Метромания
Шрифт:
Симонян пристально посмотрел на Макса:
– А почему вы решили, что здесь я живу не по-человечески? И кого вы называете отребьем и отродьем? Вот вам вырезка… – Симонян пошуршал в лежавшей на столе кипе бумаг и, найдя нужную, положил на ближний к Кривцову край, – из «Российской газеты».
В Москве примерно сто тысяч бездомных. У десяти процентов – высшее образование, у двадцати – среднее специальное. Среди бродяг поневоле есть даже люди с учеными степенями. Кстати, такое наблюдается только в России. В США и странах Евросоюза бездомных тоже в достатке, но они в подавляющем своем большинстве неграмотные. Я пытался вести свою статистику,
Макс смешался:
– Извините меня за случайно оброненные слова. Просто что-то накатило. Я пойду?
Сказано все это было безупречно вежливым, извиняющимся тоном.
– Конечно, идите, – мягко разрешил Симонян. – Нервное напряжение лучше всего снимать сном. Не сочтите за пустой комплимент: вы держитесь молодцом. Не каждый бы смог…
Отстранение
Шаховский мобильный запел в шестом часу вечера. Увидев на экранчике надпись «Номер не определен», Андрей покрылся холодным потом: а вдруг в милиции каким-то образом выяснили личность звонившего вчера «доброжелателя» и теперь решили вызвать его на подробный разговор?
Звонил Витек. Говорил коротко и сухо, будто читал телеграмму:
– Меня отстранили от работы. Ведется служебное расследование. Кто-то стукнул, что я друг Макса и могу знать, где он скрывается. Так что теперь через меня – никаких контактов. Скорей всего, за мной будут следить, а телефоны поставят на прослушку. Если уже не поставили. Мне не звони. Сам буду звонить из автоматов, и только в случае крайней необходимости. Если, например, узнаю что-то важное.
Едва Шахов нажал «Отбой», как телефон снова заиграл. На экране опять незнакомый номер. Только на сей раз голос был женский:
– Андрей, это Людмила. Людмила Романовна, мама Макса. Андрей, что случилось? Мы сегодня вернулись из отпуска, а соседи говорят, несколько раз милиция приходила. Всех расспрашивали, не появлялся ли Максим. Звоню на сотовый – недоступен. Домашний не отвечает. Послала туда Георгия с ключами, а сама места не нахожу. Тебе несколько раз звонила… Что у вас тут стряслось? Что с Максом?
– В общем… Вы только не пугайтесь… Он…
– Ну что ты мямлишь? Говори! – В голосе мадам Кривцовой прорезались привычные металлические нотки.
И Андрей решил не миндальничать.
– Его обвиняют в убийстве, и он в бегах.
– Что?! Ты в своем уме?
– В своем.
Ответ прозвучал жестко и даже мстительно, но Андрей почувствовал это слишком поздно. После недолгой паузы Людмила Романовна подозрительно спросила:
– Почему ты так отвечаешь?
– Как? – Теперь Шахов попытался придать голосу всю возможную мягкость и сострадание.
– Так, – не стала конкретизировать Кривцова. – Я звонила отцу Максима, он сказал, что разговор не телефонный, предложил встретиться через час. Только я думаю, толку от встречи будет чуть. Кривцов никогда особенно не интересовался делами сына.
«Села на любимого конька!» – только успел подумать Шахов, как вдруг услышал то, что заставило его напрячься:
– Я уверена, ты знаешь гораздо больше. И ты должен ему помочь,
что бы там между вами ни произошло.– А что между нами произошло? – изобразил удивление Шахов и почувствовал, как пальцы, держащие трубку, непроизвольно сжались.
– Я имею в виду Катерину.
Мадам Кривцова, не признающая недоговоренностей и не терпящая, как она выражается, экивоков, была в своем репертуаре:
– Ты можешь сейчас к нам приехать?
– К кому? – уточнил Андрей, хотя было понятно, что Людмила имеет в виду квартиру, где живет с молодым любовником.
– Ладно, я сама к тебе приеду. Говори куда!
Андрей назвал кафешку неподалеку от своего офиса и сказал, что будет там через сорок минут.
Людмила приехала с Георгием. Шахов отметил, что тот чем-то неуловимо похож на Макса. Наверное, манерой держаться, спокойной уверенностью. А еще лоском.
Людмила их друг другу не представила. Георгий первым протянул руку и назвал себя. Нетерпеливо бросив спутнику: «Закажи что-нибудь попить», мадам Кривцова посмотрела на Андрея:
– Ну?
Шахов принялся рассказывать все с самого начала – с той минуты, когда Макс влетел к нему утром со странными снимками.
– Ты по сути можешь?! – досадливо поморщилась Людмила. – Где он сейчас? Что за обвинение?
На второй вопрос Шахов ответил подробно, а на первый ограничился одной фразой:
– В надежном месте.
– В каком надежном месте? – уточнила мадам Кривцова тоном, которым, наверное, разговаривала с особо тупыми подчиненными. Андрей на мгновение замешкался:
– В самом надежном.
Его нежелание вдаваться в подробности Людмила растолковала по-своему. Едва повернув голову в сторону любовника, бросила:
– Георгий, оставь нас ненадолго.
Тот даже сначала не понял. Его выставляют? Изумление сменилось негодованием. Лицо налилось багровой краской. Георгий резко встал, почти вскочил. Кованый стул с плетеным сиденьем отлетел в сторону.
Мадам Кривцова на столь бурную реакцию любовника не обратила внимания.
– Он под землей. Ну, то есть в подземелье. Под Москвой целый город – он сейчас там прячется.
– Один? – В голосе Кривцовой прозвучал ужас.
Для Андрея это было удивительно – ему казалось, что Людмила Романовна всегда и при любых обстоятельствах контролирует свои эмоции.
– Ну почему один? Там много людей живет, большинство – постоянно.
– Ты хочешь сказать, Макс сейчас среди бомжей? Среди наркоманов, готовых за дозу маму родную зарезать?
– Вы еще про крыс-мутантов забыли и своры собак-людоедов, – поерничал Андрей и тут же об этом пожалел.
Лицо мадам Кривцовой в одно мгновение приобрело сероватый оттенок разведенного мела, губы задрожали. Шахову показалось, что женщина вот-вот упадет в обморок.
Он подскочил со стула и опустился перед ней на корточки:
– Ну что вы, теть Люд, с ним все в порядке. Правда. Я сам там был и ничего ужасного не заметил.
– Ты там был? – недоверчиво взглянула на друга сына Людмила.
– Два раза. Первый – когда Макса провожал. И позавчера, когда лекарства относил.
– Лекарства?! Он заболел?
– Нет, совсем наоборот. Он там всех лечит.
– Это он тебе так сказал? А от чего лекарства?
– От туберкулеза, кажется.
– От туберкулеза… – повторила мадам Кривцова, глядя перед собой стеклянными глазами. – От туберкулеза. Он тебя обманул. Эти лекарства для него. Когда, говоришь, ты его в последний раз видел?