Метеостанция любви
Шрифт:
Отвёртка соскользнула и оцарапала палец до крови. Петрович чертыхнулся, полизал костяшку, затем сунул ладошку в снег.
– Вот, лихоманка!.. Заржавело-то как, не открутить…
Посмотрел на палец, полизал. Сочится. Хорошо, видимо, содрал.
Достал сигарету, прикурил. Затем осторожно стряхнул горячий столбик пепла на ранку и растёр. Подождал. Кровь остановилась. Докончил возню с прибором и тронулся назад. Слава Богу, всё рядом. Сто пятьдесят шагов вверх, сто пятьдесят шагов вниз…
Вдруг почудилось: дымком потянуло. Иль почудилось? Он остановился.
Нет,
Он поспешил вниз.
– Ну, наконец-то! – Славка поднялся с пенька и, раскинув руки, двинулся ему навстречу. – Жду его, жду… Хорошо хоть Дружок встретил, накормил-напоил…
Они обнялись.
– А ты чего нежданно так? Учёба же ещё идет. Или уволился?
Тот махнул рукой, вновь уселся на пенёк у костра.
– Карантин. Гриппуют все. На неделю школы закрыли. Чего, думаю, дома штаны протирать? Махну к этому бирюку, не прогонит, поди… Иль прогонишь?
Петрович подкатил к костру ещё один пенёк, сел рядом с другом, закурил.
– Вовремя ты. С дизельком поможешь, что-то барахлить начал. Да и приборы заодно посмотришь…
– Обязательно посмотрим! – Святослав подтянул к себе рюкзак, пошарил внутри рукой, достал фляжку. – Серёга где? Третьего не хватает…
– В отпуске Серый, – Петрович уже семенил к домику. – Через три дня приедет. Подожди, сейчас я…
Дружок, лежа на просохшем пригорке, мельком посмотрел ему вслед и продолжил тщательно сгрызать мясо с принесённого гостем мосла. И никакого внимания на друзей старался не обращать: пусть болтают. Лишь бы кость не отобрали.
Из дома Петрович вышел с кружками, вяленой щукой, хлебом и ссохшейся проросшей луковицей.
Чокнулись, выпили.
– Ух! – изумлённо выдохнул Петрович. – Давно я «казёнку» не потреблял!
– Брагу, небось, ставишь?.. – Славка чистил луковицу и щурился на солнце. На лице застыла улыбка блаженного.
– Подь ты!.. Из чего гнать-то? Ягоды не собираем. Да и ваших запасов, что по осени принесли, пока хватает. Редко пьём… Да и некогда. Без питья забот хватает.
– Эх, Лёшка, – вздохнул Святослав, порезал луковицу, вновь разлил по кружкам. – В город тебе перебираться надо. Чего здесь отшельником отираться?.. Совсем скоро забомжуешь… Я смотрю: бриться даже перестал. Для молодых эта работа, Лёха, а не для нас. В город тебе надо, Лёха, в город, к людям… Дела найдутся. А здесь пусть молодежь бичует…
– Угу, – буркнул тот в ответ. Обнял ладонями кружку и, сгорбившись на пеньке, смотрел куда-то в сторону, на перевал.
– Чего «угу»? – психанул вдруг Славка. – Я тебе дело говорю! Уходит жизнь, уходит! Не будет другой! Эту надо менять! Ты хоть иногда вспоминай о годочках, лапоть!
Дружок лениво поднялся, отряхнулся и потащил обглоданную до блеска кость к дровням: закапывать на будущее.
Мужики молчаливо проводили его взглядом. Потом посмотрели друг на друга.
– Вспоминаю я, Славка, вспоминаю… Бог даст – долго ещё поживём.
Алексей припал к кружке. Святослав видел, как дёрнулся у того при глотке кадык на небритой шее, как скривилось
от крепкого напитка иссушенное ветром и солнцем лицо.– На, запей, – протянул он другу бутылку с минералкой. – Приобщись к цивилизации.
– Мерси. – Петрович отхлебнул из горлышка. – А ты чего нервный такой? Ноги стёр?
– «Чего»… Живёшь здесь в одиночку. А если снова инфаркт? «Сотовый» не берёт, спутниковый тебе не дают – дорого… Дружок спасать будет?
– Чего ты о самом плохом… Нормально я себя чувствую! И таблетки на всякий случай есть. Да и некогда мне болеть!
– А напарника отпустил…
– Да у парня первый отпуск в жизни! Пусть по-человечески отдохнёт! А ты чего, правда, ругаться припёрся? Или случилось что?
– Да отдохнуть, отдохнуть я пришёл. А рожу твою увидел – какой, к чёрту, отдых?! Напиться хочется, а не отдыхать.
– Ну дак пей. Не хватит – я тебе ещё дам, – равнодушно отозвался Петрович. Пошурудил веткой в костре, подбросил полено.
– Ладно. – Славка снова закурил. – Давай ещё по одной – и пойдём твой дизелёк смотреть.
– А пожрать?
– Потом, Лёш, потом. Поднимай!
– Поднимаю. Только мне ещё «отстучаться» в город надо. Связь через 15 минут. Всему своё время.
– Отстучишься. – Святослав сначала с наслаждением вдохнул запах от копчёной щуки, затем впился в неё зубами. – Тоже мне… философ… – пробурчал он с набитым ртом. – Псих-одиночка. Свихнёшься ты здесь.
– Ты жуй, жуй быстрее, не трави душу Дружку.
А тот и вправду сидел напротив Славки и тревожно глядел, как тот поглощает рыбу. И с брылей тонкими струйками стекала слюна.
– На, оглоед, лопай! – Славка отломил треть рыбы и на ладони поднёс собаке. – Ох, и семейка у вас! Один нервы треплет, другой пожрать не даёт, изо рта вытаскивает…
Петрович курил рядом и улыбался: на душе было хорошо-хорошо! До слёз!
Глава 3
Он недолго прощался с домом. Лишь в кабинете постоял несколько минут, покурил. Когда-то это была его мечта – кабинет, отдельная комната для себя. Где можно всё-всё сделать по душе и как хочется. Жаль, что это случилось, когда ему уже было под сорок. И не поздно, кажется, а вот что-то, видимо, перегорело внутри за годы мечтаний. Может, сам другим стал. Не понять.
Не радовал его кабинет, не тянул к себе. Хотя там было всё, что он любил: книги, мебель, пластинки, компьютер, старый проигрыватель, безделушки, привезённые ему в подарок друзьями со всех концов света. Удобное кресло, диван, фортепьяно из детства, гитара, курительная трубка…
Он заходил в кабинет, поливал цветы или брал что-нибудь, проводил бездумно пальцем по гитарным струнам, протирал пол, подоконник, полки – и уходил. Единственное, что удерживало его здесь – это фотографии на стенах. Фотографий было очень много, и они все были памятными и любимыми. Хотя… Вещи-то тоже были любимыми… Но фотографии!.. Перед ними он мог стоять часами. Это была его жизнь. Прошедшая, но его. А вещи… Они его не останавливали. И в сердце ничего не шевелилось. Не кололо.