Методотдел

Вскоре секретарша принесла на подносе обещанный чай с овсяным печеньем. Горовиц наконец отлепился от компьютера, но только для того, чтобы потянуться за чашкой.

— Ну, рассказывайте, почему вы все же хотите стать начальником методического отдела?

Совершенно предсказуемый для собеседования вопрос почему-то застал меня врасплох, ведь я никогда не хотел быть начальником методотдела, и я не стал ничего сочинять.

— Да как вам сказать… Было очень много лекторской практики, но теперь устал, захотелось поменять направление деятельности. Скажу честно, никогда в жизни я и не стремился стать методистом — тот, кто преподает, вряд ли будет об этом мечтать. Всего лишь стечение обстоятельств моей жизни, и не более.

Директор повернул голову, внимательно на меня посмотрел и прищурился, видимо, оценивая ответ.

— Что ж, спасибо за прямоту.

— Еще меня привлекла возможность сменить место проживания, — продолжал я рубить правду-матку. — Я здесь никогда не бывал прежде, а так могу многое увидеть. Вообще, если уж совершенно начистоту, мыслями меня уносит совсем к другим берегам, но…

Тут я замолчал, подумав о том, что на самом деле никаких реальных «но» не существует. Эта мысль так поразила меня, что я пролил немного чая на блюдце.

— К каким это берегам? — спросил Горовиц, прикуривая сигару.

Я решил остановиться в своих откровениях.

— Пока не хотел бы об этом, с вашего позволения. Это долгая история…

На лице директора читалось неудовлетворение, и в то же время он явно был заинтригован, что, безусловно, мне польстило.

— Методический отдел — крайне важное звено в любом образовательном учреждении. И на вас будут возложены очень ответственные задачи. Мы умышленно искали человека, ранее не работавшего в этой сфере, так сказать, для свежести взгляда… Буду с вами откровенен: здесь уже давно все покрылось плесенью. Тут все, буквально все, нужно обновлять — от идей до людей. Дворец — морально мертв! Это кит, которого выкинуло на берег, и если его срочно не вернуть обратно в океан, он скоро сдохнет и засмердит. Но двум-трем, как говорит мой заместитель, хоронякам крайне сложно сдвинуть эту тушу, хотя придется… Мне нужна революция во Дворце! Вы понимаете меня?

— В самых общих чертах.

Может, от того, что в кабинете было зябко, а может, предвкушая, как я справлюсь с предстоящим испытанием, директор потер руки и улыбнулся.

— Хорошо, я уже составил мнение о вас и почти принял решение. Остался небольшой штришок — я приготовил одну маленькую, но решающую проверку. Готовы? За вашей спиной висят портреты неких людей. Назовите имена. Узнаете хотя бы пять из семи — место ваше.

Теперь уже невольно улыбнулся я: чудесное собеседование! Обернулся и увидел семь черно-белых фотографий под стеклом в рамках.

— Давайте попробуем.

Первый портрет был репродукцией рисунка эпохи Возрождения. Человек в капюшоне с лавровым венком на голове. Образ до боли знакомый, но, вероятно, от волнения я усложнил себе задачу, и в моей голове возникло сразу два имени: Данте и Петрарка. Если бы портрет был в профиль, то по горбатому носу я бы сразу узнал автора «Божественной комедии», но в анфас мне не казалось это столь очевидным. Поколебавшись немного, я все же сказал, указывая на портрет:

— Разумеется, это Данте.

— Так.

Следующим шел портрет Владимира Высоцкого с гитарой, что я и сказал.

— Блестяще, — с иронией произнес Горовиц.

Далее на двух портретах мужчины с сигаретой. На первом — человек в пальто с поднятым воротником держал сигарету во рту, а на втором — мужчина в очках слегка подпирал лицо рукой, а еще не прикуренная сигарета была зажата между пальцами. Оба слегка улыбались. Хотя это были разные улыбки: первая — с надеждой и безграничным доверием, вторая — с увлеченным интересом, но обе были отмечены теплотой. Мне определенно везло.

— Старина Камю и Иосиф Бродский.

— Браво!

А дальше был полный провал. Следующий портрет отбрасывал меня на несколько веков назад. Передо мной был пожилой человек эпохи Нового времени с бородкой и в маленькой, похожей на кардинальскую, шапочке. В голове мелькнула бредовая мысль про персонажей Дюма, но я все же решил уточнить:

— Я же правильно понимаю, что в этой галерее нет литературных героев?

— Абсолютно верно. Все это реальные люди.

Директор почувствовал мою заминку и теперь с большим азартом наблюдал за тем, как я буду выпутываться.

Мужчина на портрете был чем-то похож на Галилея, но у того я никогда не видел головного убора. «Да и зачем бы вдруг тут висел Галилей? — хотя, конечно, кто его знает. Нет, определенно это не он. А может, Декарт? Ну, нет…» — роилось в голове.

— Я не знаю.

Горовиц поднялся с кресла и начал прохаживаться по кабинету.

— О, это тот, без которого современная общеобразовательная школа не могла бы возникнуть. Сразу понятно, что вы не из школы. Хотя его система во многом устарела и активно критикуется сегодня, но она все еще живет. Великий человек, опередивший свое время, — Ян Амос Коменский собственной персоной.

— Без шансов, — признался я.

— Прошу дальше.

Следующий портрет также был мне не знаком. Пожилой мужчина, чем-то похожий на Фрейда, в очках и с интеллигентной бородкой, держал на руках девочку, укутанную платком.

— Я не знаю, кто это.

— Ну, подумайте.

— Нет. Не знаю.

— Как же так?.. Это же известное фото Януша Корчака, последовавшего за своими воспитанниками в газовую камеру.

Мне не было стыдно за неузнавание. Мало ли чего я не знаю, — есть что-то такое, что знаю я, но не знает он. Все относительно.

Последним был портрет крупного мужчины в плаще и кепке. У него тоже были борода и очки, но только он был уже из нашего времени. Что-то знакомое в лице… Актер, режиссер, писатель, ученый? Итальянец. Я не мог вспомнить его имя, но был уверен в национальности.

— Не сомневаюсь, что знаю его, — сказал, повернувшись к директору.

— Охотно верю.

Я изо всех сил напрягал свою память, но ничего конкретного на ум не приходило. Было лишь предчувствие, что этот человек мне знаком.

— Ну же! — дразнил меня Горовиц. — У вас нет права на ошибку. Имя.

— Умберто Эко.

Нет, я не узнал, а лишь среагировал на слово, которое сложилось у меня в название самого известного романа этого писателя — «Имя розы», который был прочитан взахлеб еще в студенческие годы. Позже я долго думал, была ли это подсказка или простое совпадение. В любом случае получилось хорошо и тонко. Правда, радость от выигрыша вскоре затмило другое — через несколько дней я узнал из новостей, что писатель умер. Вот теперь уже у меня не оставалось сомнений, что это была подсказка, но не со стороны Горовица, а другой — неведомой силы, что притянула меня сюда. Я кинулся перечитывать бестселлер, и мое буйное воображение уже сравнивало меня с Вильгельмом Баскервильским: я прибыл во Дворец, как он — в бенедектинский монастырь, чтобы разгадать важную тайну.