Между небом и землей
Шрифт:
*
— Мне не нужны соболезнования, не переношу жалости…
Эти слова не были новостью для него, Северус знал, что характер Анны не примет успокаивающих жестов и слов, пусть это и было жизненной необходимостью. Её слова не принесли ему раздражения, не унизили достоинства. Он бы ушел, но она всё еще не отпускала его рубашку, и он не хотел, чтобы она ее отпускала. Северус не мог уйти, оставить Анну еще в большей печали, не понимал, как может помочь её боли и не знал, чем всё это кончится. Это странное чувство, желание уберечь, отгородить от беды, желание утирать её слезы… Как могло произойти подобное? Он чувствовал себя на грани срыва, эти чувства ворвались в него, словно психическое расстройство, разрушая нервную систему. Эта девушка завладела им, околдовала,
Что делать? Обернуться? Поговорить… Он знал, что слова: «Не прикасайся ко мне» — были адресованы вовсе не ему, но почему-то Северус попытался уйти. Глупость за глупостью… Внезапно он ощутил её тепло, руки девушки сомкнулись на его груди, голова легла на плечо. От неожиданности он дернулся. Жар её тела согревал его озлобленную душу, не причинял боли, успокаивал. Но сердце решило иначе, пульс, вопреки всему, участился, и Анна чувствовала это сквозь рубашку. Неудобство, растерянность? Нет, не для холодного разума Северуса Снейпа. Там, в подземельях он слышал, как Анна вызывала силу воды и, в порыве охватывающей ее стихии, сказала, что любит его… Именно эта сила взорвала защиту их клеток, Северус думал, что он встретит смерть в объятиях холода, но волна мерзлоты просто обогнула его и не тронула совсем… Возможно ли это? Возможно ли, что та любовь, которую Анна испытывала, то чувство, вызывающее смертельный холод, оно каким-то образом спасло его… И почему сила любви такая холодная?
— Я не могу …
— Замолчи, — перебила Анна. — Позволь мне хоть минуту посидеть вот так.
И она еще крепче сжала его в объятиях. И Северус промолчал, отдаваясь этому времени в ее руках, заталкивая все протесты глубоко в сознание, забивая их гвоздями, желая просидеть вот так вечность. К чему возражать? Нет, он не мог… Но долго его совесть не могла выдержать.
— Лили…
— Я знаю, ничего не говори, прошу тебя, я всё знаю, Северус, — её голос дрожал. — И я не собираюсь вырывать её из твоего сердца, просто позволь быть тебе хотя бы другом.
— Ты слишком сильно на неё похожа… — негромко проговорил он.
Руки Анны дрогнули на его груди и, ослабляя хватку, опустились к животу. Она не понимала, какие могут быть сходства.
— Раньше я видел в тебе лишь её, — собравшись с мыслями продолжил он.
*
Мои руки невольно соскользнули, ослабли в порыве шока, наступившего от его слов. Неужели Северус настолько жесток, что сейчас говорит это всё? Нет, он хочет сказать правду открыться, и пускай мне будет больно, зато ему станет легче на душе.
Он повернулся, боль проступила сквозь вечно ледяную маску. Угнетение, тоска… Я теперь чувствовала, что он действительно видит во мне лишь её… Наши глаза встретились, и это заставило его сделать большую паузу. Визуальный контакт принес неуверенность.
— Я должен извиниться за тот вечер, вернее я должен был извиниться уже давно…
Сказать, что моя душа открыла новую рану, уничтожила часть рассудка, превращая каждую мысль в полоумие — ничего не сказать. И пускай я знала это всё заранее, но услышать это лично оказалось труднее, чем я себе представляла. Реакция? Никакой, моё тело отказывалось подчиняться, я сидела, поджав под себя ноги, и смотрела в его глаза, хотя, возможно, должна была скрыть взгляд, но этого не произошло. Я старалась игнорировать его слова, допуская их только к разуму, но невольно потоки информации просачивались в самую душу.
— Я знаю… — прошептала я, всё еще держа прямой взгляд.
Его веки немного дрогнули, нет, он, конечно, знал о моей как всегда излишней проинформированности, но чтобы мои познания были настолько глубоки…
— Как давно?
— С тех пор, как оказалась в доме твоих родителей, и хоть я не знала кто на фотографии…
В его глазах я увидела замешательство, он всё равно не понимал, как я могла связать концы с концами, выстроить в логическую цепочку. Снейп ждал ответа.
— Когда я лечу человека, уже безнадежного, и душа ускользает… Я попадаю в тоннель, связывающий мир живых и мир мертвых, — наконец переведя взгляд на свои руки, сказала я. — Я пыталась выхватить твою душу из лап смерти, но она не хотела возвращаться, я всегда чувствовала,
что ты хочешь умереть….И снова непонимающий взгляд, конечно, для него было новой информацией то, что я умею выходить за пределы известного человечеству, но причем же здесь Лили?
— Когда потеряла надежду вернуть душу в твоё тело, слова… — я запнулась, но с уверенностью продолжила: — Ты нужен мне, вырвались из сознания, я развернулась и поплелась в сторону мира живых. Прости, я не хотела лезть тебе в душу… — я даже не поняла, что эти слова могли прозвучать буквально.
*
Глаза его выражали полнейший ужас, нет, этого не может быть… Так это был не сон, ангелом, вернувшим его на землю, была Анна. Следующим её словам он уже не удивился, он ясно помнил, как назвал ангела именем Лили… Это имя подсказало подсознание, в тот момент, когда он не мог контролировать свои чувства… Анна не смотрела ему в глаза, она пронесла эту боль с собой, знала, почему он ненавидит Гарри Поттера. Он ненавидит его за то, что, глядя в зеленые глаза мальчика, он видит Лили, и чувство вины вспыхивает с новой силой. Как подло он обошелся с самой Анной, он заставил ее пойти против собственной воли, против любви к Сириусу, склонил к неправомерному прелюбодеянию. В очередной раз Северус убедился, какой же все-таки он монстр. Простое «извини» — это лишь слово, несопоставимое с его деяниями. Но почему она любит его? Как можно любить своего мучителя, принявшего участие в избиении юной души? Не достоин…
Её хрупкое тело сжалось в болезненный комок, и новая слеза несправедливости капнула на покрывало. Северус не имел права прикасаться к ней, но почему-то порывисто прижал её к себе, дрожащую как осиновый лист. Всё что движет его глупым сознанием — это всплески эмоций, приносящих Анне новую боль.
— Я больше не вижу в тебе её… — едва различимо произнес Северус, прижимая девушку всё крепче.
Её сердце билось неровно, она захлебывалась воздухом. Бесшумная истерика охватила её измученную душу.
*
Эти слова должны были успокоить, но вызвали новый приступ боли, не достаточно ли на сегодня? Не достаточно ли на всю оставшуюся жизнь? Не хочу быть бессмертной, если выживу… Эта жизнь не для меня… Он больше не видит во мне Лили… Что? Только сейчас в голову врезались эти слова, он отступил от нее. Его теплые объятия, они так болезненно приятны, так просты. Северус скинул свою безжизненную маску, перестал быть злобным преподавателем, он ломал свои собственные барьеры, стирал границы вседозволенного.
Его рука вновь гладила мои волосы, так аккуратно, бережно… На что это было похоже? Не знаю, это было похоже на частичку того самого счастья, о котором я так долго мечтала, и теперь не могу принять. Ощущение, что это всего лишь обман, быть может, какая-то сверхреальная иллюзия, поглотило моё сознание.
*
Зачем он это сделал? Он буквально признался ей в чувствах, которые так долго отталкивал, прикрываясь ненавистью, уничтожая подобное на корню. Северус не мог поверить, что обнимает Анну — девушку, которая стала вдруг смыслом его жизни. Как долго он мог еще сопротивляться, принося и ей и себе боль? Конец всему… Переступить через себя, через предрассудки и вину прошлого оказалось не так сложно. Словно вдохнул полной грудью впервые за семнадцать лет, да что там, за всю свою никчемную жизнь! Боль постепенно отступала, Анна стала для него обезболивающим. Она дала ему новую жизнь, и пускай он не знал, за что судьба преподнесла ему этот совершенный подарок, он больше был не в силах сопротивляться её любви, и своей…
— Прости… — прошептали его губы.
И пускай он не знал, почему говорит это, быть может, это слово было адресовано вовсе не Анне, а Лили. Оно стало паролем в новую жизнь, оружием разрушения его прошлого… Северус отпустил её… Он не имел права отказываться от чувства вины за смерть Лили, он просто освободил своё сердце для девушки, в которой сейчас нуждался, от которой зависел… Её тело всё еще сотрясала неконтролируемая дрожь. Не зная, что делает, он поднял лицо Анны и поцеловал в лоб, она взглянула на него с недоверием, но с нежностью. Она приходила в себя после трудного утра, ее дыхание выравнивалось, как и пульс.