Метресса фаворита. Плеть государева
Шрифт:
– От чашечки кофе не отказался бы да и телятину съем, отчего ж не съесть? В общем, скажи, чтобы принесли что имеется, на твое усмотрение. Перекушу, умоюсь с дороги – да и за дело. Да и скажи моему человеку, чтобы вещи сюда принес.
Старик развернулся отдать приказ, но в дверях уже стояли юноша и девчонка, оба никак не старше пятнадцати лет. Девица ковырялась в носу. Ноги нового лакея были обуты в грязные лапти.
– Ну, слышали, что барин приказал, Александр Иванович! – продемонстрировал дворецкий чудеса памяти. – А ну, быстро! Дом этот строил Федор Иванович Демерцов, сам из крепостных князя Трубецкого [31] . Сын простого садовника, а на архитектора выучился. А потом, только ты уж не осерчай, батюшка, потом этот самый Федор Иванович вроде как хозяйскую дочку обрюхатил, а хозяин вместо того, чтобы запороть негодника, их поженил. Ее Лександрой [32] звали. И она приезжала, помню, красивая такая барынька. Федор Иванович и этот дом построил,
31
Князь Трубецкой Пётр Никитич (4 (15) августа 1724 – 12 (23) мая 1791 г.) – русский сенатор, литератор и библиофил из рода Трубецких, владелец усадьбы Нескучное.
32
Александра (176… —?) – с 1786 г. жена Фёдора Ивановича Демерцова, крепостного своего отца, получившего свободу в 1784 г., впоследствии известного архитектора.
33
Александр I Павлович (12 (23) декабря 1777 г., Санкт-Петербург – 19 ноября (1 декабря) 1825 г., Таганрог) – император и самодержец Всероссийский (с 12 (24) марта 1801 г.), протектор Мальтийского ордена (с 1801 г.), великий князь Финляндский (с 1809 г.), царь Польский (с 1815 г.), старший сын императора Павла I и Марии Фёдоровны. В официозной дореволюционной историографии именовался Благословенный.
34
Стасов Василий Петрович (24 июля [4 августа] 1769 г., Москва – 24 августа [5 сентября] 1848 г., Санкт-Петербург) – русский архитектор.
35
Мартос Иван Петрович (1754 – 5 (17) апреля 1835 г.) – выдающийся русский скульптор-монументалист.
Петрушка и Дуняшка, весело перешептываясь между собой, поставили на стол нарезанную, ломтями в ладонь шириной, холодную телятину, ветчину, блюдо с пирогами в виде лодок, а также огромную кружищу кофе. При виде которой бедный Псковитинов подумал было, что молва права, и каналья Аракчеев действительно шпионит за всем и за каждым, уж больно быстро его люди умудрились разведать привычки скрытного следователя. Кофе был его любимым напитком, и дома он действительно пил его чуть ли не бадьями. Но это дома, а не в гостях, тем более не в доме самого генерала Аракчеева!
– Дуняшка, что за посуда?! – возвысил голос Агафон.
– Какую нашла, дедушка, – еле слышно пролепетала девочка.
– Так спросить надо было, в голубом шкафчике сервиз стоит, чашечки крохотные, нешто за два дня не приметила? А ну, быстро замени эту сраматищу.
– Оставь ее. Пусть еще принесет в правильной чашке, а я теперь это выпью. Не сухомяткой же питаться, – быстро оправился от потрясения Псковитинов.
– Еще что-нибудь изволите, ваша милость? – Старик переминался с ноги на ногу, судя по всему, стоять ему было тяжко. Мимо, руководимый пронырливой Дуняшкой, кучер Ермолай нес тяжелый чемодан барина.
– А не подскажешь ли ты мне, Агафон, находится ли в услужении у графа кормилица его… – Он задумался, как бы мягче высказаться относительно байстрюка. – Как ее? Лукьянова.
– Аглайка-то, так как барчуку она стала без надобности, Анастасия Федоровна отправила ее за реку, в деревню Бабино, там у его сиятельства военное поселение организовано, комендантская рота. Прачкой или при кухне устроена. В прошлом месяце его сиятельство изволил шесть человек туда на порку гонять. Там у него специально обученные люди – мастера… Так, сказывали, видели там Лукьянову-то.
– Спасибо, Агафон, ты свободен, доктора Миллера пришли, если он, конечно, не занят графом.
Когда старик ушел, Александр Иванович отметил в своем блокнотике подозреваемых имя дворецкого Агафона. Собственно, он не верил, что немощный старец мог зарезать некогда уволившую его барыню, но факт, что после ее смерти и, главное, ареста всей прислуги он вернул себе место. Псковитинов представил себе старого, больного Агафона, живущего как обыкновенный приживала в доме родственников, которые, возможно, попрекали свалившегося им на голову старика куском хлеба. Кем был Агафон до своей отставки? Первым человеком в грузинском дворце! Его боялись, с ним советовались, он принимал
на службу, судил, рядил – в общем, был на своем месте, и место это считалось весьма завидным. А потом, из-за прихоти какой-то шалавы без роду, без племени…Несомненно, воцарение в доме бывшей крепостной не может не ранить нежные сердца прислуги. До того как Павел I [36] передал землю со всеми живущими на ней крестьянами Аракчееву, все здесь принадлежало светлейшему князю Александру Меньшикову [37] и его потомкам. При бывшей деревянной усадьбе, которую, должно быть, снес Демерцов, росли поколения домашних слуг, маленький ребенок поступал во служение в звание казачка, на подай-принеси, поваренка, помощника конюха, и постепенно, как это было и с Агафоном, постепенно поднимались по служебной лестнице. Для них вчерашняя крепостная девка в графской постели, может быть, и нормальное явление, но крепостная, ставшая домоправительницей, да еще и дворянкой!
36
Павел Петрович (20 сентября [1 октября] 1754 г., Летний дворец Елизаветы Петровны, Санкт-Петербург – 12 [24] марта 1801 г., Михайловский замок, Санкт-Петербург) – император Всероссийский с 6 (17) ноября 1796 г., Великий магистр мальтийского ордена, сын Петра III Фёдоровича и Екатерины II Алексеевны.
37
Граф (1702), князь (1705) Александр Данилович Меншиков (6 (16) ноября 1673 г., Москва, Русское царство – 12 (23) ноября 1729 г., Березов, Сибирская губерния, Российская империя) – русский государственный и военный деятель, ближайший сподвижник и фаворит Петра I, генерал-фельдмаршал (1709), первый генерал-губернатор Санкт-Петербурга (1703–1724 и 1725–1727), президент Военной коллегии (1719–1724 и 1726–1727). Единственный русский дворянин, получивший от русского монарха титул герцога («герцог Ижорский», 1707 г.).
Псковитинов занес себе в блокнот непременно выяснить, на каком-таком базаре Бухмейер приобрел Минкиной предков.
Итого выходило что, так или иначе, заинтересованы в смерти графской наложницы друзья и товарищи управляющего Синицына, имена которых Псковитинову предстояло выяснить. Бывшая жена, которую, возможно, несправедливо выбросили из дома, Дарья Константинова – у нее Минкина отобрала сына. Сначала утративший место, а затем вернувший его себе после смерти госпожи старый Агафон. Начало было положено, Александр Иванович с аппетитом прихлебывал дурно приготовленный кофе, заедая телятиной и пирогами. В дверь постучали, на пороге стоял доктор Миллер.
– Ну и жара, а попробуй я, к примеру, чуть расстегнуть мундир? Уверен, его сиятельство моментально позабудет про убийство, дабы отчитать меня, грешного, и отправить на гауптвахту. – Карл Павлович протирал лицо не первой свежести платком.
– Вас забрали с самой ревизии? – припомнил Псковитинов.
– Для нее так и разоделся. Думал, выслушаю, какие нарекания по медицинской части, и можно отдохнуть, а тут…
– Сочувствую, – ухмыльнулся следователь, жестом приглашая доктора присесть.
– Я ведь, доложу я вам, по природе своей совсем не военный человек. Для меня мундир, любой мундир – насилие над личностью. Кстати, вот вы, зная, что едете к его превосходительству, отчего не оделись по форме?
Псковитинов хмыкнул, вошедшая за доктором Дуняша поставила на стол кувшин холодного кваса и пару стаканов, каждый из которых она предварительно зачем-то вытерла кружевным фартуком, ее приятель нес крошечную чашку кофе.
– Не рекомендовал бы я вам кофе в такую жару, – покачал головой Миллер. – Ко всему прочему совершенно непонятно, как и из чего они его тут теперь готовят. Кухмейстер и его люди арестованы, а тех, что набрали…
Не дожидаясь нерасторопной прислуги, Псковитинов сам налил доктору кваса.
– Желаете осмотреть труп? – Миллер отхлебнул холодного напитка.
– А что делать? – Псковитинов подвинул доктору блюдо с пирогами. Но тот отказался.
– Только предупреждаю, я не судебный медик, с трупами, постольку-поскольку дело имел. Мои пациенты обычно обращаются с кашлем, лихорадкой или подагрой. Впрочем, если готовы, пойдемте.
Они поднялись, Псковитинов вытер губы вышитой салфеткой, машинально отмечая на ней две буквы «А» и «Ш» – Анастасия Шумская. Получается, что домоправительница снабжала своими инициалами салфетки в личных покоях его сиятельства. Характерная подробность.
Вместе они прошли по белой лестнице, застланной синеватым пушистым ковром, и свернули в сторону широкого зала, у дверей которого преспокойно сидел Жеребцов с «Еженедельником для охотников до лошадей» [38] в руках. При виде Псковитинова и Миллера он поспешно поднялся, оставив чтение.
– Для повторного осмотра трупа нам понадобятся, по крайней мере, два свидетеля и пара мужиков перенести тело, – не дожидаясь, когда губернатор снова начнет вопить, опередил его следователь. – Его сиятельство, должно быть, желает поскорее предать земле останки госпожи Шумской, так что лучше бы не задерживать. Вы могли бы пригласить сюда пару офицеров из ревизионной комиссии? И еще кто-то должен вести протокол осмотра.
38
Еженедельник для охотников до лошадей издавался в Москве в 1823 г. П. Цорном. В следующем году издание продолжалось под заглавием: «Записки и т. д.». Это первое издание в России, посвященное конному спорту.