Метафизик 1

Фан Лин становится по центру зала, с трех сторон в окружении столов. Я иду медленно, словно на эшафот, попутно пытаясь приноровиться к балансу палки — как будто это как-то сможет мне помочь. Вполне вероятно, что юноша, чье тело я занял, при жизни худо-бедно умел обращаться с оружием. Быть может, его умения как-то передались мне — точно так же, например, как понимание местного языка? Было бы неплохо.

Не успеваю я обрадоваться внезапно забрезжившей надежде, как на повороте врезаюсь бедром в край стола и едва не роняю палку на пол.

Нет. Похоже, не передались.

Чем меньшее расстояние остается между мной и Фан Лином, тем отчаяннее я ищу хоть какой-то выход. Ну вот что мне делать с этой бамбуковой хреновиной? Может, швырнуть в противника и понадеяться, что тот не успеет увернуться? Я понимаю, что идея бредовая — палка это тебе не метательный дротик — но направление верное. Нужно что-то нестандартное. Нужно выйти из плоскости, из заданных рамок, и тогда, быть может...

Музыка в глубине зала меняется: духовые инструменты замолкают, зато играющие на барабанах начинают выбивать из своих инструментов что-то вроде боевого марша. Фан Лин глядит на меня с холодным равнодушием. Его ноги присогнуты и расставлены чуть шире плеч. Обе руки согнуты в локтях и держат бамбуковую палку за низ. Я останавливаюсь в паре шагов от него и пытаюсь принять схожую позу. Должно быть, получается у меня не очень — по крайней мере, сам я чувствую себя примерно как пробужденная после тысячелетнего сна мумия.

Мумия-самозванец, если точнее.

— Во славу нашего доминиона, — звучно объявляет Конфуций, — да начнется поединок!

Фан Лин кивает мне, и я отвечаю ему тем же. А затем, ухватив палку правой рукой за середину древка, начинаю вертеть ее перед собой так быстро, как только могу. Получается не совсем так, как мне хотелось — вместо изящных кругов и восьмерок выходят какие-то непонятные закорючки. И все же Фан Лин, впервые за все это время, выдает первую эмоцию — он хмурится в непонимании, а это как раз то, что мне и нужно.

— За Азерот! — кричу я первое, что приходит в голову. — За моего отца!

Фан Лин хмурится еще сильнее — по всей видимости, силится понять, кто или что такое этот Азерот и какое отношение он имеет к моему отцу. Я пользуюсь этим и, припадая на правое колено, пытаюсь достать его размашистым выпадом по ногам. Увы, проблема Азерота не так сильно заинтересовала Фан Лина, как мне бы хотелось: он с непринужденной легкостью скользит в сторону и подставляет свою палку под мой удар. Дерево стучит о дерево, а по моим рукам проходит такая отдача от удара, что я едва не роняю свое оружие.

В этот же момент Фан Лин переходит в контратаку.

Я отдергиваю палку назад и едва успеваю увернуться от стремительного колкого выпада. В очередной раз я убеждаюсь, что дело дрянь — честным способом тут не победить. Проблема в том, что в нечестных способах борьбы я тоже не силен.

Под сыплющимся градом ударов я начинаю отступать — однако на лице стараюсь удерживать улыбку. Мол, все идет по плану, переживать не о чем. И плевать, что по сравнению с противником я словно беззубый котенок. Ведь главное — это правильно себя преподнести, не так ли? А еще...

Увлеченный внутренним монологом, я совершенно забываю о том, что по периметру нашей «арены» стоят столы: резкая боль в пояснице мгновенно напоминает мне об этом. Кто-то громко охает где-то неподалеку. Фан Лин отводит вбок правую руку и перехватывает палку за самый низ. Он уверен, что загнал меня в угол, что отступать мне некуда, и что уж теперь-то он с легкостью покончит со мной... Стоп. С чего я взял, что отступать мне некуда?

Опершись левой ладонью о столешницу, я резво запрыгиваю на стол под всеобщее аханье. Звенит посуда, расплескивается по узорчатой скатерти вино, летит на пол тарелка с копченостями. Фан Лин замирает, не успев начать свое решающее «комбо», и поднимает на меня свой взгляд. Я не без труда восстанавливаю равновесие, после чего нацеливаю на него конец палки и громко объявляю:

— Все кончено, Фан Лин! Я стою выше, чем ты.

Пару секунд мой противник молчит, а затем непонимающе спрашивает:

— Ну и... что с того?

На этот раз уже я вынужден задуматься. В самом деле, и что с того? Пес его знает, с чего я взял, что Фан Лин должен будет сдаться. Однако я заставляю себя продолжать улыбаться с легким пренебрежением:

— Запомни, Фан Лин: грубая сила — не всегда единственный ключ к победе.

— Но вы... вы ведь еще не победили!

— Ты привык сражаться по определенным правилам. — Похоже, за меня начинает разглагольствовать выпитое мною вино. — Но не все твои противники будут следовать этим правилам. Знаешь, я бывал в мирах, где в дуэлях нет никаких правил и ограничений! Бывал в мирах, где для победы нужно проиграть! Я лишь хочу сказать тебе — старайся видеть всю картину целиком, Фан Лин, а не отдельные ее части.

На этих словах я демонстративно бросаю палку стоящему невдалеке слуге. Тот ловит ее, а затем, после небольшой паузы, зал взрывается овациями. Мне помогают слезть со стола и вернуться на прежнее место. Мое сердце вот-вот готово вырваться из грудной клетки. Получилось? У меня получилось? Все это и впрямь выглядело так убедительно?

— Прекрасные слова, — произносит Конфуций, когда аплодисменты потихоньку стихают. — Видеть всю картину целиком... Очень тонко подмечено, о Мудрейший!

Я киваю: сначала ему, потом еще какому-то старику, потом с улыбкой слушаю восторженную речь кого-то из представителей среднего поколения. Музыканты вновь принимаются играть что-то задорное. Проходит какое-то время — может, несколько минут или около того — когда Конфуций поднимается с места и обращается к собравшимся:

— С вашего позволения, господа. Наш славный гость проделал к нам долгий путь. Будет весьма невежливо с нашей стороны не дать ему возможности отдохнуть. Лиара, Элейн — отведите лорда Грэя в его покои.

Я дружелюбно раскланиваюсь всем, выпиваю кубок, который мне протягивает какая-то женщина в бирюзовом платье, и направляюсь к выходу. В какой-то момент я наконец покидаю зал, и девушки ведут меня вперед по коридору.

— Ваши покои наверху, милорд Грэй, — зевая, бросает мне Лиара. Чем-то она явно расстроена. Тем, что Фан Лину не удалось унизить меня в поединке? Вероятно. Интересно, они с Элейн, Фан Лином и тем, четвертым юношей — ближайшие родственники? Вопрос любопытный, но мой мозг уже не способен соображать. Все, что я могу, это обернуться и с ухмылкой спросить:

— Неужели вы не станете предлагать мне оставить на ночь дверь открытой — чтобы кто-нибудь мог прийти и скрасить мое одиночество?

Лиара бросает на меня взгляд загнанной в угол кошки.

— Если милорду угодно, я могу узнать у горничных...

— Бросьте, Лиара. Я же просто пошутил. Как и вы надо мной.

Ответом мне служит молчание, и я убеждаюсь, что настроение девушек что-то сильно подпортило.

Наконец, после семи лестничных пролетов мы останавливаемся перед массивными дверями. Элейн услужливо открывает их и пропускает меня внутрь освещенной лампами комнаты.

— Доброй ночи, лорд Грэй, — хором произносят девушки ровно перед тем, как я захлопываю створки и запираю щеколду.

— Ну наконец-то, — шепчу я.

У меня нет сил даже чтобы погасить лампы, так что я сразу дошаркиваю до громадной кровати, скидываю на пол простыню, разуваюсь и залезаю под одеяло. С одной стороны, я решительно не хочу спать: столько всего нужно обдумать, спланировать. С другой...

Сон затягивает меня в свои темные объятья прежде, чем я успеваю закончить свою мысль.