Между двумя мирами

— Ты надругался над графиней Ожельской, наплевав на гостеприимство, которое было оказано ее родителем королем Августом.

— Да? — я присвистнул. Старо как мир, и так же пошло. Интересно, сколько на самом деле мужиков купилось на эти жуткие подробности? Но графиня молодец. Сумела вычислить меня, и понять, кто увел ее милую переписку с Фридрихом-Вильгельмом. — «Имя, сестра, имя!» — воскликнул я патетично, вытянув перед собой руку. — Да на этой шлюшке клейма негде поставить, — я скривился. — Она поди счет мужикам, с которыми постель делила, давным-давно потеряла.

— Даже, если так, тебе она сказала «нет», но ты все равно взял ее силой…

— Ну, допустим, — я скрестил руки на груди. — И что с того? Это только меня, ее и Августа касается. Ты-то здесь при чем? — у парня произошел разрыв шаблонов и он затормозил. Ну, понятно, думал, что я буду отпираться, доказывать свою невиновность… А оно мне надо? У меня англичане мины портят, а я в каждую, считай душу вложил. И ведь, гады такие, даже не дождались, когда тормознутый Фредрик мне войну объявит. Зачем я вообще на этого повернутого время трачу? Что хочу узнать? Очаков тем временем хлопал глазами, пытаясь понять, что у него спросили. — Так при чем здесь ты? Каким образом «поруганная честь» этой потаскухи стала зависеть от какого-то подпоручика? Заметь, мне даже не интересно, где вы вообще встретились и что она тебе дала, чтобы заслужить такую преданность и готовность отомстить за нее.

Дверь открылась, и Митька подошел ко мне, зашептав в ухо последнюю добытую информацию. Сначала у меня приподнялись брови, а затем я сжал кулаки и, развернувшись, ударил по столу. Вот теперь все встало на свои места.

— Государь, Петр Алексеевич, а с этим, что прикажешь делать? — Митька отступил на шаг назад и кивнул на Очакова.

— Повесить, — коротко приказал я, и вышел из комнаты. Нужно подняться повыше, чтобы было лучше видно, что сейчас творится в море. Отворив окно на чердаке, покосившись на, тенью следовавшего за мной, гвардейца, я припал к трубе, чтобы не пропустить ни секунды из разворачивающегося действа. Первые минуты я не мог думать ни о чем другом, кроме как о графине Ожельской и ее роли во всей этой истории. Про Очакова я старался не думать. Митька сообщил мне, что это и был тот самый гонец, который трех лошадей загнал, но принес наполовину ложные приказы полкам, которые сейчас Курляндию караулили. Бумаги, переданные ныне покойным командующим, несли в себе конкретный приказ выдвигаться в сторону Митавы. Лошадей было жалко, которых загнал этот придурок, которого вытащили с пирса, где он ошивался с украденной колбой «греческого огня», пытаясь сжечь первую подлодку Перта Великого — потаенное судно «Морель». Там же он и был бит, и оттуда переправлен ко мне. Отраву моим людям подсыпал сам хозяин дома, где они все-таки ужинали. Гислау отравился вместе с ними намеренно, чтобы с него не спросили по всей строгости. Настоящим патриотом он был, берег свою страну от русских варваров, чтоб этого чухонца черти самым извращенным способом поджаривали. Не известно было только, кто его вообще надоумил.

Ушаков все выяснил быстро и уехал, прихватив с собой Аннушку. Бирон остался в Митаве под домашним арестом, а Остерман приступил к обязанностям временного губернатора теперь уже бывшего герцогства.

Но как же гадко на душе. Словно в дерьме искупался. Добро пожаловать, Петруша, в Большую клоаку под названием «Международная политика». И ведь что-то мне говорит о том, что это только начало. Но Август напросился. Даже, если сам ни сном, ни духом. Дочурку лучше надо было держать, и не было бы таких потрясений. Вот только графиня мне слишком умной не показалась, а всю эту схему явно кто-то очень умный замутил. Но ничего, я выясню, кто этот серый кардинал, потому что люди, обладающие подобным размахом, очень редко могут оставаться в тени, так что я его вычислю. А пока мне жизненно важно эту морскую баталию не проиграть.

* * *

Эдвард Вернон стоял на капитанском мостике флагмана флотилии «Принцессе морей» и рассматривал в трубу едва виднеющиеся в туманной дымке стены крепости, ощетинившиеся пушками.

— Не понимаю, а где флот? — задал он вопрос стоящему рядом с ним помощнику. Ораел Сноул пожал плечами.

— Подозреваю, что то, что осталось от флота русских, мы даже не увидим, сэр. Они наверняка уже сбежали и сейчас держат курс прямиком на Северный океан.

— Да, похоже на то, — Вернон кивнул, и снова приник к трубе. — Не нравятся мне эти пушки, — проговорил он, разглядывая береговую линию, насколько ему позволяло разрешение трубы. — Не хочу терять корабли из-за пушек этого обреченного форта. Вот что, подходим ближе и пока организуем блокаду. Время у нас еще есть…

Помощник Сноул так и не услышал, что же хотел ему сказать адмирал Вернон, потому что того прервал буквально на полуслове, прогремевший по левому борту взрыв. Корабль качнуло так сильно, что он практически лег на бок. Кто-то из матросов не сумел удержаться на палубе и с криком покатился вниз, а хлынувшая через наклоненный борт волна, подхватила свою добычу, унося в холодную пучину Балтийского моря.

— Дьявол вас подери! — Вернон с трудом удержался на мостике, едва не повторив участь несчастного матроса. — Осьминога вам всем в глотку, и чтобы вышел через зад живым! Что это такое? Пушки не могут стрелять так далеко! Это явно не из крепости подарок!

Корабль медленно принимал нормальное положение, и Вернон с помощником смогли увидеть, как шлюп «Трезубец» медленно погружается под воду, а на его борту даже без трубы было видно огромную пробоину как раз на ватерлинии. А еще корабль горел. Он горел даже там, где гореть не должен был — в воде.

— Греческий огонь, они применили греческий огонь, — Сноул смотрел на выбивающееся прямо из-под воды пламя как завороженный. — Но как? Его секрет был утерян еще во время второго крестового похода.

Бу-у-у-м! Странность заключалась в том, что здесь вблизи взрывов звук бы глуше, зато образующиеся волны захлестывали корабли, притягивая их друг к другу. Еще один матрос полетел за борт с дикими воплями. Два шлюпа, находящихся впереди флагмана столкнулись бортами, а затем раздался очередной взрыв, и жаркое, не гаснущее в воде пламя греческого огня весело заплясало на деревянной обшивке кораблей, быстро добираясь до мачт и парусов, медленно, но верно направляясь туда, где стояли бочонки с порохом.

Первым неясные тени в воде увидел впередсмотрящий линкора «Стремительный». Замахав руками и заорав, он привлек к ним внимание своего капитана, а тот уже сумел донести весть до Вернона, правда, для этого пришлось спустить на воду шлюпку. Слишком необычные предметы плавали за бортами на подступах к крепости, чтобы можно было передать новость о них с помощью сигнальных флажков.

— Нечто подобное Корнелиус Дреббель предложил Карлу первому во время очередной войны с этими пожирателями лягушек, — Верное смотрел через трубу в темные воды, разглядывая странные круглые силуэты. — Он назвал их плавающими хлопушками, но для того, чтобы они «хлопнули», нужна была веревка, а столь длинной веревки здесь протянуть невозможно!

— Здесь нет веревок. Русский царь сумел обойтись без них! — его слова потонули в грохоте раздавшегося взрыва, греческий огонь все-таки добрался до пороха на одном из шлюпов.

— Разворачиваемся и отходим! — Впервые в голосе Старого Грога, как за глаза называли адмирала Вернона за странную преданность именно этому виду китайской ткани, из которой была пошита абсолютно вся его одежда, прозвучала откровенная паника. Он на самом деле мало чего боялся в этой жизни, но именно здесь в этих водах этого чертового моря, которое практически сразу устроило славным английским морякам веселую жизнь, проверив из на прочность весьма неудобным штормом, нет, не слишком сильным, а именно неудобным, из-за ветра, который, казалось, дул сразу со всех сторон, Эдвард Вернон почувствовал чувство близкое к панике, отдающее нигилизмом. Словно море шепнуло просоленному различными морями и океанами морскому волку, что не отпустит его из своих объятий. Самое поганое заключалось в том, что те же союзнички — шведы, их извечные противники датчане, да и эти русские, чувствовали себя в этих водах вполне комфортно. Если бы шведы еще не умудрились в прошлой войне с русскими почти весь свой флот потерять, а так король Фредрик только виновато плечами пожал и сказал, что не даст Вернону ни одного корабля, потому что не сможет тогда от датчан защититься. Как будто ему Эдварду Вернону есть какое-то дело до того, как шведы будут защищаться от датчан.

Вернон напряженно смотрел вперед, когда флагман совершал довольно сложный маневр, разворачиваясь в довольно узком пространстве, остальные корабли флотилии ждали, когда линкор завершит маневр. Фрегату «Королевская милость» даже пришлось подвинуться, чтобы дать флагману место. Раздавшийся взрыв быстро дал понять, что не стоило этого делать и приближаться к смертоносным теням, поджидающим свои жертвы в толще воды. К счастью, фрегат лишь краем борта задел мину, и вскочившим на ноги морякам удалось сбросить пламя в море, где оно весело горело, покачиваясь на волнах, вызывая тем самым священный ужас у простых матросов.