераитский хитрец? Или он уже надумал вернуться к своим племенам? Они ведь, кажется, не все ушли с Тогрулом?