Метаморфозы: танцор

Из меня плохой таймер, я трижды сбивался со счета, поправляясь наугад — ошибиться мог не на десятки, на сотни. Да и мое представление о секундах подкреплялось только пульсом боли в многострадальной голове. Мир уже давно привычно окутался в покрывало цветной ряби, разгонять которую я боялся — не факт, что в таком состоянии я смог бы вызвать эту способность в любой момент, а без нее можно было просто ложиться спать.

Допустив, что у меня, измотанного, избитого и натянутого, как струна, пульс как у ребенка — шестьдесят ударов в минуту, стал считать. Шестьдесят ударов сердца, шипами боли вонзавшихся в мозг — минута. Шестьсот ударов — десять минут. Три тысячи шестьсот — час. А потом сначала.

Между первой и второй вахтой — два часа. Между второй и третьей — два с половиной. Или это я считал так? Не имеет значения. Отсчитав час после начала третьей вахты, я стал действовать. По крайней мере, сделал первый шаг.

Веревки, которыми мы с Мышком были привязаны друг к другу, давали определенный простор для движений, и пусть руки за спиной, мышцы ноют от изматывающей неподвижности, а затылок то и дело бьется о чугунную голову лучника — кисти рук свободны. Правая ладонь, пробитая еще Варином, с трудом нащупала толстую веревку — можно было бы попробовать и левой, но добраться до веревки, стягивающей руки было непросто, а я не настолько левша, чтобы рисковать. Прихватив веревку большим и указательным пальцем, поневоле прижал руку к телу соседа. Тот даже не вздрогнул, только спина напряглась. А дальше память услужливо подбросила воспоминание — меч, плавящийся в руке офицера, пробивший вот эту же ладонь, но так и не добравшийся до сердца.

Жар опалил пальцы, я зашипел от неожиданно острой боли, но дуть на ожоги некогда — надо было тушить занявшуюся веревку. Драная куртка Мышка — единственное место, до которого я смог дотянуться, а шипение лучника подсказало мне, что куртка далеко не везде прикрывала тело.

Веревка не спешила отпускать свои тесные объятия, пришлось шептать лучнику:

— Помоги…

Я не успел пояснить, что я от него хочу, Мышок сам потянул локти к себе, опершись о мою спину. Железными буграми пошли плечи и руки лучника — он хоть и не такой силач, как Красный Кулак, но всю жизнь натягивать тетиву тоже занятие не из легких. Оглушительным треском ответила на его усилия лопнувшая веревка, и мы затаились. Сто ударов пульса. Еще сто — больше ждать нельзя.

Я тихо освободил руки и зажал обожженными пальцами веревку, стягивающую нас в районе пояса. Только в этот раз я видел, что делал, чувствовал все и смог справиться без последствий. Ну не считать же последствиями прокушенную от боли щеку и тонкий ручеек крови, вновь заструившийся из носа. Некогда вытирать, останавливать, а булькать кровью и шмыгать носом — нельзя, поэтому я стал дышать ртом, сквозь плотно сжатые зубы. Со странным злорадством ощущая, как кровь течет по губам, по подбородку, по шее и стекает за расстегнутый воротник. Мышок, слегка засуетившись, стал стягивать обрывки веревки.

— Тише…

Это даже не начало, суетиться опасно, а медлить некогда — скоро смена часовых, а новые стражники обязательно пройдут и осмотрят пленников. Значит, те двое Рорка, что молча греются у костра, должны умереть раньше, чем сменятся, причем сделать это тихо. Попросить их загнуться, что ли?

— Мыш, часовые должны умереть. Я попробую сам, но будь готов — скорее всего понадобится помощь.

Я не стал пояснять. Любые пояснения сейчас — лишний шум и потраченное время, а лучник успел доказать, что способен принимать правильные решения. Тихий шелест слов за спиной:

— Понял.

Вот и ладно. А что понял и, главное, правильно ли понял, это уже неважно. Это в прошлом мире я жил по известному принципу «хочешь сделать хорошо — сделай сам». Мир изменился и в одиночку я могу сделать только одно — сдохнуть, и то не факт, что получится. Я чуть повернул голову в сторону костра, походя мазнул взглядом по двум сидящим фигурам Тхонга, нащупал пульсирующие оранжевые линии в их груди и рванул на себя. Я не стал тратить время, готовиться и собираться с силами. Если прыгать в омут, то сразу и с песней. Я никогда не пробовал атаковать сразу двоих. И бороться сразу с двумя не пробовал, тем более, находясь в таком жалком состоянии, но мне некогда было экспериментировать. И страшиться поздно. И сомневаться в успехе. Как всегда, или — или. Когда рассчитывать можно только на свои скромные силы, уходящие, как вода в сухой песок.

Я рванул, сдавил нити, стиснув зубы, подавшись вперед всем телом так, словно это могло хоть чем-то помочь. Я шел в последний бой, не оставив путей к отступлению. Это в голливудских сценариях всегда есть план «Б», здесь запасных вариантов не было, ни одного. Потому что если вскрикнет хоть кто-то — все пропало. Если я потеряю сознание раньше, чем умрет последний, — все пропало. Но я надеялся, что выдержу, и никто не вскрикнет. Мир плыл перед глазами, земля кружилась, слух ловил отголоски чьего-то хрипа. Кто хрипел? Рорка? Я? Мышок, чья спина внезапно перестала быть мне опорой? Нити чужих жизней вспухли канатами, но не спешили разорваться, чтобы подарить мне облегчение.

А потом земля рванулась наверх, небо упало под ноги, сверху обрушилась кромешная тьма, а все проблемы мира растворились в безвременье…

…

Мер То, стоя в стременах рассматривал могучие белокаменные стены крепости. Вот он какой, Куаран. Город — легенда. Город — мечта. Хотелось подъехать ближе и прикоснуться ладонью к шероховатому камню, чтобы лучше прочувствовать величие момента до того, как воины Клана Заката обрушат стены и сравняют их с землей. Но нельзя. Здесь — нельзя. Шарги храбрецы, а не безумцы.

Широкие ноздри трепетали, стараясь уловить малейшие запахи этого заветного места. Запахи падающих снежинок, еще не застывшей реки, умирающей травы под ногами, многовековой кладки. И страха. Особенно — страха. Этот аромат Мер То искал больше других. И не находил. Словно один вид легендарных укреплений убивал страх защитников, заставляя смело смотреть на подступающий к стенам прибой. Десятки тысяч Рорка наконец-то дошли до Великой Бабочки Востока. Воины Юга, мира палящего солнца, все-таки пришли на север. Через горы, болота и реки, по руинам городов и крепостей, по костям врагов. Чтобы вкусить мести и принести смерть. Десятки тысяч глаз жадно рассматривали крутые стены и высокие башни, хорошо различимые дворцы и минареты. Десятки тысяч рук до боли сжимали рукояти кривых клинков.

Лучи заходящего светила отражались в белом камне, в зеркальных крышах и били прямо в глаза, принося боль и мешая смотреть. Но Мер То даже не сощурился — не воинам юга бояться укусов северного солнца. Вождь Клана Заката знал, что к этому отраженному свету ему придется привыкать, потому что взять город сразу не выйдет. Любой прибой разобьется об эти стены и опадет пеной трупов, так и не проломив камня.

Тысячу лет считалось, что Куаран неприступен. И Мер То Карраш кивал в такт своим мыслям. Строители этих стен были великими мастерами, но они не боги. Не все можно построить, но все, что построено, можно разрушить, нужно только найти способ. Всего лишь.

— Вождь, гонец от Хува, — сотник тафуров подошел незаметно, и, дождавшись кивка Мер То, продолжил. — Табархан снял воинов с осады и движется сюда. Только Хува говорит, что оставшийся под стенами Шести башен сброд не то что взять крепость, но даже удержать Алифи в ней не сможет…

— Это неважно. Пусть безопасность дороги домой беспокоит других. Тех, кто мечтает о теплой постели, а не о горле Алифи. Здесь наша цель, и здесь наша битва.

…

— Милорд, нам есть о чем поговорить, — барр Геррик был как всегда вежлив, ироничная улыбка привычно бежала по тонким губам. — Как Вы себя чувствуете сегодня?