Метелица

— Значит, она бежала с Хареком, — подумал княжич, — Две Косицы помог ей избежать казни, но почему? — Желан проследил глазами за продолжающейся беседой вождя и Бёдвара, думая о своем, — Хотя, какая мне разница, если я нашел ее. Значит у меня появился шанс не просто изменить все в своей жизни, но и вернуться домой с любимой женщиной!

Отчего-то эта мысль придала княжичу уверенности в том, что теперь то уж точно ему удастся справится с Хейд и все наладится. Ему казалось невероятным, что Метелица находится в том самом месте, куда он так долго стремился. Словно сама судьба снова дает им обоим шанс, сталкивая снова и снова. И Желан не собирался больше этот шанс упускать.

Вспомнив Милаву, оставшуюся дома, молодой князь вздохнул. Но все решаемо, подумал он. Вернувшись, он даст Милаве достаточный откуп, а ребенка конечно же, признает своим.

За всеми своими размышлениями, Желан не подумал только о том, захочет ли сама Метелица видеть его и отправится вместе с ним в город, где ее едва не спалили на костре за то, что она не совершала. Княжич теперь знал, что виной была его мать. А он сам, опьяненный ее колдовством вел себя неподобающе. Сможет ли знахарка простить его? Понять и выслушать?

Заметив, что Вальгард закончил с Бёдваром и направился к дому в сопровождении сына, Желан почти бегом нагнал Бёдвара идущего куда-то в сторону и окликнул. Воин остановился и обернулся.

— Что тебе надо, и кто ты такой? — первым делом спросил Бёдвар, окинув молодого князя пронзительным изучающим взглядом с ног до головы.

— Я просто путник и мне позволили сегодня переночевать в Стонхельме, — Желан приблизился к Бёдвару и остановился от него на расстоянии вытянутой руки, — Я невольно услышал часть твоего разговора с вождем и хочу попросить об одном одолжении! — Желан улыбнулся со всей своей искренностью, от чего, впрочем, воин только сильнее сдвинул брови.

— Мое имя Желан и я бы хотел завтра попасть на твой корабль!

Бёдвар не скрывал удивления.

— Зачем тебе это?

Желан решил, что в данном случае ему лучше сказать правду, точнее, ту часть правды, которую можно раскрыть этому незнакомому ему человеку. Он не собирался рассказывать воину о своей любви к Метелице и о том, по какой причине она отправилась сюда с Хареком. Нет, он хотел рассказать лишь про самого северянина, да и по всему виду именно это и было интересно старому воину.

— Я слышал, как ты в разговоре упомянул имена Харека и Метелицы, — откровенно признался он, — Так вот, я знаю их. Харек некоторое время служил у моего отца в дружине.

Бёдвар хмыкнул.

— Что ж, давай поговорим у меня дома, — сказал он и кивком показал княжичу следовать за собой. Желан не заставил просить себя дважды.

Асвейг вышивала у окна, когда в ее комнату вошел Трюггви. Молодой мужчина встретился взглядом с глазами матери и прикрыв за собой плотно двери, сел напротив нее. Комната матери была богато убрана. Вальгард не жалел подарков для своей жены, когда возвращался домой после набегов, поэтому у нее было все, что надо женщине для полного счастья, кроме этого самого счастья.

— Где твой отец? — как бы между прочим спросила женщина.

— Обсуждает в Зале Советов с дружинной предстоящий поход, — ответил Трюггви и добавил с неожиданной злостью, — А мне сказал, что и в этот раз я остаюсь дома с тобой! Как же я смогу показать отцу свои навыки, если он все время уходит в походы без меня!

Асвейг закончила узор, изображавший птицу, сидящую на цветущей яблоневой ветви и начала новый.

— В этот раз видно сами боги на нашей стороне, — произнесла она тихо, почти шепотом, — Когда твой отец и Бёдвар уедут, мы разберемся с Хареком. Нельзя оставлять его в живых, ты же понимаешь меня? Вальгард кажется переменил свое отношение к этому бастарду, и не ровен час, признает его своим сыном, а там имение и все земли уйдут к нему по старшинству, — мать взглянула исподлобья на своего сына, — А я не могу этого допустить!

Лицо у Трюггви вытянулось, сделав его похожим на морду лисицы. Молодой мужчина улыбнулся.

— Поверь мне, это будет последний раз, когда отец оставляет тебя дома, — заверила его Асвейг, — Я уж об этом позабочусь.

Трюггви склонил к ней свое лицо.

— А как ты собираешься избавится от Харека? — поинтересовался он.

Асвейг сверкнула белыми зубами.

— Все просто, мой дорогой, — она с силой вонзила в ткань иглу. Медленно протянула алую, словно кровь нитку и добавила одно короткое слово, — Яд.

Трюггви закивал.

— Ты сам сделаешь это, — Асвейг выводила на ткани красный мак. Гладь ложилась ровная, аккуратная. Стежок к стежку и Трюггви словно завороженный следил за материнскими пальцами, — Когда отец уедет, ты отправишься к брату, скажешь, что хочешь наладить ваши отношения и отвезешь ему подарок от себя. А там проследишь, чтобы Харек и его женщина попробовали то угощение, что я им приготовлю. — Я сделаю это с большим удовольствием, — сказал Трюггви. Теперь мысль о том, что он остается в Стонхельме уже не казалась ему такой печальной.

Глава 18

Осень уже полностью вступила в свои права. Яркие пятна, бывшие когда-то сочной зеленью, теперь раскрасили деревья в красные, оранжевые и желтые тона и солнце, проглядывавшее сквозь ветви орешника играло веселыми цветами по усыпанной листвой земле. Я шагала по тропинке к Лебяжьему утесу. Сама не знаю, почему, но я теперь часто приходила туда, после нашего разговора с Хареком, когда я отказала ему в своей руке.

С высоты открывался прекрасный вид. Падающая в море вода, белый утес с зеленой шапкой высоких сосен. Иногда глядя на них, я удивлялась, что эти деревья не склонились перед вечными ветрами, что так часто бушуют на утесе. Даже на таком расстоянии я видела, как качаются колючие вершины и сидела на примятой траве, поджав ноги и глядя вперед на море. Внизу, прямо под облюбованным мной обрывом располагался причал, сейчас пустующий. Но вот из-за утеса показался знакомый парус, и я встала, распрямившись во весь рост, приложила ладонь к глазам, закрывая яркие солнечные лучи, мешавшие видеть мне, как к берегу устремился корабль Бёдварда. Удостоверившись, что это именно он и никто другой, я поспешила вернутся домой, чтобы рассказать Хареку и возвращении его друга.

— Он будет рад, — подумала я.

Пробираясь по тропинке, между поседевшими листьями папоротника, я ловила лицом теплые солнечные лучи, пробивавшиеся через переплетения ветвей над моей головой. Уже оказавшись возле ворот, проскользнула в двери и ступив на двор, услышала привычный стук топора — это Харек заготавливал на зиму дрова для очага.

Я завернула за угол дома и увидела его самого с мокрой от пота рубашке, раскрасневшегося с выбившимися прядями светлых волос. Застыла на короткий миг, рассматривая его, пока не заметил мое присутствие и лишь после подала голос. Услышав меня, Харек вздрогнул и распрямил спину. По его взгляду было понятно, что он не совсем ожидал меня увидеть и казался задумчивым.

— Бёдвар! — произнесла я, — Бёдвар приплыл. Я видела его судно, направляющееся к берегу.

Харек коротко кивнул и со всей силы вонзил топор в деревянную колодку и затем направился к дому, на ходу сбрасывая с себя грязную рубаху. Я проследила за ним взглядом и отвела глаза, когда поняла, что невольно залюбовалась его широкой спиной.

— Надо все ему рассказать, — шепнул кто-то внутри меня, — Сегодня, после отплытия Бёдвара надо сказать ему, что я хочу быть с ним. Хватит мучить и его, и себя!