Между прочим

Пусть Зойка идёт своей дорогой, пусть ловит в интимные сети бесконечных воздыхателей. Каждому своё.

“Была любовь. Была сомнений смута. Надежды были. Молодость была, да, молодость была, но почему-то она большого счастья не дала”.

Когда-то он эти эмоции уже переживал, где-то слышал, как страдают обманутые супруги.

Ирина никогда не обмолвилась нелестным словом о муже, чего нельзя сказать про него. Открылся, выплеснул душу до донышка. Каждое сомнение и обиду расчертил цветной тушью: бедный, несчастный, заброшенный.

Пожалеть!

Ирина приютила, приласкала, открылась.

На перроне (она провожала его, полная надежд) стояла невзрачная, постаревшая неожиданно женщина без следов искусственного омоложения: простоволосая, одетая как большинство аборигенов — чистенько, но однотонно, мешковато. Внешне она была счастлива, но чутьё подсказывало: эта связь была несерьёзным увлечением: казус курортника, временное помутнение рассудка: никто не узнает о том, какие страсти едва не породили девятый вал.

Виталий на полном серьёзе (сам в это верил) обещал вернуться.

Он жил позитивными образами, которые генерировала Ирина, но был слишком слаб, чтобы жить всерьёз, когда её не окажется рядом.

Как же Виталию было плохо.

Каждому, кто знаком с понятием катарсиса (нравственного и духовного очищения в результате перенесённого страдания), известны реалии этого удивительного состояния: отречение от всего, что мешает счастью здесь и сейчас.

Сравнение той и этой женщин, как бы ни было хорошо и уютно вчера, оказалось не в пользу Ирины. Она — лишь гомеопатическое лекарство, малюсенькая молекула действующего вещества в необозримом пространстве воздуха и света, которое помогло на краткий срок сбросить давление обстоятельств: не так, чтобы очень эффективно.

“Она ушла, Но слезы не прольются. Ушла. Иди. И не зови трубя. Нет, не хочу я в молодость вернуться, вернуться к дням, где не было тебя”

Гипертония ностальгического влечения неизлечима. Завтра Зойка очнётся (нет никого желаннее, ближе), будет страдать, каяться. Кто её поддержит, кто спасёт от депрессии, от пустоты отчуждения!

Красавица жена, пусть распутная, пусть порочная, слабая на передок (так и он в современных реалиях совсем не ангел, тоже отметился), не идёт ни в какое сравнение с женщиной, которая просто напросто соскучилась по интимной близости, которая в трудную минуту оказалась рядом.

Мучает Виталия лишь один вопрос — мужик он после всего этого или слабохарактерный предатель? И ещё один — что их на самом деле с Зойкой соединяет?

Мужчина трясся лицом к стене плацкартного вагона на второй полке и рассуждал: ведь скучал он не совсем по жене. Было нечто иное, чего объяснить уже давно было невозможно. Давно, очень давно, физическое присутствие Зойки в их совместной интимной жизни не было необходимым условием счастья.

Странно, да?

Без неё (мечта активно иллюзорна) он беседовал с фантомом жены сколько угодно и когда угодно (стоило закрыть глаза расслабиться), режиссируя самостоятельно ткань и цветные декорации эмоциональных диалогов, знал, что и когда она ответит, чем и как возразит.

С ней (той, из такой родной оптической голограммы) он был умиротворён и спокоен, заранее зная, чего она хочет, с чем может не согласиться (Виталлий в иллюзиях, где чувствовал себя уверенно, полностью контролировал Зойкино поведение).

Он любил, но давно уже не саму жену, скорее её обожаемый призрачный облик. Ей же (бестелесному фантому) доставлял в мечтах неземное удовольствие: для этого требовалась самая малость — закрыть глаза, с головой погрузиться в нирвану, взять власть над неприглядной реальностью… точнее, немного помочь руками и… получить удовольствие.

Всё хорошее, что даёт силу жить и надеяться, очень многим кажется негативом, пороком.

— Прости меня Ирочка! Я не смог справиться с собой. Но когда-нибудь… подожди, родная, я к тебе вернусь.

В рассказе использованы строки стихов Василия Фёдорова.

Не поверишь — я тоже

Сначала была мимолётная, нечаянная влюблённость: игривая, внезапная, пылкая, но немного странная, чем-то неуловимо напоминающая процесс курения отсыревшей сигареты и тщетные многочисленные попытки избавиться от ужасной как бы никотиновой зависимости.

Она вспыхнула (то ли внешность девушки поразила воображение чем-то необъяснимым, то ли удивительной глубины пронзительный взгляд проник слишком глубоко в душу, или ошеломила до степени невменяемости загадочная полуулыбка; теперь причину необъяснимого интереса не вспомнить) и потухла, потому, что не сумел вовремя выдумать повод для знакомства.

Так я воспринял факт неизбежного расставания после нескольких минут ментального контакта.

Искры электрических разрядов рассыпались и продолжили несанкционированно тлеть.

Я помнил, мог воспроизвести по кадрам те несколько минут, которые беспощадно или благосклонно изменили мою жизнь навсегда.

Провидение снисходительно похлопало меня по плечу, ловко провело рокировку логических связок, выстроив события в странную последовательность, позволившую нам не только ещё раз встретиться, а сделать шаг навстречу друг другу: робкий, застенчивый, пугливый.

Мои чувства разгорались, дым выедал глаза.

Она бессовестно кокетничала, соблюдая при этом слишком значительную дистанцию.

Прежде я не замечал за собой трепетной, до степени невменяемости, впечатлительности. В отношении с девушками я не был дерзок, но беспомощным себя никогда не чувствовал, знакомился довольно легко и покорял без особенных усилий.

С Ириной всё было не так. Я бежал к ней навстречу с распростёртыми объятиями, она ловко уворачивалась, но в качестве бонуса давала хрупкую надежду на новое свидание.

Мне и этого было достаточно.

Неразделённая любовь напоминает поведение брошенной, безжалостно преданной хозяевами, потом многократно обиженной, гонимой отовсюду собаки. Она голодна, дезориентирована, обессилена, жалобно поскуливает, ни на что уже не рассчитывает (это синдром выученной беспомощности, если хотите), но не теряет надежды на помилование.

Животное не требует, безмолвно, одними глазами просит сочувствия, капельку внимания, но на настороженную мольбу не обращают внимания… или намерено делают вид, будто поглощены чем-то иным, потому, что действительно равнодушны или опасаются последствий — вдруг необдуманная милость закончится неприятностями.

Ирина любила побеждать в поединке взглядов, но давала повод остаться наедине, иногда приглашала в гости в вечернее время.

Она разрешала участие в лирических диалогах, не позволяя при этом приблизиться к границе интимной зоны, хотя допускала и не раз довольно странные вольности. Могла, например, не стесняясь моего внимательного взгляда переодеваться. Полуодетой бежала выключить чайник из комнаты в кухню, безжалостно распространяя вокруг интенсивные греховные импульсы. Иной раз неожиданно довольно высоко приподнимала юбку, чтобы поправить сбившийся чулок, или запросто на голубом глазу спросить, какие трусики лучше одеть, — эти или эти?