Метаморфозы

И все же в первую секунду мне показалось, что ошиблись адресом, квартирой.

Я ожидал встретить Семена, - посреди просторной прихожей, сматывая с шеи белый шелковый шарф, стоял высокий, стриженный под "бокс" генерал.

Недоумевая, я посмотрел на его красные лампасы, на целый планшет орденских планок, на широкие погоны с двумя звездами на каждом, столкнулся взглядом с внимательными серо-голубоватыми глазами, в которых вдруг улыбчиво проступила цепкая хитреца, и лишь тогда убедился, что генеральское обмундирование действительно надето на Семена.

Обоюдное узнавание длилось мгновение, Джонни прервал его:

– У их превосходительства опять горлышко болит?
– с подчеркнутым участием спросил он.

– Отстань, - добродушно усмехнувшись, попросил Семен.
– Дай с пропавшим поздороваться.

Он легонько притиснул меня к себе - словно для того, чтобы еще раз, вблизи, разглядеть, и так же легонько оттолкнул. Остался удовлетворенный осмотром.

– Ну что ж, не считая некоторой неизбежной амортизации, - ничего еще, ничего. Держимся!

Вблизи и я заметил, что годы также не обошли и Семена: почти начисто срезанные виски серебрились, и некупленное серебро это забило первородную рыжинку; в серо-голубоватой глубине глаз исчезла былая простоватость деревенского парня - теперь, всякого навидавшись, они смотрели спокойно и зорко и немного устало; разве что большие добрые губы и остались от прежнего.

– Ты бы хоть напомнил, как тебя по батюшке?
– спросил я, почувствовав, что избегаю, затрудняюсь обращаться к нему по имени.

– А ты что ж, забыл, как меня звать? Тогда напоминаю: Семен, - Вводя нас в гостиную, генерал усмехнулся: - Кстати, и сам - как в песне - на большее ты не рассчитывай.

– Семен Митрофанович, - немедленно подсказал Джонни, устроившись в удобном низком кресле.
– В управление вызовут, только и слышно: Семен Митрофанович, Семен Митрофанович! И тоже - в очередь на прием.

"Здравия желаю, Семен... Трофаныч!"

– А ты хотел бы при посторонних - Сенькой, что ли?
– шутливо-насмешливо выговорил Семен.
– Я ведь в официальной обстановке всю твою тезоиностранщину тоже полностью называю.

– Ладно, принято, - миролюбиво согласился Джонни и нетерпеливо попросил: - Ну, показывай, похвастай!

Уравновешенный, невозмутимый генерал вдруг смутился, широкие золотые погоны его в замешательстве поднялись и опустились.

– Ну вот еще!

– Без всяких нуканий! Жалко тебе, что ли? Дай хоть в руках подержать, настаивал Джонни; повернувшись ко мне, он наконец объяснил: - Мало ему чиновзваний, так он еще одно отхватил: лауреат Государственной премии! Вчера в Кремле вручили.

– Вот это да!
– порадовался, поздравил я, поняв теперь, о каком поводе собрать мальчишник говорил Джонни.
– За что, Семен?

Вероятно, я задал наивный вопрос: Джонни и Семен, переглянувшись, засмеялись.

– Голая техника, тебе неинтересно, - продолжая улыбаться, сказал Семен.

Он прошел в смежную комнату - под вспыхнувшим там светом блеснули стеклом книжные стеллажи, - вынес коробочку с медалью.

– На, коли так.

Полюбовавшись, Джонни приложил медаль себе на грудь, забалагурил:

– Своей нет, так хоть чужой потешиться!

– Учиться надо было лучше, - благодушно-назидательно попрекнул Семен, а не с мандолиной по ночам шастать.

– Не трави - погубил я свой талант!
– Джонни горестно тряхнул ГОЛОРОЙ.
– Эх, был бы я сейчас первой мандолиной страны! И один бы знакомый генерал обрывал все телефоны, добиваясь лишнего билетика. А, каково?

– Бодатой корове бог рогов не дал, - хмыкнул Семен и неожиданно для меня мне же и сказал: - Не слушай ты его: прибедняется. Если благополучно завершит что делает - через год точно такую же получит. Первый представление напишу.

– Тьфу, тьфу, лишь бы не сглазить!
– Джонни комично замахал руками.

Какой-то первоначальный рубеж нашей встречи был перейден. Семен поднялся.

– Ну что, мужики, - сухая ложка, говорят, рот дерет. Есть предложение перекусить.

– Единогласно!
– за себя и за меня проголосовал Джонни. И, кивнув на огромный полированный стол, занявший едва ли не половину просторной гостиной, жалобно попросил: - Семен, давай на кухне! Там уютней. А за этой взлетной площадкой и друг друга не увидишь. Бутылка и та на нем наперстком кажется!

– Давайте там, - согласился Семен.
– Ты иди хозяйничай, а я сейчас.

Белоснежная, отделанная отличным кафелем кухня размерами была с добрую столовую, чем она, конечно, в будние дни и служила. Джонни уверенно открыл дверцу холодильника, одобрительно причмокнул:

– Вот это рыбка! Хороши все-таки генеральские буфеты! Не то что в нашем НИИ совсем: сосиски в целлофане да компот из "сух.фрукт.".

– Не зубоскаль, не зубоскаль, - попридержал его Семен.
– Для вас же старался.

Успевший переодеться, в лиловой теплой куртке, он поставил на кухонный стол бутылку, - одобрительно, от полноты чувств Джонни ткнул его кулаком в бок.

– Видал как?
– спросил он меня.
– Когда в домашнем - человек как человек, его и по плечу хлопнуть можно. Как в мундире - рука не подымется. Все-таки сказыу вается, что высший чин у меня был - старший лейтенант. Старлет!

– Старлет, старлет, - бурчливо передразнил Семен, - а на Галочке, нахал такой, ты женился, а не я.

– Так у нее же - вкус!
– объяснил Джонни и фатовато погладил свою холеную бородку.

– Точно, - согласился Семен.
– Бабы - дуры.

1975