Мэйфейрские ведьмы
Шрифт:
Эти предания сейчас пересказываются легко, часто с юмором либо с удивлением и любопытством, но большинство потомков, с которыми Таламаска иногда контактирует, на самом деле имеют весьма слабое представление об истории своей семьи. Они даже не могут назвать имена «ведьм». Им ничего не известно о Сюзанне или Деборе, хотя такие фразы, как «Наших предков в Европе сожгли на костре» или «За нами тянется длинный шлейф истории колдовства», нередко произносятся едва ли не с гордостью. Мало что знают они и о законе наследования – кроме, пожалуй, того, что всем состоянием владеет одна-единственная преемница, назначаемая в каждом следующем поколении, и ее имени.
Однако те, кто живет в Новом Орлеане и поблизости от него, значительно более осведомлены о семье родоначальницы. Они посещают похороны и поминки и, как мы увидим в дальнейшем, довольно часто встречались друг с другом на приемах, устраиваемых
В беседах Мэйфейров часто и как нечто само собой разумеющееся фигурируют привидения, «телефонные звонки от мертвых», экстрасенсорные предвидения, телекинез. Мэйфейры, практически ничего не знающие о семье из Нового Орлеана, по меньшей мере раз десять упомянуты в различных опубликованных историях, связанных с привидениями. Трое из Мэйфейров, состоящих в дальнем родстве, проявили недюжинные способности. Но нет никаких свидетельств, что они понимали природу этих способностей или использовали их с определенной целью. Насколько нам известно, они не имеют никакого отношения к ведьмам, семейному наследию, фамильному изумруду или Лэшеру.
Поговаривают, что все Мэйфейры «чувствуют», когда приходит смертный час главной наследницы.
Потомки семьи Мэйфейров боятся Карлотты Мэйфейр, которая опекает Дейрдре Мэйфейр, наследницу в нынешнем поколении, и называют ее «ведьмой», но в данном случае это слово скорее служит разговорным определением неприятной женщины, нежели намекает на связь с чем-то сверхъестественным.
Если вернуться к началу восемнадцатого века, то отличительными чертами, характеризующими семейство в этот период, безусловно являлись власть, успех, богатство, долголетие и прочные родственные связи. И ведьмы в этот период действовали весьма успешно. Можно с определенной долей уверенности предположить, что они обладали полной властью над Лэшером и использовали его в своих интересах. И все же мы наверняка не знаем, так ли это. Однако у нас нет доказательств обратного. Равно как нет и свидетельств публичных появлений Лэшера либо трагедий внутри семьи.
Несчастные случаи, происходившие с врагами семейства, неуклонное накопление драгоценностей и золота, бесчисленные рассказы рабов о всесилии и непогрешимости их хозяек – вот, пожалуй, и все доказательства возможного вмешательства сверхъестественных сил в жизнь семьи, но ни одно из них нельзя назвать неоспоримым.
Конечно, пристальное наблюдение опытных агентов могло бы дать совершенно иную картину.
За несколько дней до революции на Гаити (единственного успешного восстания рабов за всю историю) собственные рабы предупредили Мари-Клодетт о том, что ей и ее семье грозит смерть. Тогда она вместе с детьми, братом Лестаном, его женой и детьми, а также дядей Морисом с двумя сыновьями, их женами и детьми без особых затруднений покинула остров, захватив с собой поразительное количество вещей – из Мэй-Фейр в ближайший порт отправился целый караван повозок. Около пятидесяти личных рабов Мари-Клодетт, половина из которых были полукровками, а многие, несомненно, отпрысками мэйфейрских мужчин, уехали вместе с семьей в Луизиану. Можно с уверенностью сказать, что в багаже беглецов было немало книг и рукописей, поскольку впоследствии некоторые из них довелось видеть и читать другим людям.
К тому времени у Таламаски уже имелись свои контакты в Луизиане. В Новом Орлеане ордену довелось расследовать два весьма интересных дела, связанных с появлением привидений, и по ним работал один из наших агентов. Другому агенту Таламаски довелось побывать в этом городе проездом. Вот почему новые сведения о Мэйфейрских ведьмах мы стали получать едва ли не с первого дня пребывания там семейства.
Существовала и иная причина роста количества информации: Мэйфейры стали более «доступны для наблюдения». Вырванный из привычной изоляции на Сан-Доминго и лишенный почти феодальной власти колониальный семейный клан вынужден был привыкать к новому укладу жизни и налаживать связи с великим множеством людей: купцами, священниками, работорговцами, брокерами, разного рода чиновниками… А богатство Мэйфейров и их, так сказать, внезапное появление на сцене, естественно, вызывали ответное любопытство.
Поток самых разнообразных слухов и домыслов, возникший едва ли не с первого часа прибытия семейства в Америку, с течением времени только усиливался.
Изменения, произошедшие в девятнадцатом
веке, также неизбежно способствовали увеличению объема информации. Рост выпуска газет и других периодических изданий, составление подробных отчетов, изобретение фотографии – все это облегчило создание подробной истории семьи Мэйфейров.Новый Орлеан рос и превращался в многолюдный и процветающий порт, что создавало прекрасные условия для нашей работы, позволяя опрашивать десятки людей, не привлекая при этом излишнего внимания.
Поэтому, продолжая изучение истории Мэйфейров, следует помнить одно: впечатление, что в девятнадцатом веке семейство сильно изменилось, вполне может быть обманчивым и объясняться лишь тем, что наши методы исследования стали другими. Мы получили возможность больше узнавать о том, что происходит за закрытыми дверями.
Иными словами, имей мы более подробную информацию о периоде жизни на Сан-Доминго, возможно, удалось бы проследить более тесные связи и преемственность поколений. Однако это остается лишь предположением.
Как бы то ни было, ведьмы девятнадцатого века – за исключением Мэри-Бет Мэйфейр, которая родилась только в 1872 году, – кажутся гораздо слабее, чем их предшественницы, главенствовавшие в семействе на Сан-Доминго. А закат власти Мэйфейрских ведьм, ставший столь очевидным в двадцатом веке, начался, судя по обрывочным сведениям, еще до Гражданской войны. Но, как мы увидим в дальнейшем, общая картина гораздо сложнее.
Менялось время, менялось отношение к людям, что, вполне вероятно, тоже сыграло немаловажную роль в процессе ослабления могущества ведьм. По мере того как семейство постепенно утрачивало свой аристократизм и феодальную власть, становясь все более «цивилизованным», «буржуазным», его члены все больше запутывались в вопросах, относящихся к их наследию и способностям, и становились более замкнутыми. И хотя бывшие плантаторы, поселившиеся в Луизиане, называли себя аристократией, никакого отношения к аристократии в европейском понимании этого слова они, разумеется, не имели; по воспитанию и образованию они скорее относились к тому классу, который мы теперь называем «средним».
«Современная психиатрия», по-видимому, также сыграла роль в том, что Мэйфейрские ведьмы зашли в тупик и замкнулись в себе, однако более подробно речь об этом пойдет в повествовании о событиях двадцатого века.
Впрочем, мы можем лишь рассуждать и строить догадки. Даже когда в двадцатом веке орден установил непосредственный контакт с Мэйфеирскими ведьмами, узнать о них удалось слишком мало.
С учетом всего вышеизложенного…
По прибытии в Новый Орлеан Мари-Клодетт поселила все семейство в просторном доме на Рю-Дюмейн и тут же приобрела огромную плантацию на Ривербенде, к югу от города, где выстроила особняк, по величине и роскоши превосходящий тот, которым семья владела на Сан-Доминго. Плантация получила название «Ля Виктуар на Ривербенде», а позже ее просто называли «Ривербенд». В 1896 году плантацию размыло рекой, однако большая часть земли в этом месте до сих пор остается собственностью Мэйфейров, и в настоящее время там построен нефтеочистительный завод.
Морис Мэйфейр, дядя Мари-Клодетт, прожил на этой плантации всю жизнь, но его двое сыновей приобрели примыкающие участки земли, куда и перебрались, не теряя, однако, связи с семьей Мари-Клодетт. Несколько прямых потомков этих мужчин оставались на приобретенной земле вплоть до 1890 года, многие другие переехали в Новый Орлеан и стали составной частью все увеличивающегося числа «кузенов», которые на протяжении следующего столетия играли активную роль в жизни Мэйфейров.
Существует множество опубликованных рисунков особняка Мари-Клодетт и даже несколько фотографий в старинных книгах, которые теперь не переиздаются. Огромный даже для того времени дом был выстроен в простом колониальном стиле, предвосхищавшем пресловутый стиль греческого возрождения, с круглыми колоннами, покатой крышей и галереями, просторным нижним этажом и высокой мансардой. Внешне он очень напоминал дом на Сан-Доминго. Внутри коридоры разделяли особняк с севера на юг и с запада на восток.
Кроме того, на плантации были построены два больших флигеля, где жили мужчины, принадлежавшие к членам семьи и тоже носившие фамилию Мэйфейр, включая овдовевшего Лестана и его четверых сыновей. (Морис всегда жил в главном особняке.)
Мари-Клодетт вела дела в Луизиане столь же успешно, как и на Сан-Доминго. Она по-прежнему занималась сахарным тростником, однако отказалась от выращивания кофе и табака. Она приобрела небольшие земельные участки для каждого из сыновей Лестана и всегда щедро одаривала собственных детей и внуков.